Пепел и золото Акелы - Страница 4

– Он не врет. – Один из молчавших до того крючконосов медленно привстал. – Акела часто мотался на Большевиков[4]. Жаль, куда именно ездил, мы до сих пор не знали.

Теперь Моисеевич смекнул, что за странные молчуны прибились к компании Пиночета. Но в данный момент открытие не обрадовало. Сейчас должно было решиться, оставит отморозок Пиночет жизнь старому барыге или отнимет. Отнимет или оставит, как всегда шутя и посмеиваясь над собственными шуточками? Все зависело от того, что Пиночету покажется забавней. Не логикой руководствовался Пина, а чувством юмора.

– А, кстати, я вас не познакомил. – Пиночет шутил уже скомканно, поскольку здесь вопросов больше не осталось. Все, что требовалось, старый еврей уже сообщил. – Это Фрол. Вы с ним чем-то похожи. В твоем случае Христос отторгнут, в его случае отвергнут. Они с братом из той же секты, что и их милейший сенсей, он же гуру, он же владыко, он же Акела. Неважно, хоть груздем назови, только в баланду не суй. Главное, координаты указаны. Мы едем, едем, едем, веселые друзья!

Последняя фраза относилась к остальным присутствующим. Байбак с видимым неудовольствием отодвинулся от девушки и по шоферской привычке сунул в карман ненужные теперь гвозди. Клепа тупо и покорно засмеялся. Шелест перестал с вожделением пялиться на хрустальную люстру. Братья встали во весь рост и расправили плечи. Теперь они выглядели еще грознее.

– Байбак, ты правильно расстроился. Нельзя оставлять девочку с папой-инвалидом. Забирай добычу, аксакал. Она будет нашей сывороткой правды, гарантией, что папаша не соврал. Ублажишь, назначу акыном.

И только в этот момент старый барыга понял, что проиграл не полчаса назад, когда пустил Пиночета на порог, а еще тогда, когда при знакомстве принял Пиночета за безумного отморозка и не разглядел, что это лишь хорошо подогнанная маска. А под маской скрывается некто весьма умный, весьма расчетливый и весьма здравый.

Байбак обрадованно щелкнул лежавшую пленницу ногтем по носу, отстегнул наручники и легко закинул на плечо потерявшее волю тело. Гортанный хрип Моисеевича остановил всех. Отодрав с мясом руки от стола, старик резко крутнулся, сверзился на пол и ужом пополз к пухлому как бегемот кожаному дивану, предмету не антикварному, но тоже стоящему очень солидных денег. Сунув под диван окровавленную пятерню, отец Сони выудил обросший пыльной бородой пистолет. Клепа, не перестав глупо лыбиться, выхватил ствол той же марки и успел выстрелить первым. Кислый дым запершил в глотках.

– В девяточку, – равнодушно заметил Пиночет. – А теперь действительно уходим. – И носком сапога вывернул из камина на роскошный ковер горсть вишневых угольков. Его не рискнули ослушаться, хотя Клепе, Шелесту и Байбаку, судя по рожам, мечталось пошарить по сусекам гораздо пристальнее. – Кстати, Шелест, ты сейчас скоренько смотаешься в «Гриль-мастер» на Невском напротив Гостинки. Там за третьим столиком от входа будет сидеть с газеткой человечек с пышными усами. Скажи ему, что Моисеевич был, да весь вышел. Пусть теперь люди его наследством займутся, да нас в покое оставят. А потом возвращайся, знаешь куда.

Шелест равнодушно пожал плечами, дескать, будет исполнено.

Однако Моисеевич умер не сразу. Когда незваные гости с пленницей покинули квартиру, он пополз не к камину тушить курящийся дымком лохматый ферганский узор, а к приземистой тумбочке века эдак восемнадцатого, с единственно неуместной на общем фоне вещью современного дизайна – телефоном. Семену Моисеевичу приходилось очень тяжело, за ним на ковре оставалась дорожка кровавой росы, но смертельно раненный человек упорно карабкался вперед. И дополз. Сгреб аппарат на пол, прижал к уху трубку, перекосившись от боли, набрал нужный номер и захрипел из последних сил:

– Майор, они все узнали. Они туда уже едут. С ними Сонечка. Помоги!

Перед самой смертью он услышал слабый, будто далекий, стук. Стучали в окно. Сквозь застилающую глаза и набирающую сок пелену небытия, сквозь расползающийся перед лицом по ковру дым Семен Моисеевич увидел огромного ворона, который топтался на подоконнике.

Когда Пепел нарисовался у Ледового дворца, до начала концерта еще оставалось минут тридцать. Служебный вход Сергей нашел без проблем по толпе потных и вроде как мающихся без дела граждан с серыми цепкими взглядами. У Пепла, если надо, глаза умели сверлить во сто крат круче, но здесь было не надо. Здесь, наоборот, он притушил фитилек по максимуму и стал невзрачным, будто водитель троллейбуса.

– Сергей Ожогов? Это какая организация?

Сергей подчеркнуто робко промямлил, что победил в радиовикторине. Ему выдали картонный прямоугольник-бирку с «Fm 100,9» и тесемку, чтоб таскать этот мандат на шее. И Сергей по-свойски ступил в предельно незнакомый для себя мир, с героями которого он лишь изредка пересекался за карточным столом.

Угодивший в незнакомое место зверь норовит перво-наперво забиться в любую щель, оттуда осмотреться, и только потом уже начинает детальное обнюхивание углов. Именно так и подмывало поступить Пепла, поэтому он включил кураж и стал вести себя, будто главный.

Только появился ментовский начальник и сероглазые построились в две шеренги, Пепел, чуть ли не растолкав строй, занял удобное место и выслушал пространный и пустой инструктаж. Тех, мол, не пущать, а этих, мол, осаживать. Все это происходило на пыльном, со всех сторон окруженном дверьми, пятачке. А двери вели какая куда. Одна во внутренний буфет, другая к кабинетам администрации. Третья, и самая дебелая, к сцене.

Потом из-за пропитанных запахом канифоли кулис Сергей оглядел неожиданно огромный без публики зал. Рядом в сумраке препирались:

– Ты понял, только три песни?!

– Но сам же сказал, что Чижа не будет, а у меня песни по две минуты.

– Я тебе русским языком толкую, не я хозяин этого концерта. Поэтому три песни – и никаких!

Вбок по коридору нервно дымили хлопчики в коже. Прислушиваться и ловить знакомые по эфиру тембры в рождаемом ими гаме было бесполезняк, по вдавленным плечам и скукоженым спинам сразу читалось, что это не масть. Не телаши, скорее обслуга из прибогемненных, потому что хайры длинные, футболочки в иностранных матюгах и все уши в пирсинге. Резко то и дело хлопала дверь сортира за их спинами. Еще дальше виднелась прозрачная дверь пожарного выхода, запертая на три запора. Шипели окурки «Парламента» и облегченного «Мальборо» в гильзоподобной урне. Шмалью пока не припахивало.

– Не подскажете, где можно найти Фарта? – поймал Сергей за рукав типового хлопчика. Патлы до плеч, кожаные штаны гармошкой, рубашечка просторная и пестрая, будто пончо, на гоп-стоп снятое с плеча индейца майя. На пальце дешевый перстень с каким-то чмом вроде ацтекского божества.

– Нет, ну разве не наглость? – лениво зашевелил челюстью хлопчик, поднимая на Сергея бесконечно длинные, убойно действующие на первокурсниц медучилища ресницы. – Предлагать мне за четыре куплета сотку баков? За сотку баков пусть вам тексты Олег Соломенко пишет! А он мне еще морду корчит, говорит, что второй куплет – фигня. Сам он фигня, и его подпевка – фигня полная. С такой подпевкой пусть сам себе рыбу и сочиняет!

– Это Фарт, что ли?

Хлопчик, прежде чем ответить, внимательно впитал содержание бирки на шее Пепла – «Fm 100,9» – и принял за кого-то другого.

– О, знатный концерт у вас получается! – залебезил хлопчик. – Аншлаг гарантирован. Меня тут занесло на «Бои без правил», так там всего ползала зрителей натикало. У вас же совсем другое дело. Меня зовут Виктор, Сунчелеев – моя фамилия, я – текстовик. Про Аль Капоне песню слыхали: «Как рано он предал семью, печальная история...», это моя песня. А еще я представляю журнал «Аперитив». Я хочу сделать цикл статей о идеологии шансона. Я хочу показать, как много этот жанр значит для России... – Хлопчик невольно проводил жадными глазами девицу с заваленным бутербродами подносом (Пепел не справился отгадать, что больше зацепило хлопчика – девица, или бутерброды?) и наконец заметил, что его энтузиазм не находит спроса. – Фарт? Фарт где-то дальше по коридору. Как вы считаете, он реально сможет потеснить в рейтингах Михаила Круга? – И уже в затылок удаляющемуся Пеплу: – А как вы объясните, что Чиж сегодня отказался выступать?..