Пентагон должен быть разрушен! - Страница 24

— Сбил?

— Нет, не сбил. Вообще-то полный топлива заправщик цель простая. Может, он только пугал. С этим мы будем разбираться подробно. В общем, агрессор достиг своей цели. Летчики перетрусили, слили топливо для увеличения маневренности и в итоге возвратились на базу. Да и то не все. Один, по всей видимости, слил слишком много. Прихватил свое собственное. Он пошел на посадку в район Сан-Антонио. Предположительно, приземлился там. Как я понимаю, теперь он окажется у «южан».

— Что, нельзя было отогнать этот истребитель чем-нибудь?

— Где ж его теперь догонишь, это новейший «Рунер». Название не зря означает «бегун» — крейсерская скорость почти две тысячи километров в час.

— Наши «южане» обнаглели. Кроме того, если сведения о случае просочатся, наши экологи поднимут вой. Я говорю о слитом топливе, ведь там сотни тонн, как я понимаю, так?

— Так, господин президент.

— Кстати, это мысль — натравить на вас нашу милую госпожу Лину Мэкси, министра защиты окружающей среды. Она явно рассвирепеет.

— Может, лучше молчать об этой мелочи, а, господин президент?

— Я подумаю, генерал Форд Эммери, подумаю.

— Мне продолжать по поводу? Так вот, самолеты с «Фенимора Купера» теперь не могут вернуться назад, понятное дело, и вынуждены тянуть до Гуантанамо. Может быть, дотянут. Если нет, надо по дипломатическим каналам связаться с Ямайкой. Пусть сядут там. Опять же, если дотянут.

— Господин Ладлоу, распорядитесь, чтобы кто-то занялся. Свяжитесь с нашим послом на острове. Некогда раскручивать всю положенную цепочку, — кивнул президент советнику по национальной безопасности. Тот тут же встал и вышел.

— Вот из всего этого и выходит, что над Панамой у нас остались только спутники разведки, господин президент.

— Благо, они не требуют посадки, — констатировал Ад Буш; похоже, комизм начинал доходить до участников драмы.

— Что правда, то правда, господин президент, — скорбно потупился самый главный военный США.

— Это все, генерал Эммери?

— Похоже, так, господин президент.

В действительности то было далеко не все. Однако, по мысли четырехзвездного генерала, сейчас с президента было довольно. Имелись еще просчеты с кораблями сопровождения «Купера», да и с самим его маршрутом. По поводу последнего, возможно, стоило перебросить его в Африку через Индийский океан — здесь было почти вдвое ближе. Однако после случая с близнецом «Купера» «Томом Клэнси» адмиралы опасались вести авианосец через населенные моря. Здесь бы хватило наблюдателей за его перемещением, а так его появление возле Африки оказалось бы для врагов полным сюрпризом. Помимо того, хотя бы некоторое время получилось бы вводить в заблуждение главную занозу мировой геополитики — Китай. Там могли думать, что «Фенимор Купер» перебрался из Японского моря недалеко, допустим просто «спрятался» за остров Хонсю? Кроме того, при перемещении мимо Индонезии «Фенимору Куперу» пришлось бы тащить с собой весь боевой ордер сопровождения. Но ведь около Южной Африки осталось несколько десятков «безработных» военных кораблей среднего тоннажа, так что почти всю авианосную группу кораблей «Куперу» получалось оставить в Японском море против главного потенциального врага Соединенных Штатов. Тихий океан — это в основном американский океан, двигаться там можно относительно спокойно, а лишние, неатомные корабли боевого ордера в таком дальнем переходе, как планировалось, тормозили бы движение.

Правда, кое-что при «Купере» все же осталось. Однако когда он совершил очередной пируэт у бывшей Французской Полинезии, идущая с ним атомная лодка пошла далее, имея целью обогнуть Южную Америку и все-таки прийти к африканским берегам. Адмиралы почему-то решили, что до Центральной Америки авианосец доберется и так. Ну а здесь, в Карибском море, его бы встретила лодка «Голубой кит». Так что не стоило тащить через Панаму еще и атомную подводную лодку многоцелевого назначения. Может быть, ею просто не хотелось рисковать?

А вот авианосцем рискнули.

И однажды, когда ты вроде бы совсем освоился с чужой, нервозной и оттого нескучной обыденностью трамбуемого энтропийной шумностью города; когда ты вроде бы и не представляешь расставленных по-иному жизненных пауз, как не в нутре присыпанных развалинами подвальных гаражей; когда ты невесело ощущаешь свою причастность к развороту вектора времени, ибо гигантский мегаполис круто сполз по склону на тысячелетия назад — в хаос и варварство — далеко не без твоей помощи; и когда ты уже не сопротивляешься мозгом чувству, что именно здесь, в этнической заварушке, начертано тебе жить-поживать, до самой неминучести момента, накрытия твоей позиции какой-нибудь спикировавшей из технологического прошлого миной, — так вот именно тогда, внезапно, прорывая заслон английского, на котором теперь общаются даже герои твоих снов, на тебя обрушивается вводная. Вообще-то, та вводная не гармонирует с окружающей военной неустроенностью именно своей языковой принадлежностью. Но там, в присыпанном впечатлениями последних недель мозгу, неожиданно смыкаются состарившиеся контакты, и прыскает по нервам яркая свежесть тусклых ранее картин. Черт возьми, все эти когдатошние африканские пейзажи оказались все-таки не снами-грезами.

— Салют, Герман, — обыденно приветствует явившийся из ниоткуда — точнее, из телефонной мембраны — товарищ Сергей Шикарев. — Я, я, не сомневайся. Вот тебе для наглядности график голосовых гармоник. Сравни, если есть с чем.

И тут же по переносному кристаллическому экрану частокол амплитудных скачков.

«Господи! Как? Что? Каким образом выбрались из той заварухи?» — вот что хочется обрушить на неожиданного собеседника, но инициатива хитрая штука и перехватывается на лету.

— Потом, потом о романтике, Герман, — останавливает совсем не дрожащим от волнения голосом очень смахивающий сейчас на любимый им компьютер человек Сергей Шикарев. — Тебе не кажется, что процесс, происходящий вокруг тебя, может уже идти и без твоей помощи?

— Речь о городе Джэксон, как я разумею своими нетехническими мозгами? — спрашивает Минаков таким же роботизированным голосом без эмоций — хорошая штука — школа жизни.

— Вот именно, — кивает где-то в неизвестности Шикарев. — Насколько я знаю, таких подразделений, как ваше, не так уж много. Не дело их использовать для работы, которую могут выполнить дилетанты.

«Интересно, — анализирует про себя Минаков, — откуда у компьютерного гения такая уверенность? Вроде ничего особо серьезного мы совместно в Африке не творили. Подумаешь, выиграли одну битву и проворонили сражение в целом».

— Однако я, разумеется, мало сведущ в ваших военных делах, — читает мысли далекий, а может, кто знает, очень близкий пространственно собеседник. — Тут у меня припасен для тебя сюрприз.

«Еще интереснее», — фиксирует Герман.

— Здравия желаю, лейтенант! — внезапно басит из наушника новый голос. — Подать фазовый график, или так опознаешь?

— Епифаныч? То есть Потап Епифанович? — дыхание Германа Минакова неожиданно стопорится, ибо еще пара миллионов нейронов в мозгу единовременно и скопом выныривает из летаргии и строит голографическую картинку забытой реальности.

И вот теперь становится окончательно ясно, что эта реанимация древних мыслей посреди полумертвого, дрыгающего ножками города окончательно превращает его в декорацию. Нет, не для всех. Именно для тебя. Ибо если в деле столько старых призраков, тем паче в новом сочетании, то из этого следует, что очень скоро, может быть, даже с минуты на минуту, этот город для тебя исчезнет, ибо очнувшаяся таинственная старуха — госпожа судьба — внезапно провернула какую-то заевшую шестеренку и запустила свои часики с ускорением. И так оно, наверное, и есть, ибо…

— Ты готов, Герман Всеволодович? — спрашивает бывший начальник Потап Епифанович Драченко. И тут же, не дождавшись, да в общем-то и не ожидая простого и ненужного вопроса «К чему?», озвучивает продолжение: