Перед закрытой дверью - Страница 17

Пока красота Ханса приносила себя в жертву в жутко тесных полуботинках, он схватил вдруг пачку уже надписанных конвертов и за спиной своей трудолюбивой матери сунул в кухонную плиту. Он не знает точно, зачем он это сейчас делает, но сделать это ему обязательно нужно, голос внутри него, принадлежащий Райнеру, велит ему. Голос Райнера звучит в его ушах, образ Софи заключен в его сердце. Они руководят им, ведут его по жизни. Наконец-то он совершает нечто бессмысленное, чему его с большим трудом научили. Бессмысленно данное действие потому, что мать ничего не замечает, она заметит все потом, но не подумает на него, а обвинит во всем себя. Ханс тут же выходит из дому. Прекрасный и теплый вечер. Чувствуешь себя просто великолепно.

После того как отец Ханса попал в места, в которых труд делал его свободным человеком [8], жизнь его завершилась очень скоро. Многие трудятся всю свою жизнь, но так все никак и не освободятся. Стать отцом отец Ханса еще успел, но времени, чтобы порадоваться, оставалось ему уже немного. Впрочем, каждому человеку, все равно, богатому ли, бедному, собственно говоря, даны лишь мимолетные мгновения, когда он ощущает себя счастливым. Мгновения короткие, но насущенные. Насытившись страданиями, отец Ханса умирает под обломком скалы чисто австрийского происхождения.

По крайней мере, отец избавился от серой посредственности будней, так считает его сын, которому постоянно угрожает опасность утонуть в посредственности, но он постарается сделать все возможное, чтобы избежать этого. Короткая насыщенная жизнь, а потом, может быть, короткая насыщенная смерть. «Я хочу сильных ощущений, пусть даже и непродолжительных. Молодым бываешь только один раз, а я ведь еще молодой. Мать говорит, что отец вообще не увидел молодости, у него времени на это не было. Нет, время на молодость должно быть, обязательно. А он того не усек, что ж поделаешь. В этом его ошибка».

Ханс прав, потому что теперь наконец-то настало новое время, слава богу, оно получше, чем прежние времена, оно принадлежит молодым, и молодые не выпустят его из своих рук.

— Кто это с тобой? — интересуется мать Анны. — Твой одноклассник? Пусть радуется, что и он ходит в школу, которая дает аттестат зрелости и право на высшее образование, потому что школьные годы — самое чудесная пора, и понимаешь это много лет спустя, когда чудесная пора остается, увы, позади. Много лет спустя настает пора обрести профессию, тебе, дорогая, — профессию академическую, а жизнь — вещь серьезная, и с этой серьезностью еще предстоит познакомиться.

Ханс объясняет, что он, к сожалению, не принадлежит к кругу, наслаждающемуся этой самой чудесной порой, он в гимназии не учится.

— Мне бы очень хотелось попасть в этот круг, и этого стремления достаточно, ведь главное — было бы желание. Была бы воля, а пути найдутся. Мой путь, к примеру, приведет к должности преподавателя физкультуры, что тоже требует усилий, но иных, чем от монтера по силовым установкам, на которого я выучился в «Элин-Юнион». Как раз теперь, в этот самый момент, Софи, моя девушка, внутренне готова к тому, чтобы обучить меня помимо тех видов спорта, которыми я уже владею, таких как баскетбол, бег и прыжки (все это — в Венском рабочем спортклубе), еще и другим, таким как теннис и верховая езда. Это самое прекрасное, что только есть на свете.

Мать Анны из всего сказанного поняла лишь то, что Ханс — простой работяга, а такой круг общения она не одобряет.

— Так вы, значит, не в гимназии. Одного хотения недостаточно. Хотеть мало, нужно добиваться. И просто добиваться — тоже недостаточно. Тут важно — чего добиваться. Лучше всего уже все иметь. Ступайте прочь и никогда больше здесь не появляйтесь, вы неподходящее общество для обоих моих детей.

Ханс говорит, что он продолжит свое образование по собственной инициативе, энергия для этого у него есть.

— Не для школы мы учимся, а для жизни, и кто как следует выучился, тот и живет по-настоящему.

