Пересечение Эйнштейна - Страница 11
— ...как ты узнал...
— ...ты упадешь и сломаешь шею.
Он покачал пальцем, когтистым, как у Маленького Джона.
— Приходи, Ло Чудик.
— Если я найду тебя, сможешь ли ты вернуть мне Челку?
— Я уже возвращал тебе Ле Навозника на короткое время.
— Можешь ли ты вернуть мне Челку?
— Всех убитых мной я охраняю. В моей частной клетке, — его сырой смех, как мне кажется, походил на бульканье холодной воды в трубе.
— Кид Смерть?
— Что?
— Где ты?
Он оскалил свои акульи зубы.
— Откуда ты, Кид Смерть? Где ты?
Его длинные пальцы переплелись, как льняные веревочки. Он отбросил ногой траву.
— В далеком детстве я жарился на песке пустыни экваториальной клетки. Как и вас, живущих в джунглях, меня часто посещали воспоминания о тех, кто жил под этим солнцем до того, как сюда пришли наши прапрадеды, о тех, кто любил и боялся здесь. Большинство обитателей клетки вокруг меня умирали от жажды. Сначала я спасал некоторых моих товарищей, принося воду так же, как Челка швырнула камень — да, я это видел. Потом я стал убивать всех живущих со мною в клетке и брать нужную для меня воду прямо из их тел. Потом я перелез через изгородь и отправился в оазис, где обитало мое племя. До этого я не хотел покидать клетки, так как видел весь мир через глаза его обитателей — я видел то, что видели ты, Челка, Навозник. Когда то, что я вижу, пугает меня, я закрываю эти глаза. Вот что произошло с Челкой и Навозником. Когда же мне любопытно, что же происходит перед этими глазами, любопытство пересиливает страх, я открываю эти глаза снова. Как сделал это с Навозником.
— Ты сильный.
— Вот откуда я пришел — из пустыни, где смерть перемещается с волнами раскаленного песка. А сейчас? Сейчас я ухожу все глубже и глубже в море, — он поднял глаза и откинул со лба свои красные волосы.
— Кид Смерть, — снова окликнул я его — он уже удалялся. — Почему ты находился в клетке? Ты выглядишь намного работоспособнее, чем половина людей из моей деревни со званиями Ло и Ла.
Он обернулся и посмотрел на меня краем глаза.
— Работоспособнее? Родился в пустыне и был белокож, красноголов, с жабрами?
Акулий рот окончательно захлопнулся. Видение исчезло.
Я заморгал. Больше я не мог ни о чем думать, поэтому набрал в ближайшей комнате кучу бумаги, расстелил возле пульта и лег, усталый и сбитый с толку.
Я помню, как подобрал страницу и по буквам прочитал один параграф. Ла Страшная научила меня читать, во всяком случае, я без труда мог читать этикетки, когда перебирал деревенский архив.
«...эвакуировать верхние этажи в наикратчайшие сроки. Индикационные системы должны показывать радиацию на стандартном уровне. Глубинные детекторные устройства сосредотачиваются...»
Большая половина слов была мне непонятна. Я взял мачете, поиграл и заснул.
Глава 6
Что значит прекрасная абстракция? Первым делом она охватывает самые существенные элементы представляемой вещи, остальное — по мере того, насколько оно важно (так что, на чем бы мы не остановились, мы будем иметь больше, чем то, что дальше) и использует любую уловку, чтобы показать, чем мы хотим нагрузить свою голову, не заботясь о сухой педантичности этой уловки.
Поэма — это механизм, позволяющий делать выбор.
Через некоторое время — часа через два, как мне показалось, а может быть и через двадцать — я встал, зевая и почесываясь. Когда я шагнул внутрь зала, свет померк.
Возвращаться прежним путем я не стал, а отправился по многочисленным тоннелям, ведущим наверх. Я шел, пока не увидел утренний свет, падающий откуда-то сверху, и стал выбираться. Через полтора часа добрался до прикрытого листьями отверстия в потолке и выпрыгнул через него навстречу утру.
