Пересмешник. Пригожая повариха
(Сборник) - Страница 40

«Великий государь! — ответствовал Неох. — Я дал клятву таить оное до конца моей жизни или доколе от меня требовать того будут; но пред державным государем по долгу верноподданного открыть долженствую, когда о том милостивый вопрос предложить изволил». Потом уведомил его о свиданиях только обстоятельно; а о прочем и сам Неох был неизвестен.

Государь, выслушав его, сделался весьма любопытен открыть сию тайну и столь хитрое произведение молодой особы, как он по словам Неоховым заключать мог; предложил Неоху, не угодно ли ему окончать свидание в тени и увидеть после свою любовницу откровенно. «Я бы желал того нетерпеливо, великий государь, — ответствовал Неох, — но не могу в том желанием неизвестной мне особы уверить, а другого способа не нахожу в моем понятии». — «Не угодно ли будет тебе, чтобы я вошел в сие открытие?» — продолжал государь. «За особливый знак благосклонности, — говорил Неох, — принял бы ваш верноподданный». И так поговоря между собою о том, что лица своего красавица не открывает и что Неох нигде ее в собрании потому и узнать не может, согласились так: когда Неох поедет ввечеру для свидания, принял бы от государя нечто такое, чем тайна без сомнения будет открыта.

Ввечеру приехал Неох к государю и получил от него некоторый состав, называемый ныне адским камнем[147], который тогда немногим еще известен был. Сим составом приказал государь коснуться лицу красавицы, от которого останется на нем верный знак к открытию всей тайны, и когда сие учинено будет, немедленно б его уведомить. Неох употребил к тому крайнюю осторожность и искусство; он положил сей знак на щеке красавицы неприметным ей образом и о сей одержанной над таинством победе уведомил государя.

На другой день посланы были нарочные ко всем знатным госпожам с таким объявлением, чтобы благоволили они быть в тот день ко двору для некоторого назначенного торжества, и приказано им было записать каждыя имя, которая быть обещает или зачем-либо отзовется, что было посланными исполнено и государю донесено, что все супруги знатных господ и дочери их девицы по приказанию его быть обещали, кроме некоторых престарелых, кои за слабостию здоровья своего почестию сею пользоваться не могли.

Лелия, так называлась невидимая красавица, вставши поутру и подошед по обыкновению к зеркалу, увидела на левой щеке у себя черное небольшое пятно, которое и думала стереть без дальних затруднений; попросила утиральник и, намоча оный душистыми водами, начала смывать, и чем более она терла, тем пятно становилось чернее, но безобразия, впрочем, никакого лицу ее не причиняло. В собрании, назначенном государем, быть ей неотменно надлежало; первое — потому, что она обещала то зватому, второе — находилася она в штате придворном, а третье, что всего важнее, — ездив ввечеру со двора, то и невозможно было сказаться ей нездоровою. Пятно на лице весьма было приметно, и хотя не ведала она государева в том намерения и производства ее любовника, но в собрание такое показаться с ним не желала. Что ж должно было делать в таком случае огорченной красавице, огорчение которой касалось до красоты ее? Пункт выше всякого понятия и досада, превосходящая крепость сил человеческих. Признайтесь, высокие и ученые умы, в недостатке идей ваших, чем бы вы сему горю пособить могли? Истинно, ничего б не придумали и остались бы посрамленными.

Прекрасное лицо Лелии покрывается сомнением, нежное сие сложение природы опускается во глубокомыслие, но разум, изобретатель всех невозможностей, прерывает цепи недоумения, и пылкость оного, сходная женскому полу, представляет вещь возможную, а тонкое понятие разумной девицы приводит ее в субтильность. Лелия приказывает подать себе черной тафты и клею; подклеивает оную и вырезывает нежными руками самомалейший кружочек, прилепляет оный к лицу своему, смотрится в зеркало и находит себя под сим малейшим знаком еще прелестнейшею; сердце ее чувствует радость, а ум — удовольствие.

Торжество изобретения мушки во мгновение ока разнеслось по дворцу государеву, ибо провозвестницами оного были сенные девушки, которые быстрее самой славы внушили оное и отдаленным прислужницам в высоких теремах, и на пространной кухне в глубоких погребах, в долгих выходах и обширных подвалах клюшницам и их помощницам.

Благосклонная Лелия пожелала сделать выдумки своей соучастницами и некоторых из своих приятельниц, а острота женского ума в тонких изобретениях начертала мушкам и различные уже фигуры, как то: полумесяцы, звезды, плотные кружочки и с разными прорезами. Разносчицы сих драгоценностей объявляли всем принимающим, что Лелия сего часа только получила в подарок от своей приятельницы из Великого Новагорода и что сия есть последняя мода в том городе; а Новгород в те времена в России почитался модным так, как ныне Париж в Европе. Что ж касается до моды, то оная моложе только Хаоса, а старее всего на свете; древняя Россия имела также свои моды, как и нынешняя, по вкусу каждого времени. Власть моды простирается на все племя земнородных; дурачится в убранстве американец, дурачится и европеец, только неравно, а как кому из них прихоти его и достаток позволяют.

Таким образом, многие знатные женщины пожаловали ко двору в новом изобретении, то есть в мушках. Государь, вышед в собрание их, весьма много удивился таковой необычности, а более остроте разума той, которая, утаивая себя искусно от прозорливости мужской, могла склонить и прочих налепить сии знаки, доселе еще на свете не виданные. Он подошел к ним со всею благосклонностию, приличною великодушному и снисходительному государю, хвалил сию выдумку для того более, что оная хотя и не увеличивала красоты их, но придавала некоторую приятность, умножала победоносный огонь в глазах и производила такую притягательность, что всякий мужчина не мог отвести глаз своих ни на минуту от обожаемого им предмета. «Истинно, выдумка, достойная хвалы, — продолжал он, — приносящая благодарность изобретательнице оной. Сие отменное украшение я вам позволяю и апробую с сердечным желанием, чтобы она приносила вам удовольствие во всегдашнее время; но теперь прошу сделать мне удовольствие и оные снять; для какой же то причины, сведаете вы после, и меня в том извините». Все согласились исполнить волю государеву охотно, чему должна была следовать и Лелия.

Любопытные глаза государя и Неоха тотчас обрели то, чего искали; удивлялись тонкой хитрости молодой девицы.

Неох, увидев ее, вострепетал и пришел в замешательство. Государь, приметив то, взял его за руку и, выведши в другой покой, спросил: «Узнал ли теперь не знаемую тобою?» — «Узнал, всемилостивейший государь, — ответствовал он, — но как сие учинено против воли ее, то боюсь, чтобы мне не быть во весь мой век несчастным, когда она уведомлена будет о сем открытии». — «В этом положись на меня, — говорил ему государь, — и ободрившись, пойди опять в собрание, а я останусь здесь на время». Неох вышел, а государь приказал позвать к себе отца Лелиина и говорил ему следующее: «Я беру участие в фамилии вашей, быв всегда к вам благосклонным, и, возвышая счастие дома вашего, вознамерился увенчать и благополучие дочери вашей назначением ей жениха, заслугами государству довольно известного и близкого ко мне по особым его дарованиям боярина Неоха». Старик, ставши на колени, благодарил государя за принятие участия в благополучии его дома и уведомил его, что оное зависит от соизволения дочери его, а он воле его покорен с должною благодарностию.

Потом позвана была к ним Лелия, и по многим от государя убедительным и ласковым предложениям объявила и она, что воле государевой и произволению родительскому должна быть послушна и приемлет то с великою благодарностию, почитая отменным для себя счастием выбор милостивого ее государя.

Таким образом все исполнилось. Государь, вышед в собрание, объявил, что день сей назначен быть обручением ближнего его боярина Неоха с боярскою дочерью Лелиею, что с принадлежащими к тому обрядами тогда ж и исполнено в присутствии всего двора знатных бояр и прочих знаменитых чинов, а чрез три дни последовало и бракосочетание с отменным торжеством. Ибо в государском доме не вино курить, не пива варить, не меды становить: все готово и всего изобильно.