Перекрестный отец. Разговор о детях, о жизни, о себе - Страница 12

– А ваши братья? Сестра?

– Татьяна училась в институте, но не окончила его, пошла работать секретарем. Я им всем сейчас помогаю, так что они не нуждаются. Брат один был художником, учился, во всяком случае, и занимался живописью. Второй брат – музыкант. С ним случилась неприятная история: попал в аварию и стал плохо слышать. Оставил музыку, пошел на завод УАЗы клепать. Но там тяжелый цех, шумный, и, в конце концов, он вообще слух потерял. Чуть-чуть у него одно ухо слышит, и то со слуховым аппаратом. Леша фотографией занимался, но тоже не чужд музыке. И старший Саша был музыкантом, но, как уже говорил, его не стало, увы.

– Какая многогранная семья, а вы так вообще мировая звезда. Наверное, у ваших родителей были какие-то секреты воспитания?

– Ну, во-первых, не надо давить на детей и не надо их мучать чем-то. И иногда нужно сечь, в принципе.

– Вас секли?

– Меня высек отец один раз, я это крепко запомнил. Я взял тогда деньги, десять рублей, это были большие деньги. Недавно прошла реформа 1961 года, и эти десять рублей были как сто старых.

– Без спроса взяли?

– Не то чтобы без спроса. Мне было лет шесть-семь, и я должен был купить какие-то продукты. Но я пошел в кинотеатр и купил билеты на «Остров сокровищ». А до этого зашел в буфет и купил себе мороженое.

– Распорядились деньгами.

– А тут еще вдобавок кто-то украл у меня кошелек. Я после сеанса сунулся – нет денег. Долго искал, но не нашел, конечно. И, когда появился дома, отец меня высек. Я запомнил это на всю жизнь. Но это один раз было. А так он подзатыльники иногда давал.

– Вам было обидно?

– Ну конечно, обидно, ребенку семь лет всего… Обида была на все: на себя, на отца, на мир, на жизнь, на то, что родился вот так неудачно.

– Ужас.

– Знаете, в царское время каждую пятницу, по-моему, секли. Или в субботу. Провинился, не провинился – все равно секли. На всякий случай. Не сейчас, так потом провинишься, в будущем.

– А в современных условиях телесные наказания нужны? Все по-разному думают об этом.

– Нужно, не нужно… Трудно объяснить. Наверное, лучше золотая середина. Мы сейчас берем очень много у Запада, где ребенок может пожаловаться на родителей, а их способны посадить, оштрафовать и так далее. Но что немцу хорошо, то русскому смерть, и наоборот. Невозможно все сразу использовать. Разные нации, разные культуры, разные традиции, которые прививались годами, столетиями. К тому же у нас же традиции напластовались. Как сказал Тургенев… впрочем, эту фразу и другим приписывают, что подтверждает ее истинность: каждого русского поскреби, найдешь татарина. И если бы только татарина. У нас вообще микс, влияние разных культур.

– То есть вы считаете, что если по пятницам секли, то так и должно продолжаться?

– Нет, сечь не надо. Хотя, может быть, это и полезно. Вообще, конечно, мир меняется. Вчера, к примеру, я был в компании, и там девочка одна красивая присутствовала. Лет двадцати семи. «Я, – говорит, – два института окончила, один в Лондоне по культуре». Прошу ее: «Назовите мне трех писателей английских». И она запнулась. «Ну, Шекспир… Но вообще-то нас другому учили…» Все, понимаете? Я могу перечислить десять, двадцать английских писателей, а она только Шекспира с трудом вспомнила. «Хорошо, – говорю, – назовите русских писателей». Она назвала трех, обиделась, покраснела и ушла. Это другой мир совершенно.

– Другой мир, другое образование.

– Они достанут айпад и посмотрят в интернете, что им нужно. Плохо это ли хорошо – другой вопрос. Может быть, в этом польза есть, потому что интернет – это тоже источник информации. Но, с другой стороны, на чем воспитывать, как? Раньше были пионеры, доска почета или, наоборот, доска позора, вытрезвитель. То есть была какая-то система.

– Должна быть мотивация?

