Perpetuum mobile (Гроза над Миром – 2) - Страница 19

– Поэтому, если природные условия неизменны, то численность всех видов – постоянна. Все давно утряслось, устаканилось.

– Гениально. Ради этого ты исписал три страницы?

– Но численность человечества продолжает расти.

– Люди – не животные!

– Да, конечно. Человек – единственное животное, способное приспособить природную среду для своих нужд. В результате та же самая ниша прокормит больше народу. Степень этого приспособления назовем «уровнем технологии». Земледелие, города, механизмы…

– Даже это понятно. НУ И ЧТО?

– Численность людей прирастает пропорционально технологии. А технология, в свою очередь, растет сообразно количеству людей – чем их больше, тем больше найдется светлых голов, с умными мыслями. Решение такой системы – гипербола. Та самая, что поставила Яна в тупик.

Наташа задумалась, потом тихо сказала:

– Выходит, ты нашел ответ. Нашел, когда задавшего вопрос уже нет в живых.

– Может, это и хорошо. Его бы такой ответ не обрадовал. Не имей люди разума, первобытное стадо так и жило бы в гармонии с природой, не плодясь сверх дозволенного ею.

– Сколько?

– Их было бы?.. Эти уравнения не дадут ответа. В них заранее предположена равновесная численность для каждого момента времени. Надо взять…

– Из твоего гениального труда? Мальтузианское уравнение?

Она подозрительно много обо мне знала.

– Точно. Вышло бы что-то вроде миллиона особей. Жить им припеваючи тысячи тысяч лет…

– Долгое-долгое существование. Бессловесных, бессмысленных, тупых скотов. А я вот счастлива, что я – не особь, могу думать, чувствовать, осознавать мир вокруг себя. Любить. Ненавидеть. Радоваться и страдать; осознавать, что я – есть.Ты не согласен?

– Согласен. Так скажет каждый из живущих на земле людей.

– И все мы заплатим за это. За право быть людьми. За отчаянный и безнадежный наш подъем. За лестницу в небо… Как думаешь, сколько еще осталось? Всем нам? Человечеству.

– Не больше ста лет, если уравнения верны.

– А они верны?

– Этого не знаю. Знаю то, что за свою недолгую карьеру математика я ни разу не ошибся.

В свете двух лун ущелье выглядело царством ужаса. Изрытое, каменистое русло, уже без воды, с черными провалами трещин. Темные, неровные, слоистые стены, с прожилками белых пластов – игра освещения складывала их рисунок в разные, прихотливо меняющиеся фигуры. Минуту назад я видел нацеленное в нас копье, а сейчас – череп. Огромный, он скалился в злобной ухмылке. Давайте, давайте, детки – шебуршитесь, дергайтесь. Вам осталось недолго.

Сколько именно, я подсчитал. Сутки, потому что наш кондиционер окончательно сдох. «На улице» в это время было +59. Через час нам пришлось выбирать: задохнуться или изжариться. Когда я открыл люк, показалось, что лезу в печку. Ну, я был готов. Одежда (теперь такой же пустынный костюм, как у Наташи) – обильно смочена водой, голова укрыта капюшоном, дышал я через влажную повязку. На плече свернутый бухтой резиновый шланг – с ним я проковылял до ближайшего углубления в обнажившемся речном дне, где еще стояла вода. Выполнив миссию, вернулся, уже налегке. Без сил и исходя потом.

Оставшееся до заката время мы периодически забирали воду из священной лужи, пользуясь ручным насосом. Для чего? Одежда должна быть мокрой и испарять влагу. Что в итоге дает охлаждение. Сами понемногу, но часто пили эту же воду, процеженную через фильтр и с добавкой обеззараживающего снадобья. Аналогичного тому, которым потчевала меня Наташа во время моей болезни. Слава доктору Гаяру. Как странно: зло, творимое им, обернулось добром. Хотя бы для нас двоих.

К заходу солнца мы устроились на крыше машины, чтобы дать одежде высохнуть. Нагретые за день стены ущелья еще долго будут отдавать тепло. Но к утру сильно похолодает. А пока мы воспользовались возможностью перевести дух. Одна за другой взошли Мина и Обо, и призрачный свет дальней луны вкупе с золотым сиянием ближней создал впечатляющую картину. «Грешники в преддверии ада». Пора облегчить души покаянием. Только не для меня это занятие. Я никому ничего не должен и не перед кем ни в чем не виноват.