Я вылез на мягкую землю, поросшую земляникой, и споткнулся о виноградную лозу, но в общем все было достаточно хорошо. На поверхности оказалось холодно и туманно. В пятнадцати ярдах от меня поблескивала гладь озера. Я пошел по берегу, покрытому комками спутанных водорослей.
Постепенно камни сменились песком и галькой. Это было большое озеро. С одной стороны оно переходило в болото, поросшее камышом.
Бах! Трах! Щелк!
Я остановился.
Бабах! В джунглях кто-то дрался. Бой достиг определенной точки: один из противников, по-видимому, несколько выдохся и затих. Любопытство и жажда приключений потащили меня вперед с высоко поднятым мачете. Я влез по каменистому склону холма и с его вершины увидел поляну.
Там, в джунглях, атакованный цветами, погибал дракон. Шипы, сверкающие как драгоценные камни, переплетали его ноги.
Я заметил, что он пытался перегрызть путы зубами, но плотоядные растения снова набрасывались и вонзались в кожу несчастного животного и хлестали усиками по желтым драконьим глазам.
Ящер (величиной вдвое больше Увальня, и с клеймом в виде креста на задней лапе) пытался защитить свои жабры-легкие, отверстия которых то открывались, то закрывались на длинной шее. Растения уже почти полностью оплели его тело, но когда цветок попытался впиться в отверстия жабер, дракон рванулся и заколотил по противнику освободившейся когтистой лапой.
Несколько покалеченных цветков отлетели в сторону, и их лепестки усыпали землю.
По клейму я понял, что ящер безобиден (даже сошедшие с ума драконы редко бывают опасны) — и спрыгнул вниз.
Цветы метнули свои воздушные пузыри к моей ноге.
— Ззззззз, — зажужжали они в удивлении, когда им не удалось проколоть мою кожу.
Я разрубил их, и нервная жидкость брызнула на землю. Я вам уже рассказывал, какая у меня кожа на ногах — ноги мои прекрасно защищены. Мне нужно было следить только за животом и ладонями. Ногой я стал рвать и отшвыривать побеги, безжалостно опутавшие плечи ящера. А пятнистые зубы зверя защелкали, разгрызая стебли в тех местах, куда он мог дотянуться дракон изогнулся... и... прорыв!
Нервная жидкость стекала по его шкуре.
Эти цветы общались между собой (каким-то особым способом). Один цветок внезапно приподнялся и метнул в меня усик, — зззззз, — я вонзил мачете прямо в мозговой отросток.
Ободряюще кивнув дракону, я еще раз атаковал храбрый оскал цветка.
Ящер застонал. Если бы Ло Ястреб меня видел, он бы гордился моим мастерством.
Грива дракона хлестала меня по руке; зверь ожесточенно разгрызал усики, попадающие в пасть. Я дважды напал — и его нога освободилась.
— Зззззз, — я посмотрел направо.
Это было ошибкой: звук шел слева. Длинный и колючий лепесток схватил мою лодыжку и попытался дернуть за ногу. Вы не испытывали ничего подобного и не поймете, что это такое. Потом цветок вонзил в ногу массу своих мельчайших зубов и принялся жевать. Я завертелся и рванул белый лепесток (это был единственный лепесток-альбинос), мягко опустившийся на мою руку. Хруст, хруст — моя лодыжка. Я замахнулся и направил острие вниз, но запутался в сети ежевики. Сзади что-то царапало мою шею, а кожа там была не такой толстой, как на ногах.
Потом колючая поросль скользнула по плечам, начала раздирать кожу под подбородком, между ног, под мышками — я остро ощущал все эти места, перечислял их про себя, но пошевелиться уже не мог. Проклятые цветы двигались достаточно медленно, и времени на размышления было предостаточно.
Вдруг что-то длинное хлестнуло, чуть не задев мою голень. Цветок перестал грызть и отпрянул от ноги.
Свииииист у руки — и рука свободна. Пошатываясь, я пошел вперед, на ходу кромсая цветки и стебли. Сникший цветок соскользнул с драконьей лапы и пополз, пытаясь укрыться. Они общались друг с другом... да, и в этом безмолвном сообщении было: страх и отступление.