Первая белая книга "На пути в неизвестность" (СИ) - Страница 64

— Все хватит, пошли прочь. Ходвик перебинтуй меня на скорую руку и тоже проваливай, — пьяный взгляд учителя стал совсем хмурым и он, сделав глубокую затяжку табачным дымом, уставился на замершего на входе Салли, продолжив: — Тебя это тоже касается, пошел вон! И чтобы не подслушивать, а то знаю я тебя…

Так, я и учитель молча сидел друг против друга, дожидаясь, когда Ходвик закончит со швами на плече и забинтует рану, наконец-таки оставив нас наедине. Как только дверь затворилась, и мы оба услышали гул удаляющихся шагов по коридору, Серо улыбнулся мне и проговорил:

— Представляешь, Тильда вернулась. Вот так просто вернулась ко мне, рыдала как девчонка, глядя на то, что от меня теперь осталось!

— Да будет вам учитель, вы живее всех нас вместе взятых. Я уверен… — учитель поднял свою руку, своим жестом давая мне понять, что я должен заткнутся.

— Давай лучше вернемся к моему обещанию. Я не знаю, как лучше сделать, как рассказать, но попытаюсь донести до тебя именно так, как просил меня об этом твой отец.

«Когда в первый раз его увидел, ему было не больше чем тебе сейчас. У него не было одной руки, аж до самого предплечья и вырвана почти полностью нижняя челюсть. Красивый русоволосый мальчишка, без руки и с изуродованным лицом, которой и говорить то толком не мог, продолжая рыдать дни на пролет. Тогда в тот самый момент, когда его в первый раз увидел, во мне что-то сломалось. Я сделал, как по мне, тогда самую большую глупость, о которой я теперь несколько не жалею. Мне стало его жалко, не знаю я никогда не испытывал такого чувства раньше, то в тот момент это была именно оно. Мое чутье мне подсказывало что мальчишка был силен и духом, и телом. Просто в какой-то момент он потерял веру в самого себя, мне даже было страшно спрашивать у него что же с ним приключилось. Я просто его оставил при школе и начал учить. Уже тогда, впервые дни фехтуя только одной рукой, он знал уже многое, научившись этому не у меня. Я лишь дал ему маленькую надежду, возможность приносить пользу и конечно же, попытается поверить в то, что он сможет только лишь одним своим желанием вернуть себе, как и облик, так и руку. Сейчас, когда ты уже можешь заставлять свой меч светится ты понимаешь, я надеюсь на это, что понимаешь меня. Что твои желания что-либо изменить, если они очень сильны непременно сбудутся, стоит тебе только приложить к ним силу с правильной стороны и поверить в нее. Твой отец поверил моим словам, да и что ему оставалось? Он жаждал этого, больше всего на свете и однажды он смог этого добиться. Его безграничное упорство и способности, впитанные вместе с молоком его матери, принесли хорошие плоды. Вернув себе облик и руку, только лишь одним своим желанием, создав их своим воображением он вернулся к нормальной жизни. Став просто еще одним из моих бывших учеников, научившим меня, нет поверившим, скорее заставившим меня поверить в то, что я могу сострадать к людям, испытывать жалость, верить в то, что даже у такого жалкого урода, каким он мне показался на первый взгляд, тоже может все получиться. Он стал мореходом, браконьером, называй, как хочешь, но он был лучшим морским волком, каких я только знал. На этом бы вся эта история и закончилась, если бы однажды, он не появился на пороге моей школы с тобой на руках. Его силы были на исходе, толи болезнь, толи проклятье. Я не знаю, он не дал себе помочь, просто взяв с меня обещание, во чтобы то не стало, выучить тебя и когда ты будешь готов, наставить тебя на путь и дать тебе следующую цель, на твоем долгом пути в неизвестность. Я помню, как его голубые глаза светились счастьем, хотя черная хворь, что была на его теле пульсирующими язвами съедала его изнутри. Я сделал выбор, оставил тебя себе, пообещав все сделать как он мне велел.»

— Учитель скажите мне как его звали? — я был ошарашен его рассказом и мое сознание требовало больше информации, гораздо больше.