— Так я-то ведь и хочу учиться для жизни, школа мне до лампочки, в конце концов. Ведь и в школе можно потерпеть неудачу и найти трагический конец. Поражения подстерегают и в школе, и в жизни.

Анна выслушивает все это на удивление терпеливо для своего характера. Она прикидывает, каким образом потом, в своей комнате, где им никто не помешает, снискать симпатию Ханса, продемонстрировав различные интеллектуальные способности. Свою игру на фортепьяно надо тоже умело бросить в бой как тяжелую артиллерию. Ханс начинает ценить искусство, еще не зная, что искусство может значить. Ясно как божий день, что они лягут вместе в постель, Софи ведь такого ему не позволяет. А она, Анна, позволит. Для начала переведет ему порнографический отрывок из Батая, а когда у него слюнки потекут, то там уже Бог да либидо в помощь! Она станет принимать самые разные позы, известные ей из новых французских фильмов, а ему и невдомек будет, он таких фильмов не смотрит. Только дребедень всякую. Она притворится суровой, но проявит достаточно мягкости, чтобы он не испугался. Она смотрит на твердые мускулы Ханса, скрытые пуловером. Он играет мускулами. В семейном окружении Анны настоящих бицепсов не встретишь, они растут не здесь, а в других местах. Ей нравится мысль о том, что Ханс, стоит его раздеть, станет одним лишь телом и больше ничем. Это новое ощущение, не такое, как обычно, когда еще и мозг присутствует и все время суется некстати. Уже по тому, как Ханс берется за предметы, видно, что руки его совершенно точно знают, как с ними обращаться. В ремесле он специалист. И с молотком, гвоздями или напильником он всегда справится; он вращается в совершенно иных кругах, Анна чувствует, что это ее привлекает. Пока молода, нужно отдаваться новым впечатлениям, приобретать опыт, узнавать, что там, за привычным горизонтом, ведь свое окружение и так хорошо известно.

Мамочка говорит, что сейчас припомнит, как это будет по-латыни, что учимся мы для жизни, а не для школы. У нее целый резервуар пословиц и всяких крылатых выражений. Он ни слова не поймет, будет совершенно раздавлен и унижен и впредь оставит ее дочь в покое. В ее семье образование имеет давнюю традицию и ни в коем случае не основывается на какой-то там собственной инициативе, слишком оно ценно. Да и вообще самое драгоценное на свете — то, чему научился. Собственность, которой обладаешь, является фактором риска, и лучше бы его совсем исключить. И кстати, она не одобряет, если оба они без присмотра пройдут в девичью комнату Анны, которую мамочка обставляла сама, собственноручно. Украсила занавесочками в цветочек, которые Анну просто бесят. В девичьей комнате женщине делать нечего, там место лишь девушке, недаром комната так зовется. Собственно, Анна ведь еще совсем ребенок. Ханс готов беспрекословно подчиниться, потому что мать Анны внушает ему уважение, но Анна заявляет, что пусть та катится куда подальше, в задницу. Какое ей дело, кто к Анне ходит. Чтобы загладить грубость Анны, Ханс говорит, что в следующий раз даже цветы принесет, большой букет. Мамаша тут же вставляет, что цветы о многом могут поведать. Этот работяга хотя бы вежлив. Есть настоящий язык цветов, который мать в свое время изучила. Розы обозначают любовь, при условии что они красные, а гвоздики символизируют социалистическую партию, при условии что они тоже красные. А потом, есть еще цветы, которые могут выражать постоянство, верность, доверие и тому подобную чепуху, их никак нельзя по ошибке перепутать, иначе это будет означать катастрофу для любимого человека. Да и в самом общем смысле существует язык природы, который можно услышать только в полной тишине. Он либо скрыт в глубине души человека, либо нет, и если он у человека в душе есть, то человек может его расслышать. Это так же важно, как и сухое книжное знание, хотя оно является весьма важной предпосылкой. Следует обращать внимание и на попадающиеся по пути коренья необычной формы, камни, переплетения сучьев, и сознательно ими пренебрегать нельзя.