Пересмешник, или Славенские сказки - Страница 54

Итак, осталась я одна с незнакомым мне человеком, не предвещая себе никакого из сего худого происхождения. Сей плут обходился со мною вольно. В самое это время увидела я моего отца, который, вошед в комнату, показался свирепым, и как только подошел ко мне, то тот незнакомый, который сидел со мною, бросился бежать из моей комнаты, чтоб больше подать подозрения легковерному отцу моему, который, не говоря мне ни слова, взял за руку и повел на крыльцо; сошедши с оного, сел со мною в дорожную коляску и поехал без служителей не знаю куда, что меня весьма много удивило и страшило.

Ночь была тогда светлая, и я могла рассматривать, какими улицами ехала; отец мой нигде в городе не останавливался и вывез меня на поле. Я спрашивала его, куда он со мною едет; но как он не отвечал мне на сие ни слова, то я весьма испужалась и не знала, что о том подумать; наконец остановился подле некоторой рощи и, вызвав меня из коляски, повел в середину оного леса, и там, выняв кинжал, приказал стать мне на колена и, сделав последнее покаяние Богу, просить его об отпущении тяжкого моего прегрешения.

Последуя его воле, учинила я то с великою робостию и после просила его о изъяснении моего пред ним проступка; но он в великой ярости сказал мне:

- Умри, проклятая!- и ударил меня кинжалом в груди.

Сим жестоким поражением отнял у меня все чувства и оставил без дыхания на том месте. Невинность моя не могла защитить меня и избавить от жестокого родительского гнева, который чувствовал он ко мне весьма неправильно.

При рассветании дня против желания моего получила я потерянные мои чувства и к пущему для меня отчаянию почувствовала, что данная мне отцом моим рана была не смертельная. Я бы, конечно, в то время прекратила сама возвратившуюся мою жизнь, ежели бы имела к тому способ, но орудия у меня никакого тогда не было. Таким образом, что я в то время думала и к чему вознамеривалась, пересказать тебе того никоим образом не могу; но только это помню, что я желала об отце моем и представляла себе, как он терзался тогда совестию, думая, что я переселилась в царство мертвых; соболезновала о моей матери, которая с великою болезнию должна была услышать как о моем преступлении, так и о смерти, которых совсем со мною не случалось.

Думая сие, внезапно увидела перед собою человека, которого окружали множество его служителей, глаза его показывали тогда сердечное обо мне сожаление, и он едва не плакал, видя меня в таком горестном состоянии. По малом удивлении приложил он все старания подать нужную в то время мне помощь. Чего ради сам и служители его понесли меня на руках в близко стоящий от того загородный двор; оттуда немедленно послал за лекарем, который весьма скоро и приехал, перевязал мою рану и обнадежил меня, что я в скором времени здорова буду. И в подлинну, чувствовала я весьма малую боль и сама могла узнать, что жизнь моя от того не прекратится. Однако Менай… это был мой муж… увы! горестное воспоминание!..- возгласила она отчаянно и облилась слезами,- приказал лекарю, чтоб он не уезжал от меня до тех пор, пока совершенно я выздоровею. Сей врач приложил всякое обо мне старание и в короткое время исцелил совсем мою язиу.

Менай, видев меня совершенно здоровою, был тому чрезвычайно рад. В сем случае рассмотрела я его прекрасный образ и узнала все преизрядные его свойства: он был человек весьма тихого нрава, разумен, добродетелен и прекрасен, вид имел весьма веселый. Сии похвальные его дарования сделали то, что я почувствовала к нему неизъясненную страсть и была в сем случае столь счастлива, что Менай предупредил меня сим же чувствованием ко мне. Мы питали страсть сию в сердцах наших не без позволения друг от друга, и в таких необыкновенных обстоятельствах, в каких я тогда находилась, нимало не старалась воздерживать себя от сей любви, почему думаю, что страсть сия начиналася в нас с позволением неба; но теперь произволением немилосердого рока сделалась она для нас громовым ударом, который поразил нас, совсем к тому не готовых. Напоминание сих обстоятельств умножает мое мучение и делает неспособною продолжать описание наших приключений. Довольно и сего, что мы друг друга полюбили столь много, что в тот же первый случай клялись друг другу вечною верностию и обязались брачным сочетанием. Менай не знал, кто я такова, а я не хотела открыть моего происхождения, к чему он меня и не принуждал.

Итак, спустя несколько времени поехали мы на его родину, которая отстояла от города сот на пять верст. Приехав туда, представил он меня своей матери, которая сперва хотела известиться о моем поколении; но как оного узнать ей было невозможно, то, наименовав меня подлою, ужасно освирепела и ругала своего сына, что он без позволения ее женился.

Итак, начала я претерпевать ненависть и гонение от моей свекрови; но все оное презирала, когда имела в глазах моих возлюбленного моего мужа, который почитал за первую себе должность увеселять меня поминутно.

Время продолжалось больше году, в которое не страшилась я никакой напасти, только сожалела о моих родителях, которые были в великом неведении обо мне.

Наконец пришел плачевный день, злой час и пагубная минута, которая разлучила меня с жизнею, отняв Меная: ибо сказано было ехать ему на войну. Взять меня с собою никоим образом ему было невозможно; итак, прощаяся со мною, стоял он на коленах пред своею матерью и, облившись горькими слезами, просил ее о неоставлении меня, как такой супруги, с которою сопряжена жизнь его и благополучие. Я уже не помню, как я с ним рассталась и о чем его тогда просила.

По двунедельной с ним разлуке узнала всю злость неистовой моей свекрови, и что она была женщина такая, которые почитаются злее фурий и не страшатся самого ада. На всякий час осыпала она меня бранными словами и укоряла совсем неизвестным мне чарованием, сказывая, будто бы я околдовала ее сына. Злилась она на меня за то, что принуждена была отказать некоторой боярыне, которую она выбрала сыну своему в невесты. Наконец приказала отвести меня на то место, на котором они нашли, и там бросить без всякого попечения.

Сие со мною исполнили, и я осталась там беднее всякой твари, не имела ни места, ни пристанища, ниже какой-нибудь надежды к получению оного. Что должно было начать в таком бедственном состоянии и в чем искать спасения, куда обратиться и с которой стороны ожидать себе помощи? Совсем отчаянна, стала я тогда на колена и, возведши глаза на небо, облилася слезами и просила милосердых богов о ниспослании мне помощи от них; ибо гонима я была людьми, следовательно, в них одних оставалося мое спасение.

Я находилась долгое время в сих молитвах; наконец тихая ночь принудила меня несколько успокоиться. Сколько сон покоил мои члены, того я не ведаю, для того что некоторое стенание, которое происходило подле меня весьма близко, прекратило оный и возвратило мне опять горестные мои мысли.

Приподнявшись несколько от земли, услышала я, что человек весьма горестно плачет. Страх меня обуял, как послышалось мне мое имя, которое тот человек упоминал весьма часто, и еще пуще пришла я в превеликое удивление, когда голос его показался мне похожим на голос моего отца. Я встала тотчас, пошла на голос и при помощи слабого сияния от луны надеялась рассмотреть того человека.

Милосердые боги! В какое пришла я тогда удивление, как увидела отца моего, который, припадая, оплакивал то место, на котором, по мнению его, умертвил меня невинную!

Подошед к нему близко, я остановилась и дожидалась, что из того произойдет. В скором времени взглянул он на меня и, упав опять на землю, говорил сие:

- Праведные боги, я убийца моей дочери и достоин за сие жестокого наказания; разите меня по вашему соизволению, только не посылайте мечтаться предо мною тени ее; я знаю, что оная пришла мучить меня, но вы извлеките сперва из меня душу и потом определите на все адские мучения; а будучи еще в жизни моей, не могу я без великого страха взирать на тень моей дочери.

Выслушав сие, говорила я:

- Возлюбленный мой родитель, ты напрасно почитаешь меня жертвою; я жива и достойна называться твоею дочерью!