Пересечение Эйнштейна - Страница 9
— Ле Навозник? — позвал я. — Навозник?
— Я здесь, — донесся из темноты голос. — Это ты, Чудик?
— Ле Навозник, где ты?
— В клетке.
— О! Что это за запах?
— Беленький, — сказал Навозник. — Брат Увальня. Он умер. Я копаю ему могилу. Ты помнишь, брат Увальня...
— Помню. Я вчера видел его у изгороди. Он выглядел очень больным.
— Он не долго мучился. Входи и помоги мне копать.
— А изгородь...
— Выключена. Перелазь через нее.
— Мне не нравиться бывать там, внутри.
— Когда мы были детьми, ты ни о чем подобном не заикался, пробираясь ко мне. Иди сюда, я хочу вытащить этот камень, помоги.
— Это было, когда мы были детьми. А в детстве мы делали очень многое из того, чего ни за что в жизни не сделаем сейчас. Это твоя работа, ты и копай.
— Челка приходила и помогала мне, она мне всегда о тебе все рассказывала.
— Челка приходила... — переспросил я. — Рассказывала???
— Хорошо, некоторые из нас могли ее понимать.
— Да. Некоторые из нас могли...
Я взялся за проволоку возле столба, но перелезать не стал.
— Действительно, — сказал Навозник. — Я все время огорчаюсь, что ты не заходишь ко мне. Мы бывало веселились. И я очень рад, что Челка не забывала сюда дороги. Мы бывало...
— ...делали массу вещей, Навозник. Да, я знаю. Послушай, до четырнадцати лет мне никто не говорил, что ты не девушка. Извини, если я тебя обидел.
— Да, нет. А Челке никто не рассказал, что я не мальчик. Я отчасти рад этому, хотя и не думаю, что это оттолкнуло бы ее.
— Она часто приходила сюда?
— Когда не была с тобой.
Я влез на изгородь и спрыгнул с другой стороны.
— Где этот проклятый камень?
— Здесь...
— Не прикасайся ко мне. Покажи.
— Здесь, — повторил из темноты Навозник.
Я обхватил камень и потащил его из грязи. Корни затрещали, чмокнула грязь, и я выкатил глыбу на ровное место.
— Кстати, как ребенок?
(Я замер. Проклятый Навозник, я надеялся услышать вовсе не это. Почему твои слова меня так задели?) Возле столба лежала лопата, я поднял ее и стал выбрасывать из ямы гравий. Проклятый Навозник.
— Мой и Челкин... — он на секунду замолчал. — Я собираюсь где-то на следующий год показать девочку докторам. Ей необходима специальная подготовка, воспитание и обучение, но она вполне работоспособна. Вероятно, она никогда не будет Ла, но, по крайней мере, она не останется здесь, в клетке.
— Я имел в виду не этого ребенка.
Лопата лязгнула о камень.
— Ты же не уточнил, а здесь они все мои, — в его тоне прозвучали ледяные нотки. Потом Навозник слегка, явно нарочито, толкнул меня в бок. — А... ты имел в виду твоего и моего. (Ах ты гермафродитный ублюдок, как будто ты не понимаешь о ком идет речь, как будто ты не в курсе...) Он живет здесь, но он счастлив. Хочешь пойти посмотреть на него...
— Нет, — ответил я, с ожесточением выбросив из ямы лопаты три грязи. — Давай поскорее похороним Беленького.
— Куда?
— Ла Страшная, это она сказала... мы должны побыстрей отправиться в путешествие, чтобы найти и уничтожить того, кто убил Челку.
— Ох, — вздохнул Навозник, — да. — Он подошел к изгороди и нагнулся. — Помоги.
Мы подняли распухший мягкий труп и подтащили его к яме. С глухим стуком он скатился в могилу.
— Ты собирался подождать, пока я сам приду за тобой? — спросил Навозник.
— Да. Но я не могу больше ждать. Надо отправляться прямо сейчас.
— Если мы идем вместе, тебе придется подождать.
— Почему?
— Чудик, я же сторож клетки и должен ее охранять.
— Да пусть она хоть заплесневеет и сгниет, эта ваша клетка. Меня это не волнует. Я хочу идти!
— Мне надо обучить нового сторожа, инвентаризовать пищу и разработать специальное меню. Подготовить убежище для...
