Перевозчик - Страница 4

— С овцами из Видены. Третий сказал:

— Будет голов пятнадцать.

Они поднялись все разом и спрятали трубки в карманы.

Донна Лаура впала в какое-то внутреннее оцепенение. Слезы застыли у нее на ресницах. Она утратила ощущение реальности. Где она находится? Что ей здесь надо?

Паром легонько ударился о берег. Овцы, испугавшись воды, прижались друг к другу и заблеяли. Пастух, перевозчик и его сын помогали им сойти с парома. Очутившись на берегу, овцы сперва побежали, потом остановились и снова начали блеять. Несколько ягнят подпрыгивали на длинных кривых ножках, стараясь добраться до материнских сосцов.

Выгрузив овец, Лука Марино закрепил паром и стал, медленно и широко шагая, подниматься по крутизне берега к саду. Это был человек лет сорока, высокого роста, худой, с красноватым лицом, уже лысеющий на висках. У него были неопределенного цвета усы и жидкая клочковатая бороденка на щеках и подбородке, немного мутные глаза без живой искры мысли, усеянные красноватыми жилками, как всегда бывает у пьяниц. Из-под расстегнутой рубашки виднелась волосатая грудь, голову покрывал засаленный берет.

— Уф! — вырвалось у него, когда он дошел до навеса и остановился, расставив ноги и отирая ладонью потный лоб.

Он прошел мимо пассажиров, не взглянув на них. Все его движения и повадки были неуклюжие, почти грубые. Огромные руки с толстыми, набухшими жилами, руки, привыкшие к тяжелому веслу, были для него словно помехой, беспомощно свисая по бокам и болтаясь на ходу.

— Уф! Пить-то так хочется!..

Донна Лаура точно окаменела: она стояла молча, почти ничего не сознавая, утратив всякую волю.

Так это ее сын! Это ее маленький сынок!

Беременная женщина с уже постаревшим телом, обезображенным тяжелой работой и частыми родами, принесла мужу стакан вина. Тот выпил его, не отрываясь, вытер губы тыльной стороной руки и прищелкнул языком. Потом бросил резким голосом, точно ему трудно было снова приниматься за работу:

— Пошли!

С помощью своего старшего сына, коренастого паренька лет пятнадцати, он подготовил лодку к отплытию, проложив от борта ее к берегу две доски для пассажиров.

— Ну, синьора, чего ж ты не садишься? — спросил старик, видя, что донна Лаура молчит и не двигается с места.

Донна Лаура машинально встала и пошла за стариком, который помог ей войти в лодку. Зачем она села в нее? Зачем она переправлялась через реку? Она не думала об этом, не рассуждала. Внутреннее потрясение было так сильно, что разум ее словно застыл, оставалась только одна мысль: это ее сын. И мало-помалу она стала ощущать, как в ней что-то умирает, исчезает, как в голове ее образуется какая-то пустота. Она ничего уже не понимала, она видела, слышала, но как бы во сне.

Когда старший сын Луки подошел к ней получить плату за перевоз еще до того, как лодка отчалила, она не обратила внимания. Мальчик подбросил в руке деньги, полученные от другого пассажира, и повторил свои слова погромче, решив, что синьора туговата на ухо.

Она увидела, как двое других суют руку в карман, чтобы достать деньги, вспомнила, что надо заплатить, и сделала то же самое. Но она дала больше, чем следовало.

Мальчик попытался объяснить ей, что сдачи у него нет. Она не поняла. Тогда он с лукавой усмешкой взял все, что она дала. Все кругом хитровато заулыбались, как всегда делают деревенские люди, заметив, что кто-то кого-то обманул.

Один из них сказал:

— Что ж, поедем?

Лука, занятый вытаскиванием якоря, толкнул лодку, и она мягко скользнула по клокочущей воде. Берег, казалось, убегал вдаль со своими камышами и тополями, изгибаясь как серп. Солнце заливало реку пламенем, уже слегка склоняясь к западу, откуда поднималась лиловатая дымка. На берегу показалась кучка людей, размахивавших руками: то были нищие, дразнившие идиота. Порою ветер доносил обрывки слов и смеха, похожие на всплески волн.

Гребцы, обнаженные до пояса, гребли изо всех сил, ведя лодку против течения. Донна Лаура видела загорелую дочерна спину Луки с выступающими лопатками: по ней струйками стекал пот. Она смотрела на него неподвижными, расширенными глазами без всякого выражения.

