Перст судьбы - Страница 11

Разрезав испеченный ею сухой шоколадный торт на ломтики и положив на каждый ложечку мороженого, Андреа попросила Диану поставить сладкое перед каждым гостем. Больше не было повода оставаться на кухне, и она понесла в гостиную поднос с фруктовым соком, после чего нашла стул как можно дальше от Гастингса и присела со стаканом в руках. Андреа живо включилась в обсуждение фильма, а Лукаса словно бы не замечала.

Это длилось недолго; говоря, видимо, от лица всей группы, Мелани Холл сказала:

— Мы вас ждали, пастор. Среди нас есть мужчина, очень застенчивый, он просит вас официально его представить. Говорит, что это вы вдохновили его на посещение церкви в нашем приходе.

Андреа чуть не поперхнулась соком; он потек на обитый розовым вельветом стул, взятый напрокат у Мейбл. Застенчивый! Ничего себе шуточки, беспомощно сказала она себе, пока промокала стул салфеткой. И не поднимала глаз на Лукаса, боясь, что скажет ему все, что о нем думает, прямо сейчас.

— Возможно, пастор не решается оскорбить мои чувства, — сказал он, заполнив неловкую паузу. Она взглянула на него, но выражения лица не поняла: он смотрел в сторону. — Загвоздка в том, что последние полгода я провел в федеральной тюрьме Ред Блаф, куда был заключен за мошенничество.

Теперь все внимание было приковано к Гастингсу: слишком откровенным было его заявление. Андреа жаждала услышать, что он не совершал преступления. Но он молчал.

Ее поразила его прямота и то, что он не спешит оправдываться. И в то же время его слова заставили ее сжаться, закрыться, как это делают некоторые цветы с заходом солнца. А может, он скажет, что в самом деле виноват?

— Но вы ведь отдали деньги акционерам и все неприятности позади? — спросил Арнольд Лемс. Ему самому пришлось несколько лет назад объявить себя банкротом; он нашел другую работу и сейчас очень медленно, с трудом расплачивался со своими кредиторами.

Все так же сидя на стуле, Гастингс наклонился вперед и сцепил руки перед собой.

— Я никогда не забуду того, что я там пережил. Но я отсидел свой срок и теперь хочу жить нормальной жизнью.

Он говорил серьезно, и Андреа почувствовала: она вслушивается в звуки его бархатного голоса так, словно от него зависит ее жизнь.

— Есть одна цитата, которая мне запомнилась с детства, — продолжал Гастингс. — «И был я брошен в темницу, и ты навестила меня там». Я давно ее забыл, но вспомнил, когда к нам в тюрьму приехала пастор Мейерс.

Слушатели согласно закивали головами. Андреа посмотрела на него, не поверив. Их взгляды встретились, и на миг им показалось, что они в комнате одни.

— После ее проповеди, — продолжал Гастингс, — я попросил у часового разрешения поговорить с ней, но боюсь — в разговоре я позволил себе кое-что лишнее, точнее говоря — непростительное. Да и вел себя так, что мог получить большие неприятности, например, попасть в тюрьму более строгого режима. Однако пастор меня спасла. — Он снова посмотрел ей в глаза. — Никогда не забуду, как она меня утешила в трудный час.

Андреа припомнила некоторые, самые пикантные подробности этого «утешения», и ее снова бросило в жар.

— Сможете ли вы поверить, что до сих пор в моей жизни не было ни одного человека, который бы так самоотверженно меня защищал?

На глаза Анди навернулись слезы; судя по тишине, наступившей в комнате, все присутствовавшие были растроганы не меньше. Его речь была такой искренней, он раскрывал перед ними душу.

— Вполне поверим, — сказал Арнольд срывающимся голосом, — ничего в этом нет удивительного, все знают, что у нашего пастора золотое сердце.

Мелани вздохнула очень жалостливо, наверно выражая настроение всех, кроме Мейбл, которая всегда ухитрялась выглядеть злой на весь мир, а что она думает — было неясно.

— Спасибо, Лукас, теперь мы кое-что о вас знаем, — продолжил Арнольд. — А каковы ваши планы на будущее?

Андреа никому бы не созналась, что ее мучает тот же вопрос и еще множество других.

— Не все знают, — ответил Гастингс, — что человеку, отсидевшему по такой статье, как я, запрещается заниматься финансовой и биржевой деятельностью в течение ближайших пяти лет.

— Значит, вы сейчас безработный? — ахнула Диана.

— Совершенно верно.

Мейбл выпрямилась на своем стуле.

— Я думаю, после отсидки в тюрьме вам будет трудно найти работу.

Анди покоробило это полное отсутствие такта, даже простого сочувствия другому человеку.

Лукас пристально посмотрел на пожилую матрону.

— Пока не могу сказать ничего определенного, но я продумываю некоторые возможности.

— Хозяин бакалейной лавки недалеко от моего дома ищет кассира, — вмешался Реди Ормсби. — Я понимаю, это слишком далеко от того, что вы до сих пор делали, но если у вас совсем нет денег — это выход из положения. Если хотите, я замолвлю за вас слово.

Предложение словно бы прорвало плотину: все наперебой стали вспоминать, где он может найти работу. Они не знают, думала Андреа, что с работой ли, без нее Лукасу есть на что жить, и при этом очень даже неплохо.

— Благодарю вас за ваши предложения, — искренне сказал Гастингс, посмотрев в глаза каждому из присутствующих. — Если из моих планов ничего не выйдет, я обращусь к вам.

— Пастор Мейерс помогла нескольким членам нашей общины найти работу, — сказал Арнольд. — Она же устроила меня на мою нынешнюю должность и поручилась за меня.

Лукас снова взглянул на Анди. Ее нисколько не удивило сочувствие, проявленное по отношению к нему: он заставил их слушать себя затаив дыхание.

— Пастор Мейерс вместе со священником Ейтсом уже сделали очень много для меня, — продолжал Гастингс. — Они взяли меня на работу, я буду тренером по волейболу в команде вашего прихода.

— А у вас есть нужные навыки? — спросила Мейбл агрессивно.

— В тюрьме я играл в волейбол каждый день, — спокойно ответил Лукас, — не говоря уж о том, что студентом Принстонского университета я был капитаном двух команд — волейбольной и баскетбольной.

Это заявление поставило Мейбл на место, и она больше не возражала. Андреа почувствовала, что ей нужно как-то разобраться со своими переживаниями; вскочив с места, она стала собирать тарелки и бокалы. Она поняла, что до этого вечера знала Лукаса Гастингса очень мало, она видела всего лишь верхушку айсберга над водой. Сегодня ей словно бы позволили заглянуть в таинственную глубину и увидеть весь монолит. И надо сказать — он привел ее в восторг, несмотря на сомнения, терзавшие ее раньше.

Нед вошел на кухню вслед за ней.

— Все собираются уходить, но мне хотелось бы остаться и помочь с уборкой. Не возражаете?

Андреа ждала этого предложения и уже собиралась сказать, что справится одна, когда за спиной Неда увидела Лукаса, тоже нагруженного посудой и салфетками.

— Извините, сейчас у меня деловая встреча с пастором, — сказал он, — я договорился еще утром, через секретаря.

Андреа снова пришла в изумление: какая наглая ложь! И это тот самый человек, который несколько минут назад убедил всех, и ее в том числе, в своей честности, открытости и даже ранимости!

— Ну что ж, в другой раз, — сказал Нед с недовольным лицом и исчез из кухни.

Андреа проскочила мимо Лукаса, проигнорировав его снисходительную улыбочку: ей хотелось утешить Неда. Но едва она вошла в комнату, гости стали благодарить ее за интересный вечер, а когда со всеми распрощалась, Неда и след простыл.

— Наконец-то мы одни, — услышала она, — я думал, они никогда не уйдут.

Андреа обернулась в панике. Чтобы унять нервную дрожь, она стала собирать складные стулья. Лукас стоял слишком близко, непредсказуемый, как всегда, и, как всегда, невероятно привлекательный. Легкий голубой костюм и галстук с шотландским рисунком удивительно ему шли, казалось, тюремное заключение ничуть не убавило его утонченности и силы. Но что было хуже всего — его вид и физическое присутствие так возбудили ее чувственность, что она уже не могла бы ответить, кто он и зачем здесь.

— Затем же так резко о людях, которых вы только что растрогали до слез? — возмутилась Андреа.