— К черту, пошли...
— Чудик, у меня здесь три младенца. Один из них твой, от девушки, которую ты любил раньше. И все они мои. Двое из них — если терпеливо заботиться о них, уделять побольше времени, окружить любовью и вниманием через некоторое время могут выйти отсюда.
— Двое из них, да? — у меня перехватило дыхание. — Но не мой. Я пошел.
— Чудик!
Вскарабкавшись на изгородь, я остановился.
— Послушай, Чудик. Мир, в котором ты живешь — реален. Он идет откуда-то, он идет куда-то, и он — изменяется. Но все получается правильно и неправильно, независимо от того, хочешь ты этого или нет. Ты никогда не хотел этого принять, даже когда был ребенком. Но пока ты не изменишь своего отношения, ты не будешь счастлив.
— Ты рассказывал мне об этом, когда мне было четырнадцать лет.
— Я рассказываю тебе теперь. Челка рассказывала мне множество...
Я спрыгнул и пошел к деревьям.
— Чудик!
— Что? — я продолжал идти.
— Ты испугался меня?
— Нет.
— Я покажу тебе...
— Ты прекрасно показываешь кое-что в темноте? Это то, чем ты отличаешься, да? — крикнул я через плечо.
Я пересек ручей и полез на скалы, не хуже самого Элвиса. На луг я заходить не стал, а обошел его поверху, натыкаясь в темноте на ветки деревьев и кустарников. Потом я услышал, как кто-то, насвистывая, идет сквозь сумрак.
Глава 5
Там не было никого, кроме сумасшедшего; и те немногие, знающие этот мир и то, что это он пытался пробить пути в другие миры, но ничего не добился, потому что никогда ничего не имел, кроме лишений, не были уверены, что он, мудро рассуждающий днем, не поддастся безумству ночью.
Эксперимент показал, что во всех объектах присутствует что-то еще.
Я остановился. Шорох шагов приблизился и утих.
— Это ты, Чудик?
— Ты изменил свои намерения?
Вздох:
— Да.
— Тогда пойдем. — Мы зашагали. — Почему?
— Кое-что случилось. — Навозник не сказал, что именно, а я не стал расспрашивать.
— Навозник, — сказал я немного погодя. — Я чувствую по отношению к тебе что-то очень близкое к отвращению. Это настолько близко к ненависти, как то, что я испытывал к Челке, было близко к любви.
— Сейчас незачем об этом беспокоиться. Ты слишком эгоцентричен, Чудик. Надеюсь, пройдет время — и ты повзрослеешь.
— И ты пришел показать мне, как это делается? — спросил я. — В темноте?
— Я показываю тебе сейчас.
Пока мы шли, заалел рассвет. Глаза мои слипались, веки набухли и стали тяжелыми, а голова — просто чугунной.
— Ты работал всю ночь, — обратился я к Навознику, — да и я сам поспал только пару часов. Почему бы нам не прилечь чуток поспать?
— Подожди до тех пор, пока не будет достаточно света, чтобы ты убедился в том, что я здесь.
Это был странный ответ. Серый силуэт Навозника вырисовывался впереди меня.
Когда восток сплошь закраснел, не затронув синевы в остальной части неба, я стал высматривать место, куда бы упасть. Я был совсем измучен и прикрывал глаза от солнца; все начинало плыть у меня перед глазами.
— Здесь, — сказал Навозник. Мы подошли к неглубокому оврагу у скалы, на дне которого лежал плоский камень. Я спрыгнул на него. Навозник за мной. Мы легли, мачете я положил между нами. Я запомнил, что перед тем как я заснул, золотой лучик успел перебраться с моей руки на спину.
Я поднял руку и протер глаза. Они опять слипались.
— Навозник?..
Ко мне подбежала Родинка.
Я попытался дотянуться до подола ее платья. Она испуганно посмотрела на меня.
— Увалень! — крикнула она вверх. — Маленький Джон! Он здесь!
Я сел:
— Куда ушел Навозник?
К нам спускался Увалень, а за ним бежал Маленький Джон.
— Ла Страшная, — приблизившись, сказал Увалень, — хочет поговорить с тобой... перед твоим уходом. Она и Ло Ястреб хотят поговорить с тобой.