– А в советское время и была мотивация, были определенные установки. Воспитанием во многом общество занималось. Но сегодня общество ничем таким не занимается. Есть социальные сети. Ты входишь в группу каких-то покемонов, и тебе говорят: «А вот ты должен подойти к балкону и прыгнуть – и ты полетишь». Ребенок подходит и прыгает. Это новая социальная проблема. На Востоке, скажем, люди пытаются сохранить свои традиции, культуру… И не только на Востоке. Но и там не всегда получается. Скажем, в еврейских семьях. Родители хотят, чтобы она за своего вышла, а она влюбляется, и все идет не так.

– Все перемешалось.

– Да, все смешалось в доме Облонских. И непонятно, как правильно воспитывать. Но с чего-то надо начинать. С тесного круга семейного и дальше – на район, на город, на область, на Россию выходить. Должны быть какие-то примеры. Должен быть какой-то закон, должны быть программы интересные, вкусные. Но таких программ нет, все сводится к тому, идти на фильм «Матильда» или не идти, хотя такого вопроса вообще не должно стоять. Когда у нас в городе, помню, девочка-десятиклассница родила, об этом на каждом углу говорили, это был нонсенс, а сегодня никого таким не удивишь. Вот вам и воспитание.

Вообще все в жизни сместилось. Раньше мы собирали макулатуру просто так, но сейчас, детям, наверное, было бы интересно получить какой-то бонус. Если у человека ничего нет, ему хочется, чтобы у него было не хуже, чем у других. Если он нормальный человек, то стремится к этому. Но бывает и так, что у тебя есть все, и вдруг тебя лишают третьей яхты. А ты хочешь повеситься, это при том, что две еще остаются. Я прихожу, знаете, к одному клиенту, и он говорит: «Никас, я не могу тебе столько платить, как раньше. Я сократил всем на сорок процентов». Спрашиваю: «Почему?» Он говорит: «У меня было семнадцать миллиардов долларов, а сейчас только семь миллиардов». Я говорю: «Не надо вообще платить», потому что понимаю, какая травма – десять миллиардов потерять. А раньше как было – у тебя есть картошка, у меня есть лук, у него есть пиво.

– Ну, это уже какой-то паноптикум.

– Не важно. Люди собирались и разговаривали, им было интересно. Они обсуждали, что сейчас показывают, что сейчас читают. «Мастера и Маргариту» обсуждали, Мандельштама читали, на «Юнону и Авось» рвались. Высоцкий играет Гамлета и вдруг прерывает монолог про «быть или не быть», говорит: «Вы и так знаете», – и продолжает дальше. Это все обсуждалось, это было вкусно. А сегодня главная тема: поесть в ресторане. «Я вот в этом ресторане был, а я вот в этом. Я во Франции, а я там-то. А я вот крокодила…» Это уже совсем другая история, и, к сожалению, с этим ничего не поделаешь.

– То есть в этой истории надо жить?

– Нет, влиять, конечно, надо. Находить какие-то выходы из этого.

– Давать детям ориентиры.

– Надо брать из прошлого хорошее и попробовать применять это хорошее в реальной жизни. Если это работает, то да. Но нельзя и в крайности ударяться. Есть примеры, о которых нужно рассказывать. В том числе о простых людях – рядовой человек, врач, но он сделал то-то и то-то. Он ответственно относится к профессии, он заботится о своих пациентах, и всем хочется быть на него похожим. А у нас сегодня получается так – говорят о Гагарине и обязательно начинают исподнее перетряхивать. Зачем? Что это там у Ленина в носу было? Почему его жена в рваных чулках ходила? Вот это все муссируют, а ценности, которые должны обсуждаться, остаются за бортом. А потом мы удивляемся, почему у нас нет интеллигентных людей. Интеллигент – тот, который не ковыряет в носу, даже когда он один.

– Никас, хочу предложить вам отгадать, какие из рисунков нарисовали дети, а какие – профессиональные, взрослые художники.

– Могу вам сказать одну вещь – все дети рождаются гениальными. Их начинают учить и этим только портят. Взрослый может рисовать хуже, чем ребенок.

– Ну, вот посмотрите, кто это нарисовал? Ребенок или взрослый?

– Ну-ка, ну-ка… Это может быть и взрослый человек, который не особо умеет рисовать.

– Ага! На самом деле это нарисовал Николай Гончаров, когда ему был один год и два месяца. Талант?

– Да.

– А здесь?