— Извини, я так увлекся, что совсем забыл тебе сказать его имя. Киль сын Торина, так он себя называл… — Серо прикрыл свои глаза руками и скорчившись от боли принялся искать возле стола на полу кувшин с вином:

— Да где же это проклятое вино? Ах вот же…

— Я понимаю, ты хочешь узнать гораздо больше… — он налил из кувшина в кружку и довольно облизнувшись сделал небольшой глоток, продолжив только после этого:

— И у меня есть кое-что для тебя. Подарок, напутствие, сейчас ты сам все увидишь.

Серо, поднявшись с кресла и прихрамывая на левую забинтованную ногу, отправился к полкам возле стола над которым висела карта города. Он долго копался среди книг и пергаментов, пока не нашел небольшую шкатулку, из которой он выудил письмо и кулон на серебряной цепочке. Глядя прямо в мои удивленные глаза, учитель аккуратно подал мне письмо, даже немного поклонившись, добавил:

— Твой отец так и не сказал мне кого же числа ты родился, поэтому я хочу, чтобы именно сегодня тридцатого августа был твой пятнадцатый день рождения! Если ты не против, то это письмо и кулон станут моим тебе подарком…

— Спасибо, — не скрывая нахлынувших слез, ответил я: — Конечно же я согласен, учитель!

— Возьми письмо и успокойся. Прочти его, оно ответит на твои вопросы. Если уж не на все, то точно на многие! — Серо махнул мне рукой приказывая читать, а сам, положив кулон на стол, сел в свое кресло принявшись снова забивать трубку табаком.

Я, выудив из конверта письмо и развернув, принялся читать его вслух, изредка останавливаясь и рыдая. Учитель ничего мне не говорил и не запрещал потоку моих слез вырваться наружу. Я видел, что он переживал не меньше моего.

«Мой дорогой мальчик, Лад. Раз ты читает эти строки, то меня больше нет в живых. Я уверен, что мастер Серо очень хорошо тебя воспитал и обучил всем премудростям оружейного дела. Я надеюсь, что только теперь ты задаёшься вопросом, где все эти годы пропадал твой отец. Старый морской волк Киль, изуродованный своей собственной матерью и до самых костей пропитавшийся ромом, теперь, где-то на самом дне, кормит крабов в заливе Мертвого моря. Ты можешь меня смело обвинять в трусости, но подумай сам. Чему тебя мог научить однорукий и практически немой бродяга контрабандист, коим я и являюсь. Я оставляю тебе двадцать серебряных монет и этот кулон, который достался мне от моей матери. Мой дорогой мальчик, ты так похож на нее, на мою мать, что это так ужасно и прекрасно одновременно, и поэтому я хочу, чтобы ты сделал подарок своим единственным родственникам, которые остались. Они живут в непроходимых болотах на юге империи Заметания, на топях, что граничат с древним эльфийским лесом. Пусть это будем моим последним желанием. Лад ты должен найти своих родственников, моих родных братьев, ведь они должны обязательно узнать, что у них есть племянник. Попав в те края тебе всего-то нужно будет поспрашивать Хозяина Стрэга. Поверь, работорговля не самое плохое дело Лад, мои братья одни из лучших в том, что касается охоты на живой товар. Думаю, ты и сам во всем быстро разберёшься. Ах да, самое главное, обязательно покажи Стрэгу мамин кулон и слушайся его так, как слушался мастера Серо, теперь, он самый старший из братьев. Я люблю тебя мой мальчик и всегда буду любить, помни об этом, глядя на кулон и никогда не забывай, ты единственная надежда нашего проклятого рода!»

Подпись Киль сын Торина.

Я не знал, как мне еще реагировать на все это и просто рыдал, а мой учитель, глядя на меня молча пил вино, в ожидании того, когда же я успокоюсь.

— Ну хватит… Хватит! А то разревелся, как девчонка. Прекращай давай, тебя же теперь ждут великие дела! — учитель улыбнулся мне, снова скорчившись от боли и устало откинувшись в кресле назад, снова уставившись в потолок.

— Извините, мастер Серо.

— Да ничего. Любой бы зарыдал… — мастер снова курил и пялился в потолок.

— Вы же мне поможете? Я один точно не доберусь до Заметании? Я, Астории то совершенно не знаю. За городом никогда не был, да и в Мертвое море никогда не ходил? Куда я без вас учитель? — я глядел то на письмо, то на устало смотрящего в потолок учителя.