Один из пассажиров, вытаскивая из-под скамейки свои вещи, сказал:

— Приехали.

Лука причалил, выбросив якорь. Течение отнесло лодку назад на всю длину каната, наконец она, вздрогнув, остановилась. Пассажиры одним прыжком очутились на берегу, спокойно помогли выйти старой даме и пошли дальше.

На этой стороне реки все поля были под виноградниками. Тонко зеленели ряды молодых лоз. Кое-где на равнине выделялись своими округлыми формами деревья.

Донна Лаура оказалась в полном одиночестве на берегу, где не было ни малейшей тени. Она почти совсем утратила сознание, ощущая лишь одно: биение крови в жилах да непрерывный, оглушающий шум в ушах. Почва уходила у нее из-под ног, ей чудилось, будто с каждым шагом она вязнет не то в иле, не то в песке. Все вокруг нее вертелось или распадалось на части. Все решительно, в том числе и ее собственное бытие, представлялось ей каким-то смутным, далеким, забытым, навсегда конченным. Она теряла рассудок. Внезапно ей привиделись люди, дома, другая местность, другое небо. Она стукнулась о дерево, упала на камень, снова поднялась. Ее жалкое, изможденное тело судорожно тряслось, делая движения страшные и в то же время смешные. И под яростным солнцем ослепительнее всего, что блестело вокруг, сверкали ее белые волосы.

Между тем нищие, оставшиеся на том берегу реки, уговорили идиота перебраться вплавь на другой берег, чтобы там попросить милостыню у синьоры. Они стащили с него лохмотья и столкнули его в воду. Идиот плыл по-собачьи, с берега его забрасывали камнями, чтобы он не мог вернуться. Все эти уроды свистели и вопили, упиваясь своей жестокостью. Течение сносило идиота вниз, а они, спотыкаясь, бежали вдоль берега и неистово орали:

— Тонет! Тонет!

Делая отчаянные усилия, идиот наконец доплыл до берега. И голый, как был, ибо вместе с рассудком в нем умерло и чувство стыда, он двинулся наперерез донне Лауре, протягивая по своему обыкновению руку.

Безумная, поднимаясь, увидела его. Она в ужасе отшатнулась и с резким криком бросилась бежать к реке. Соображала ли она, что делала? Хотела ли умереть? Что думала она в этот миг?

Добежав до обрыва, она упала в воду. Вода заклокотала и сомкнулась над ее головой. От места, где она исчезла, пошли один за другим волнистые светлые круги: все расширяясь, они наконец совсем расплылись.

Нищие на противоположном берегу крикнули вслед удаляющейся лодке:

— Эй, Лука-а-а! Эй, Лука Марино-о-о!

И побежали к дому с тополями сообщить о несчастном случае.

Узнав о происшествии, Лука направил лодку к указанному месту и подозвал Ла-Мартину, который безмятежно плыл в своей лодке вниз по течению.

— Там кто-то утонул, — сказал Лука.

Он не стал затруднять себя подробным рассказом о случившемся и о жертве, ибо не любил лишних разговоров.

Оба лодочника сравняли свои суденышки и принялись спокойно грести.

Ла-Мартина сказал:

— Ты уже пробовал новое вино из Чачу? Ну, доложу тебе, и вино!..

И он взмахнул рукой, изображая несравненные достоинства напитка.

— Нет еще, — ответил Лука.

— Может, выпьешь глоток? — предложил Ла-Мартина.

— Выпью, — ответил Лука.

— После, — сказал Ла-Мартина. — Там ждет Анджело.

— Ладно, — согласился Лука.

Они приплыли к месту. Идиот, который мог точнее указать им, где искать, убежал, и в винограднике с ним сделался припадок падучей. На противоположном берегу стала собираться толпа любопытных.

Лука сказал товарищу:

— Останови свою лодку и прыгай в мою. Один будет грести, другой искать.

Ла-Мартина так и сделал. Он греб вверх и вниз по течению метров на двадцать, а Лука ощупывал дно реки длинным шестом. Время от времени, наталкиваясь на какое-нибудь препятствие, Лука бормотал:

— Вот, нашел.

Но каждый раз он ошибался. Наконец, после длительных поисков, Лука сказал: