Перед выбором - Страница 11
И вот дела позади, он помчался было к Айрин, но внезапно передумал, отпустил "мушку" и долго бродил по улицам города. Потоки людей, мобилей, разноцветные картины в огромных экранах визоров, нависших над площадями, солнечные блики в серой воде искусственных озер, гомон голосов под гулкими сводами подземных переходов - все это волнами плескало в его сознание, стремясь отвлечь от странных мыслей. Тревожных мыслей о непоправимой утрате и в то же время - о спасении чего-то очень важного для него.
"Почему ты медлишь встретиться с Айрин? Почему?.."
*
Ральф смахнул со скамейки влажные листья и сел. Если бы его спросили, как он попал сюда, в этот парк на окраине города, он затруднился бы ответить. В памяти запечатлелись лишь отдельные разрозненные моменты действительности: два широкоплечих парня в ярко-оранжевых костюмах работников экспериментального отдела, встретившихся ему у выхода из Космоцентра; быстрые капли-мобили на сером полотне дороги; белоснежные словно айсберги громады зданий на фоне серого неба; безликая масса людей на скоростных дорожках у края тротуара; девушка с неправдоподобно длинными волосами, простучавшая каблучками, торопясь к стоянке мобилей... Действительность неслась, подхваченная потоком времени, мимо него, существуя как бы сама по себе. Он почти ничего не видел и не слышал, машинально проходил мимо зданий, спускался в подземные переходы, сворачивал с улицы на улицу...
Парк был безлюден. Дорожки разбегались в разные стороны, терялись среди ровно подстриженных кустов, кольцами опоясывали клумбы - горстки замерзшей земли с редкими засохшими стеблями. Деревьев было так много, что если бы не скамейки, клумбы и громады зданий Космоцентра, нависшие над городом, можно было бы поверить, что находишься в глухой чаще леса.
Он вспоминал и никак не мог вспомнить. Что-то уже давно занозой сидело в нем и старалось пробиться к поверхности из подсознания. Он даже не мог понять, что именно его мучило, что он должен вспомнить, и с усилием чертил каблуком глубокие бороздки на сырой от ночного дождя земле.
Может быть, Айрин? Он включил фонобраслет.
- Центральная распределительная.
В светлой чашечке щелкнуло, бесстрастный голос автомата отчеканил:
- Центральная распределительная слушает.
- Дайте мне личный номер Айрин Генд, - он произнес ее имя громко и отчетливо, подражая автомату. - Профессия - учитель, место работы школьный городок близ Веспрема, у озера Балатон.
Он включил блок памяти фобра и выслушал длинный ряд цифр. Машинально сказал "спасибо" уже отключившейся распределительной.
Почему-то подумал: "За этим набором цифр стоит живой человек. А возьмем наши отчеты: исследовательский бот номер триста восемьдесят два выполнил программу работ в Поясе астероидов. А ведь это не бот программу выполнил, а... Стоп!"
И сразу стало легче - заноза исчезла. Он вспомнил. И торопливо зашагал к выходу из парка. Все ясно и четко: в Космоцентр, оформлять документацию, но перед этим заскочить домой, прихватить кое-какие вещи. Потому что такой возможности может больше и не представиться. О напряженности программ работ исследовательского отдела ходят легенды, и совсем небезосновательные. Вылет не будет отложен ни на секунду. А "молнию" из-за него до орбитальной станции гонять не будут - не тот случай.
Он не выдержал и побежал.
*
Мобиль бесшумно сорвался с места и Ральф перевел дыхание. Конечно, Герману уже нашлась замена. Но разве смогут отказать ему, отдавшему космосу восемь лет... Нет, не восемь лет - нечто гораздо большее. Несравненно большее.
Словно задыхающийся человек долго бился о лед и наконец взломал его
и вырвался из-под воды на воздух. "Вэнгард" сегодня вышел из ремонтных мастерских. Мимоходом брошенная кем-то в Космоцентре фраза зацепилась за невидимый крючок в его памяти. "Вэнгард" вышел из ремонтных. Стараниями "заблудших" он оказался там в весьма плачевном состоянии, а его пилот, Герман Стан, - в одном из медцентров Марса. Ральф ясно представил белую дверь палаты и тишину за дверью. И бледное, осунувшееся лицо Германа на экране. Тогда их не пустили к нему, ни его, ни Вацлава Волчека, ни специально прилетевших с Земли Луиса Марина и Вайзе.
Сегодня "Вэнгард" уже будет у причала орбитальной, а завтра должен
идти в рейс. Попросить, потребовать, чтобы "Вэнгард" дали ему. Постучать кулаком по столу, хотя этого, наверное, не потребуется. Ему не смогут отказать. Он заслужил право работать в космосе. Всадник должен быть на коне, пусть временно и на чужом.
Его слегка качнуло вперед. Мобиль остановился у длинного высокого
здания - белый фасад под небеса, а за непрозрачными снаружи стенами сотни квартир работников Космоцентра. Где-то там и его квартира, тихое земное пристанище, временная гавань в перерывах между жизнью в пространстве.
...Длинный коридор, светлые холлы - столики, уютные кресла, экраны
визоров. Зелень кустов в маленьких садиках, смех и звонкие крики детей
из-за дверей детских садов, зеленоватая вода бассейнов за прозрачными стенами, веселый перестук мячей в просторах спортивных залов. Люди. В холлах, в бассейнах, в спортивных и концертных залах, в библиотеках и коридорах. "Привет, Ральф! "Здравствуй, пилот!" "О-о! Ральф! Редкий гость в собственном доме..." Крепкие рукопожатия, расспросы.
Он ссылался на то, что спешит, и быстро шел, почти бежал по коридору, обгоняя движущуюся дорожку, торопливо отвечая на приветствия. Он чувствовал зуд в ладонях, знакомый зуд, утихавший лишь тогда, когда руки привычно ложились на пульт управления.
С ним уже было такое... Четыре года назад, в медцентре, в подмосковных лесах. До чего хотелось в полет! Он умолял врачей выпустить его, уверял, что совершенно, ну абсолютно здоров, но все, конечно, было тщетно. "Здоровый человек может принести обществу больше пользы, чем больной", - об этот их аргумент, как о гранитную скалу, разбивались все доводы Ральфа. И врачи, конечно, были правы, только ему от этого не становилось легче.
Вот его дверь. "Странно, - мелькнула неясная мысль. - Странно. - Мысль стала отчетливой. - Тогда тебя ничего не удерживало на Земле. Тогда тебя можно было понять. А теперь? Хочешь сбежать от всех проблем?"
Он замедлил шаг. Остановился, прислонился лбом к холодной поверхности двери. Только что все было ясно и просто... Но просто в жизни, наверное, не может быть. Жизнь сложна, это звучит достаточно банально для того, чтобы быть верным.
Опять хаос путаных мыслей в голове. Он машинально толкнул рукой дверь. Отчетливый женский силуэт у прозрачной стены на фоне громад Космоцентра. Абсурд! Две взаимоисключающие друг друга возможности. Или - или.
- Это ты, Рени?
Он безмерно удивился - это был не его голос. Айрин повернулась к нему и как-то неуверенно развела руками.
- Я...
Голос ее дрожал.
- Это ты, Рени?..
Девушка в черном платье в пяти шагах от него. Девушка в черном платье в пяти шагах от него. Девушка в черном платье в пяти... Острая боль. Солоноватый привкус во рту - он прокусил себе нижнюю губу.
- Ральф, милый, что с тобой?
Айрин подбежала к нему, и он увидел в ее глазах свое лицо - застывшую восковую маску, искаженную гримасой. Маску отчаяния.
Горячие губы прикоснулись к ней и воск начал таять, жидким пламенем потек по щекам, проплавляя в них глубокие борозды. Губы жгли, словно были частицей солнца, их жар проникал в самые затаенные глубины его существа, горячими волнами растекался по телу. Все мысли, чувства, желания пропали, как исчезают сухие листья в пламени костра. Огонь полыхающим кольцом охватил камень на распутье и помчался вперед, сжигая обе дороги. Исчезло прошлое и будущее, осталось лишь балансирующее на их гребне настоящее, сменящие друг друга мгновения, охваченные бушующим огненным вихрем и тающие в нем.
...При раскопках старинного храма в непроходимых индийских джунглях нашли заросшую густой травой каменную плиту с выбитыми на ней непонятными знаками. Долго бились ученые над расшифровкой древней надписи и наконец прочли ее. Надпись повествовала о том, что однажды, в давние-предавние времена, людям приснился одинаковый странный сон. Будто с неба на землю пал огонь и охватил всех живущих на земле - и старых и молодых. С каждым вздохом он проникал внутрь человека, и тот испытывал странный жар, не мучительный, но волнующий. Огонь застилал глаза лвдей и все окружающее воспринималось ими сквозь его яркие переливы. Он не иссушал тело, а, напротив, наполнял его неведомой силой и людям казалось, будто у них вырастают крылья. В каждом человеке бушевал этот небесный огонь, а когда кто-нибудь чувствовал, что жар в его груди угасает и огонь больше не застилает взора, он обнаруживал, что прошло уже много лет, жизнь прожита и пора умирать.