Перо фламинго - Страница 87

– Ну-с, господа! Прошу вас не выражать своего негодования и раздражения, – следователь прошелся по комнате широкими шагами. – Тем более, что я обещаю вам, что скоро, очень скоро, как я надеюсь, все разъяснится.

– Вы хотите сказать, что напали на след убийцы? – очки Когтищева хищно сверкнули.

– Я сказал, что все разъяснится, – мягко повторил Сердюков и сделал еще несколько нервных шагов по просторной гостиной дома Соболевых.

Перед ним в гостиной на стульях и креслах расположились Когтищев, Зоя Федоровна и Аристов. Ожидали еще и Серафиму Львовну, но она все не спускалась. Одиноко в самом дальнем углу серой мышью забился Северов. Соболев не принял его, да профессор и вовсе не принимал никого, только следователя, он и жену видел всего один раз, после похорон сына. А так – заперся и с внешним миром общался через старого камердинера, который охранял покой господина, как верный цепной пес.

Явившегося Северова встретили настороженно и холодно. Шутка ли, полиция гналась за ним по всей империи. Везли под конвоем из Одессы! После Петиной смерти бог знает, что в голову приходит. А вдруг, и впрямь душегуб, вурдалак? Мышей сушил, ихневмоновы отходы собирал?

В комнате было светло, просторно и как-то неуместно нарядно. И богатые бархатные шторы, и веселая обивка мебели, и светлые обои на стенах – все нынче коробило взор. Хоть выноси все разом, да застилай черным крепом.

Зоя крепко сжала руку брата. Снова он единственный, что оставалось у неё в жизни. Он ответил ей дружеским пожатием, и ей стало стразу спокойней. Ну, может, хоть теперь-то он оставит свою безумную идею путешествия? Неужели он бросит её одну в этом жутком доме, с этой страшной семьей, которая ей всю душу вымотала! А ведь она вступила в эти стены, как в храм. Она боготворила их всех! И вот теперь кто-то из этих людей убил её ненаглядного Петю!

– Зоя Федоровна! – донесся до её слуха резкий голос следователя. – Потрудитесь вспомнить тот день, который предшествовал началу болезни вашего супруга. Ведь вы все тогда находились на даче?

– Да, – вяло ответила Зоя, плохо соображая. – Я припоминаю, что, кажется, мы обедали. А потом пошли… да, да… Пошли купаться на реку. Я, Петенька, – она всхлипнула, – Викентий Илларионович, и брат. Позже, много позже, пришел Лавр Артемьевич.

– Что происходило по пути?

– По пути? – удивилась вдова, – ничего не происходило, мы просто шли и разговаривали.

Она умолкла. Потому что ясно, как будто она вновь увидела это наяву, перед нею по лесной тропе бежал, смеясь, Петя, и солнечные блики путались в его шелковых кудрях.

– Егор Федорович, быть может вы в состоянии припомнить содержание разговора? – продолжал настаивать полицейский.

– Трудно вспомнить, коли речь шла о пустяках, – хмуро ответил Аристов. – И вообще, позволю себе заметить, что именно пустяками вы сейчас и занимаетесь. Разве можно вспомнить пустяшный разговор компании летом, на даче, да по дороге на купание! Что-то о деревьях, траве говорили, джунглях…

– Какой траве? – насторожился Сердюков.

– Бог её знает, какой, высокая такая, сродни дереву. Вот, Викентий Илларионович тогда сказал, что господин Северов, в силу своей эрудиции, может знать, что это за трава.

– А… – тихо протянул из своего угла Северов, который до этого и не шелохнулся. – Знаю… да, я знаю…

Следователь удовлетворено кивнул, но на этом допрос не закончился.

– Зоя Федоровна, не сочтите меня извергом, что снова мучаю вас расспросами, припомните еще подробности того купания. И всего, что последовало дальше.

Аристов погладил сестру по руке, желая её ободрить. Она вскинула подбородок и попыталась взять себя в руки.

– Потом Викентий Илларионович ушел к жене. Ей, по обыкновению, – Зоя не смогла удержаться от язвительных нот, – стало дурно. Мы втроем пришли к реке, и Петя вместе с Егором стали купаться. Я сидела на берегу и любовалась ими. Тогда я была счастлива, потому что у меня был изумительный муж и обожаемый брат! Мы пробыли там долго, почти до сумерек. Не хотелось уходить, потому что близилось расставание с Егором. Затем пришел Лавр. Когда это было, Лавр Артемьевич?

– Еще солнце жарило вовсю. Я тоже купался, – сухо дополнил рассказ Зои Когтищев. Следователь обратил внимание, что он был весь настороже, весь собран, как зверь в засаде.

– Потом пошли обратно на дачу, – монотонно продолжила Зоя.

– Все вместе? – уточнил Сердюков.

– Да… то есть нет! Нет, вспомнила! Петенька, когда хотел одеваться, уронил сорочку в воду. И намочил её, оттого и пошел вперед, желая переодеть мокрое поскорее. Расстроился, рассердился на себя, потому что именно я ему подарила эту шелковую сорочку. Ему и Егору. Одинаковые, совершенно одинаковые, даже в плечах, и в вороте, ведь Петя в последние полгода так возмужал и стал широк в плечах, совсем как брат, – добавила она с грустью и гордостью одновременно. – Мне так хотелось, чтобы мои дорогие мужчины были в одинаковых сорочках. Они такие пестренькие, веселенькие, летние! Словом, Петя вперед, мы с Лавром следом, а Егорушка поотстал, пришел позже.

Следователь вопросительно посмотрел на Аристова. Тот раздраженно пожал широкими плечами:

– Сантименты, знаете ли, собирался надолго покинуть Отечество…

– Хорошо, вернемся в дом, – деловито продолжил Сердюков. В его голосе слышалось возбуждение, которое, вероятно, ощущает охотник, когда видит, что добыча уже у него в руках. – Что было потом, только подробно, умоляю, подробно, каждую мелочь, каждый шаг!

– Да ничего особенного! – удивилась Зоя. – Пришли, да попили чаю. Вскорости Егор уехал. Я не спала долго, все переживала, что неизвестно, когда его увижу. Но проснулась рано, потому что Петеньке захотелось гулять спозаранок, до завтрака. Гуляли, а потом все и началось.

– Погодите, Петр Викентьевич вечером, накануне, в мокром сел чай пить?

– Помилуйте, господин следователь, за кого вы меня принимаете? – всплеснула руками молодая женщина. – Да как же можно, за стол, в мокром! Я же толкую вам, что сорочки были совершенно одинаковые, и что Петя расстроился из-за пустяка. Ему хотелось именно в моем подарке щеголять. Я поднялась в комнату брата, взяла там его сорочку, а Петину приказала горничной стирать, утюгом горячим гладить и сушить.