– Что такое страдание? – вдруг спросила Наташа, оторвавшись от разглядывания звездного неба.

– Болезнь. Война. Что ж еще?

– Война – это просто: пришел, тебя убили и – до свиданья. А если тебя убивают каждый день? Представь.

– Не представляю. Кто? Зачем?

– Людская подлость. Злоба. Зависть…

Кажется, сейчас начнется плач в жилетку. Я сказал:

– Не бери в голову. Если от каждой собаки отбиваться…

– То до цели не дойдешь. А ты – добился, чего хотел? В чем твояцель?

– …

– Ты жаждешь отодвинуть от власти одну почтенную леди. А, может, черт с ней? Может, ты так же, как многие, пострадал от несправедливости и теперь гнев твой ищет выхода? Кто-то в такой ситуации пишет кляузы, кто-то пьет горькую, а тебе… Тебе этого мало. Ты – своеобразный человек. Талантливый. Мне нравятся многие твои мысли…

Я оборвал хвалебную оду в мой адрес:

– Ната! Революция на Острове отложена до моего… нашего возвращения. Как нам выбраться из этой каменной жопы – над этим я работаю.

– Извини. У меня вредная привычка – треп разводить. Никак не могу избавиться.

«Не далее, как завтра мы будем избавлены от всех вредных привычек».Я прогнал гадкую мыслишку подальше.

Наташа придвинулась ближе. У нее интересная манера сидеть, подтянув колени к подбородку и обхватив лодыжки руками. Вроде бы она рядом, но впечатление полной закрытости.

– Как твое хозяйство? – повторила она недавний нескромный вопрос.

– Не для быстрых танцев… – снова отшутился я.

– Мы – не торопясь. Давай, пока еще тепло.

Она раздевалась медленно, чтобы во мне тоже успел разгореться огонь.

Я проснулся до рассвета, разбудил Наташу. Завтракали молча. Поели тушенки из здоровенной самоподогревающейся банки, жир растаял, и этот бульон мы тоже выпили. Выбрались наружу. Рукотворная (ли?) плотина впереди смутной громадой проступала сквозь туманную дымку. Она скоро рассеется.

– Жди меня здесь, – сказал я Наташе и отправился на правый берег, прыгая по камням. Путь этот наметил еще вчера.

Шершавый камень хранил древний отпечаток какого-то ракообразного. Я вспомнил утверждения, что еще не обнаруживалось человеческих останков старше тысячи с небольшим лет. В природе Мира ясно читаются следы миллионнолетней эволюции. Но переходное звено от животных к человеку напрочь отсутствует. Следовательно, человек возник и создал свою первую цивилизацию не на этой планете? Ян… Ян… Больше мне не спорить с тобой.

Задрал голову. Отвесная стена, казалось, готова была опрокинуться на меня. Поплевал на ладони, форсу ради и начал карабкаться наверх.

Это оказалась не такая уж невыполнимая задача. Выветренные слои чередовались с выступавшими наружу более твердыми – вот по этой гигантской лестнице в небо и полз жук по имени Одиссей Гор. Через полчаса одолел треть пути – здесь должен быть широкий уступ, на котором я наметил себе передышку. Усердно пыхтя (а вы не устали бы?), взобрался на каменную полку.

Оставшийся путь описывать не стоит. Мои мысли и переживания? А не было. Одни врожденные двигательные инстинкты. Управляются бессловесной штукой, называемой «спинной мозг». Однажды я чуть не сорвался, но, метнувшись в сторону, поймал руками новую опору. Я не знал, что она там есть – знала моя жопа.

Настал момент, когда вместо камня моя ладонь ощутила бугристый, толстый древесный корень… Значит, я почти выбрался! Еще минута и я растянулся ничком на земле, покрытой короткой, шелковистой травой. С наступлением жары она побуреет и завянет, чтобы к следующему рассвету выпустить новые свежие ростки.

Встал, размотал с пояса кабель с антенной и зашвырнул на ближайшее деревце. Извернувшись, словно змей, кусающий себя за хвост, снял притороченный к спине переговорник. Беда с этими «портативными» рациями, может когда-то они станут карманными – не при моей жизни. Позвал: