Перешагни бездну - Страница 173

—  Они меня убьют. Я знаю, мисс часто намекала. Она не ус­покоится, пока...

—  Сделаем так, чтобы не доставить    ей такого удовольствия. Ни Ширмат, ни кто другой не   привезет в хурджуне голову... та­кую милую головку, — голос доктора Бадмы странно дрогнул.— Эта культурная святоша не получит такого удовольствия...

—  Ведь еще есть Гулам Шо, царь. Он трус, но боится и ува­жает старичка Ага Хана. Царь хоть и учился в Европе, но суеве­рен и всего боится. Он... на него можно положиться.

—  Суеверия суевериями, но я его больше всего опасаюсь. Дву­личен и корыстолюбив. Неизвестно, что он знает и чего не знает.

—  Как страшно! Не бросайте меня здесь одну. Я умру от стра­ха. Я убегу в горы. Лучше замерзнуть в снегу, чем видеть их с ножами...

—  Одно ясно — тебе делать здесь нечего. Едем.

—  Домой!

Вдруг она бросилась к доктору и замерла в его объятиях. Он гладил её волосы и бормотал:

—  Моника, девочка моя...

Решительно он отстранил девушку.

—  Прошу тебя!..  Ты сама   знаешь — тут и стены, и двери, и окна полны глаз и ушей... Как неосторожно! Только бы не поздно. Не верь никому. Быстро собирайся.

Он снова заговорил во весь голос:

—  Сейчас закончу составление лекарств. Приступим к закли­наниям. Зови, принцесса, всех сюда. О, чатурмахария каикка! Ду­хи добра и зла!                                                                                   

И когда полные любопытства и страха прислужницы во главе с грозной домоправительницей сбежались в приемную залу, все помещение затянулось дымом курений, сквозь который чуть мер­цали огоньки светильников. И где-то в сумраке слышались закли­нания и молитвы, которые громко нараспев читал таинственный доктор Бадма из таинственного Тибета...

А в тот самый час усатый гонец раджпут Бхат с трепетом и не меньшим страхом держал ответ перед Сахибом Джелялом. Простодушный, наивный исмаилит чуть ли не подавился гинеями, насыпанными в его мошну лилейными ручками английской бегим. Бедняга не понимал только, как об этом дознался величественный раджа, кем слыл в Мастудже Сахиб Джелял. Для раджпута тридцать золотых гиней были целым богатством — и земельным участком, и домом, и парой быков. Когда же он сообразил, что бородач-раджа и не думает отбирать у него золото, он мгновение сделался его преданным слугой, даже рабом. Он тут же поклялся всеми раджпутскими  клятвами сделать    беспрекословно  все,  что прикажет ему раджа.

—  Вот ручей! Набери в пригоршню воды. Выпей! Выпил! Смотри, я тоже пью, Отличная прозрачная вода. Через неё отлич­но видно, что у тебя внутри. Всё, что ты думаешь и будешь впредь думать, у меня здесь, в голове. — И Сахиб Джелял приложил тор­жественно ладонь ко лбу. — Клянись именем  и милостью Живого Бога делать всё, что тебе прикажу я.

Бхат рвал себя за длинные свои усы и клялся. Сахиб Джелял остановил его:

—  Хватит! Счастлив твой бог, что ты не послушался  англий­скую бегим, а отвёз подарки прямо Белой Змее. Иначе твоя глу­пая голова торчала бы на воротах на шесте. А теперь отвечай: где Ширмат со своими людьми? Английская бегим сказала, где ис­кать Ширмата.

Бхат не колебался:

—  Она сказала. Иди в селение Hypкала. Ширмат там. Он разжигает свой очаг в жилище дяди царя.

—  Отсюда до Hypкала два часа пути всаднику, — думал вслух Сахиб Джелял. — Ты пойдешь к нему. Отдашь мадждадийево ва­ренье, семицветный сосуд с благовониями. Вручи ему свиток с печатью и скажи... Что тебе приказала  на словах красивая  ан­глийская бегим?

—  «Это знак. Вручи его Белой Змее и да свершится предука­занное аллахом!» Вот что сказала беловолосая бегим.

—  Иди!

—  Что будет дальше?

—  Не задавай вопросов.

—  Что сделает Ширмат?

—  Помни слова мудрого: «Он присутствовал и не присутство­вал. Он видел и не видел. Он слышал и не слышал».

—  Но у Ширмата полно людей... Все вооружены. У всех по сто глаз, сто ушей. Чёрная рука мести ухватила меня за воротник.

—  Приделай себе крылья. После разговора с Ширматом лети ко мне. У тебя    будет столько золота, что сделаешь руку мести белой. Ты получишь еще тридцать золотых. Быстро! Отправляйся!

—  Пешком? О моя кашмирская лошадка, ты осталась в пешаверском сарае.

—  Ты прав. Пешком ты прошагаешь целый день. Бери моего коня.

Сахиб Джелял долго смотрел вслед всаднику, карабкавшемуся по щебнистым осыпям.

Берег ручья был покрыт буйными весенними травами, вода с легким журчанием переливалась по камням, в синюю небесную твердь упирались белоснежные вершины. И Сахиба Джеляла можно было вполне принять за мастуджца, вышедшего подышать свежим воздухом. Он прохаживался взад и вперед и говорил гром-ко сам с собой:

— Что ж, всякому делу приходит завершение. Девушка свер­нула шею богатырю, и богатырь обо всем забыл. Да, надо спасать девушку.

С растерянным удивлением Сахиб Джелял оглянулся. Он был один, и слова его могли слышать только жаворонки, певшие в вы­шине свои нежные песни.

Подхватив на пояснице полы своего длинного халата, Сахиб Джелял начал под-ниматься на гору. Он шел по узкой, видимо, хорошо знакомой тропинке, более по-ходившей на крутую камен­ную лестницу. И каждая каменная плита-ступенька ста-новилась ступенькой его мыслей.                                                               

«Доктор Бадма прав. Монику надо спасти. Спасая её, мы ра­скроем себя. Но что нам делать еще здесь, в Мастудже? Наша группа помешала всем планам департамента. Антисоветская коа­лиция рассыпалась. Пышное здание центральной азиатской импе­рии развалилось. Департамент вынужден убрать самого опасного врага — вождя вождей — отсюда куда-нибудь подальше. Куда? Не­важно. Вместе с тем надолго обезврежены все происки департа­мента против Афганистана, потому что и сеть шпионов Иран — Афганистан — Северная Индия — Синцзян теперь в наших руках. Пуста казна Бухарского центра, потому что, пока идет грызня меж­ду Бош-хатын и Алимханом, деньги будут лежать без движения на счетах в банках. Наконец, долгожданного оружия и амуниции Ибрагимбек не получил, и авантюру свою ему начинать придется слабым, неподготовленным. И во всем видна рука Белой Змеи. Сколько она сделала, и ей угрожает гибель. И надо понять докто­ра Бадму. Ради того, чтобы отвести от девушки руку убийцы, Бадма идет на действия слишком явные, слишком открытые».

Да и то, что сейчас предпримет он, Сахиб Джелял, во имя дружбы, приведет к тому, что ему придётся уйти, исчезнуть. А что сделает доктор? Вернее всего, и он уйдёт, и имя Бадмы будут от­ныне только вспоминать.

На половине подъема из-за каменных глыб выбрался человек в белуджской чалме и, ни слова не говоря, пошел следом. Сахиб Джелял даже не обернулся. Так вдвоем они дошли до пастушьей полуземлянки. Сахиб Джелял толкнул щелястую, ветхую дверцу и вошел.

В темном промозглом помещении едва тлел огонек в очаге. Вокруг него угадывались в белых гигантских чалмах сидящие на земле люди.

Прежде чем заговорить, Сахиб Джелял выпил с удовольстви­ем большую миску кислого молока

—  Люди подобны плодам,— заговорил он наконец. — Есть сладкие, есть кислые и горькие, вызывающие зубную боль. Один стервятник сидит на кусте розы, и его ядовитые когти отравили цветы.

—  Кто такой стервятник? — спросил    седоусый, но еще креп­кий, воинственно выглядевший главарь белуджей.

—  Ты его видел, Малик Мамат, — сказал    Сахиб Джелял.— Стервятника зовут одноглазый Ширмат. Тысячи вдов и сирот в его стране, откуда он, вопиют о мести.

—  Прикажете, хозяин, надеть одежды мести?

—  Слушай, Малик Мамат, что я тебе скажу.

—  Мы — белуджи, — сказал просто Малик Мамат. — Мы люди степей  и  гор. Наш дом — камни, наше одеяло — баранья  шкура, наше вино — вода источников, наша пища — корка хлеба. Прика­зывайте, хозяин!

Сахиб Джелял позвал его, и они вышли из землянки.

—  Видишь, Малик Мамат,  внизу белую тропинку, что ведет в Мастудж. Шир-мат со своими выедет на эту тропу. Он и его лю­ди не должны проехать в Мастудж.