Перед бурей (СИ) - Страница 30

- Ты растеряна, - улыбается он, довольный своей выходкой, и затем покусывает один из пальцев, услышав мой вскрик.

Я не понимаю, чего насильник хочет, какую игру он ведет, и присутствует ли в ней смысл. И, словно сбившись с курса, я застываю, не зная, что мне делать.

- Не, - я, дернув рукой, отодвигаюсь от него к изголовью кровати, - трогай, - прищурив взгляд и толкнув маньяка ногой.

Он с интересом поднимает бровь, словно я какой-то подопытный кролик, не желающий слушаться, и изучает меня с любопытством, без того страшного животного блеска в глазах.

- Как скажешь, - парень криво улыбается, вставая, - еще один день голодовки тебя устроит?

- Пошел к черту, - словно выплюнув эти слова, сжимаю челюсти, скрестив руки.

За мгновение он преодолевает расстояние между нами, сжав пальцами бедро до боли.

- Не смей, - его шепот грозен, и я поеживаюсь от страха, - со мной, - прямо около уха, - так говорить, - насильник резко встает, выключая свет, и через пару секунд слышится хлопок двери, запираемой на ключ.

***

- Мама? – я вижу ее силуэт издалека, и, чувствуя свободу, бегу к ней, крича.

Она не слышит, и, несмотря на то, что расстояние между нами сокращается, я не могу ее догнать.

Я не могу заставить ее повернуться.

Ускорившись, я вновь зову ее, испытывая не прежнюю радость, а странное волнение, беспокойство, пробегая вдоль пустынных и темных улиц маленького городка. Я хватаю ее за руку, со всей силы тяну на себя, пытаясь увидеть лицо Аны, но та, переборов меня, идет дальше, и я плетусь следом, пытаясь удержаться за ледяное предплечье, но вновь теряя.

Она заходит в чей-то дом, быстро поднимаясь по ступенькам, и я пытаюсь догнать маму, едва успевая за ней. Открывает комнату, и, когда я вхожу внутрь, дверь, прежде распахнутая настежь, резко закрывается и растворяется в стене, словно ее никогда не было. Вместо нее я вижу небольшой настенный светильник, блекло светящийся в полумраке и едва оставляющий блики на серых обоях.

Нервно сглотнув, поворачиваюсь, видя черную кровать, различные плетки, скамью и крест.

Я в той самой чертовой комнате.

- Мама? – произношу я с опаской, осторожно подходя к ней, неподвижно стоящей посреди этого страшного места ко мне спиной.

Ее запястья связаны вместе сзади какой-то черной атласной лентой, лишь волосы кажутся немного светлее, чем обычно. Она не откликается.

- Мама? – повторив вопрос, я аккуратно касаюсь ее плеча, но та не шевелится, замерев, словно статуя.

Медленно иду вперед, вставая перед ней, и встречаюсь взглядом со своей копией, покорно стоящей и глядящей на меня с презрением в глазах.

Я резко просыпаюсь, боясь этой темноты и словно слыша свой собственный крик.

Кошмары.

Встаю, чувствуя холод, и иду на ощупь к комоду, выдвигая ящик и доставая бутылку с водой, надеясь, что с глотком освежающей жидкости мне станет легче. И, ощущая тот неприятный запах старого матраса, я вновь погружаюсь в сон.

***

- Уходи, - не поднимая на него глаз, я лежу на этой дряхлой кровати, каждый день (если это, конечно, день) скрипящей от движений незнакомца, придавливающего меня к ней и, словно издеваясь, заставляющего издавать койку слишком громкие звуки.

Если в первый раз он дал мне «поблажку», то теперь пользовался обессилевшим телом ради своего же удовольствия, и жгучая ненависть к этому человеку угасала из-за более сильной усталости. Я потеряла счет времени, и лишь с приходом насильника понимаю, что наступает следующие сутки. Из-за кошмаров, ставших посещать меня гораздо чаще, я не могу уснуть, и, в те редкие моменты, когда изнеможение одерживает верх, прикрываю глаза, избавляясь от мыслей и чувствуя, что совсем скоро меня настигнет еще один страшный сон.

Он ухмыляется, и этот злобный смех отдает холодом, заставляя меня поежиться от страха.

- Ты сама прекрасно знаешь, что я никуда не уйду, - спокойно говорит он, закрывая за собой дверь и подходя к кровати.

Едва укрываясь и согреваясь какой-то простыней, облачившись в нее, я жмусь в дальний угол, стараясь обезопасить себя от насильника. Я хочу думать, что он приходит сюда, словно чувствует зависимость от меня, от моего тела и от желания обладать им.

По крайней мере, это лучше, чем осознание того, что когда-нибудь обещание оставить меня в живых не будет сдержано.

Парень рывком взбирается на кровать, резким движением преодолевая расстояние между нами, как хищник, и проводя пальцами по моим коленкам, не отрывая взгляда от лица. Все внутри сжалось от страха, когда он, словно нарочно, от коленки скользит к внутренней стороне бедра, мягко прикасаясь к коже. Глупые прелюдии перед тем, как вновь унизить меня, использовать и оставить в этой ледяной комнате медленно замерзать.

Я не могу сопротивляться, взволнованно следя за перемещением пальцев по своему телу. Согреваясь им, оживая и выплескивая остатки своей энергии, после, покинутая, я не могу восстановить силы. Я не уверена, что выдержу это снова.

- Ты понимаешь, что я могу умереть от холода? – я тихо шепчу, не сводя глаз с его лица и стараясь придать голосу уверенность.

- Я тебя согрею, - парень хмурится, чуть злясь и скалясь, и раздвигает мои ноги, после проводя кончиками пальцев вдоль стоп.

Мои руки не привязаны, но я не могу снова, как тогда, броситься на насильника, продолжая борьбу за свою свободу. В этой игре правила пишет он.

- А голод? – сглотнув.

- Ты сама выбрала наказание, - так же, сохраняя спокойствие, произносит маньяк, хищно взглянув на меня.

Все чувства, так сильно бушевавшие во мне, за последние несколько часов переросли в апатию. И даже мысли о том, что умереть гораздо проще и легче, заполняют голову все чаще.

- Я могу упасть в обморок, - предупреждаю я, осторожно прижимаясь спиной к изголовью кровати и чувствуя жгучий холод, - тебе нравится трахать девушек в коматозном состоянии? Увлекаешься некрофилией?

Я бросаю эти слова с ненавистью, пытаясь таким образом сделать вызов, но уже предчувствуя свое поражение. Я почти мертва, находясь здесь, и это подведенное к грани состояние сводит с ума.

Боль обжигает щеку быстрее, чем я осознаю, что он ударил меня по ней. Неприятно.

Тихо стону, опуская взгляд. Сил на слезы, на сопротивление, на борьбу или же на смирение не осталось, и пощечина добивает меня.

- Уходи! Ты просто чудовище! – крикнув, словно это мои последние слова, я касаюсь ледяными пальцами горячей щеки, отворачиваясь от насильника, едва замечая его повисшую в воздухе руку.

Все вокруг погружается в тишину, но я по-прежнему едва ощутимо чувствую его дыхание и пронизывающий взгляд. Сил на второй крик не осталось.

Я чувствую слабость во всем теле и хочу закрыть глаза, думая, что смогу уснуть в его присутствии. Исходя из печального опыта в виде пощечины, можно сделать вывод о том, что он не станет меня трогать, если увидит, что мне слишком плохо. Искоса смотрю на него, но парень погружен в свои размышления, хмурясь и будто задумываясь о своем поступке.

Я не знаю, что чувствую к нему: страх, ненависть или отвращение. Эмоций и чувств почти не осталось, и они были поглощены этим парнем, жадно впитывавшим остатки жизни из тела.

Я утыкаюсь головой в колени, пытаясь согреться своим дыханием. Какая-то простыня не спасет от холода этого помещения, а организм уже потратил всю свою энергию, чтобы продолжить отдавать тепло.

Смотрю на руку, усеянную небольшим количеством царапин, каждая из которых обозначает очередной день в обществе насильника. Он все предусмотрел, лишив меня любых острых предметов, кроме собственных ногтей. Насчитываю четыре, глядя на бледную руку и вены, которые видно сквозь полупрозрачную кожу.

Четыре дня без еды, не включая то время, что я могла находиться здесь без сознания.

Как ни странно, я только сейчас задумываюсь о семье и друзьях, искренне надеясь, что они уже заподозрили неладное и ищут меня. Но, как показывает статистика, большинству семей возвращаются лишь найденные трупы. И все же, что такого сделал ему Кристиан Грей?