Первая любовь - Страница 32

Бекки слегка пожала плечами.

— Что ж, и на том спасибо.

Уговаривать не собираюсь, мысленно добавила она.

Тем не менее, через день они вернулись к этому разговору, хотя в несколько неожиданном для Бекки ракурсе.

В середине дня, полностью одетая к выходу, сидя перед трюмо в своей спальне, Бекки подкрашивала ресницы, когда дверь отворилась, впуская Джилла.

Бекки отметила про себя тот факт, что, перешагнув порог, он остановился, не пошел дальше, как будто эта территория была для него заказана. Впрочем, Бекки не удивилась. Они с Джиллом по-прежнему продолжали спать в разных комнатах, и вечером он, скорее всего, не зашел бы сюда. Но сейчас был день, безопасное время.

Когда Бекки подумала об этом, в ее голове промелькнуло: боже правый, вот к чему все свелось! А как чудесно начиналось...

— Вижу, ты готова, — сказал Джилл.

— Почти. — Тронув помадой губы, Бекки закрыла тюбик и встала. — Осталось совсем немного.

— Что ж, тогда жду тебя внизу. Я хотел бы...

Бекки так и не узнала, чего хотел бы Джилл, потому что он вдруг застыл, глядя на нее. В его глазах было непонятное выражение.

Наконец-то ты обратил на меня внимание! — не без удовольствия подумала Бекки. Не зря я старалась.

Накануне она побывала в магазине и купила элегантное платье. Но не столько для того, чтобы отправиться в нем на открытие картинной галереи — где была представлена и ее работа, тот самый пейзаж, который она дописывала в Барнсмуре, — сколько ради Джилла. По большей части тот видел ее в джинсах и трикотажных топах, а ей хотелось блеснуть во всей красе, чтобы он понял: если захочет, она может выглядеть ничуть не хуже какой-нибудь модели.

И вот сейчас, увидев ее в новом платье, Джилл, похоже, утратил дар речи.

То-то же! — едва заметно улыбнулась Бекки. Видишь теперь, как ошибся?

Джилл шагнул вперед, глаза его поблескивали.

Казалось, еще минута — и он заключит ее в объятия, скажет что-то наподобие “Какая ты красивая!”, потом прильнет к губам... и ни в какую галерею они не поедут. Да и платье придется снять, потому что в постели оно только помеха.

Уголки губ Бекки уже дрогнули, готовясь приподняться в улыбке, но в этот самый момент Джилл сердито произнес:

— Почему ты так оделась?

Улыбка так и не появилась на губах Бекки, их уголки, вместо того чтобы подняться, наоборот, опустились, сама она нахмурилась.

— Неужели ты забыл, что я еду на открытие картинной галереи?

— Почему же, помню, — отрывисто бросил Джилл. — Но разве ты не могла одеться соответственным образом?

Бекки удивленно моргнула. Что это с ним? Неужели он не замечает нового платья? Или уже настолько не обращает на нее внимания, что, какую одежку ни натяни, ему будет все равно?

— Не понимаю тебя... По-моему, я именно соответственным образом и оделась. Все-таки открытие галереи — своего рода праздник.

— И ты собралась идти в этом?

Джилл вновь мрачно оглядел Бекки с головы до ног.

Уже совершенно ничего не понимая, она повернула голову и посмотрела на себя в зеркало.

Неизвестно, что имел в виду Джилл, но платье очень ей шло. Шелковое, такого редкостного темно-синего цвета, который был настолько интенсивен, что, казалось, жил собственной жизнью. Платье Бекки выбрала открытое — конечно, не настолько, как то, в котором была изображена на присланном неизвестным доброхотом снимке Пэм Смартли, но наподобие того. Впереди оно имело красивую драпировку, известную под названием “хомут”. Спускаясь мягкими складками, та образовывала довольно глубокое декольте. Руки Бекки были полностью обнажены, подол имел разрез, при ходьбе выгодно открывавший левую ногу выше колена. Дополняли картину черные туфли на шпильке и сумочка в тон.

Что он взбесился, не понимаю! — подумала Бекки с оттенком раздражения. И без того настроение в последнее время — хоть волком вой, а тут еще какие-то странные претензии...

Она взглянула на Джилла.

— Не мог бы ты выражаться яснее?

Тот сверкнул глазами.

— А ты не могла бы не отвечать вопросом на вопрос? По-моему, я ясно выразился!

Бекки пожала плечами.

— С твоей точки зрения — возможно. Но я не вижу логики. Спрашиваешь, собираюсь ли я идти в этом платье? Разумеется! Иначе, зачем надевала бы его? И вообще, что тебе не нравится, не понимаю...

— Это платье чересчур открытое, — сухо произнес Джилл.

Бекки не поверила собственным ушам. Вот, оказывается, в чем дело! Впрочем, все равно непонятно — Джилл вдруг превратился в блюстителя нравственности? С каких пор?

— Почему чересчур? Просто открытое, и все.

— Хорошо! — процедил Джилл. — Не придирайся к мелочам! И прекрати валять дурака, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

Ноздри Бекки гневно раздулись.

— А вот тут ты ошибаешься, я пребываю в полной растерянности. Мне еще никогда не доводилось слышать подобной чуши. Подозреваю, что ты и сам до конца себя не понимаешь.

Последняя фраза содержала двойной смысл, но Бекки уже было все равно. Возможно, пора открыть карты?

— Ошибаешься, солнышко, со мной все в порядке, — медленно произнес Джилл. — А вот с тобой явно что-то не то. И началось это с того момента, как тебе вздумалось перед самой свадьбой укатить на пленэр!

О, началось... Что-то давненько не было об этом речи. Даже сложилось впечатление, что Джилл осознал тщетность своих претензий и отказался от мысли требовать от нее принесения профессии в жертву семье.

— Допустим, но при чем здесь мое платье?

— Притом! Вот скажи, зачем ты так оделась?

Бекки вздохнула.

— Чтобы отправиться на открытие новой галереи. Где, кстати, выставлена моя новая картина. Та самая, ради завершения которой я выезжала на пленэр!

Все это Джилл пропустил мимо ушей. Качая головой, он произнес:

— Не старайся, с толку меня не собьешь. Я вижу тебя насквозь.

У Бекки неожиданно лопнуло терпение.

— Насквозь, говоришь?! — воскликнула она. — И что же такое ты видишь? Расскажи мне, неразумной, а то я все никак не уловлю сути твоих намеков!

— Ох, только не нужно притворяться, — поморщился Джилл. — Даже слушать неловко, ей-богу.