Пекарь Ян Маргоул - Страница 24

Вот почему полемический задор молодых революционных писателей был направлен не против поэтов предшествующего поколения, а именно против современного состояния прозы и прежде всего романа. Но, борясь с натуралистическим бытописательством и ходульным психологизированием, с будничной серостью языка и стилистическим украшательством «буржуазного» романа, Ванчура, в отличие от большинства своих соратников, опирался на глубинные литературные истоки, на опыт мировой классики эпохи Ренессанса и Просвещения и чешской литературы периода гуманизма.

В основу первого романа Ванчуры «Пекарь Ян Маргоул» положен реальный факт. Прототипом Маргоула был отец писателя Карела Нового, с которым Ванчура учился в гимназии города Бенешова и подружился на всю жизнь. О трагической судьбе своего отца сам Новый рассказал в романе «Городок Раньков» (1926). Однако у Нового причины разорения и смерти пекаря Йозефа Влка во многом случайны и зависят от внешних обстоятельств. У Ванчуры они коренятся в характере героя, в его конфликте с окружающим миром. Картина жизни вымышленного городка Ранькова у Нового представляет собой как бы художественную фотографию чешской провинции в канун первой мировой войны. Реальный Бенешов у Ванчуры, оставаясь чешским городом, существует на карте с общечеловеческим масштабом.

В отличие от писателей-натуралистов, Ванчура акцентирует в своем герое не индивидуальные особенности, порожденные наследственностью и физиологическим складом, а социально-нравственное начало. Маргоул — ремесленник, живущий собственным трудом. Но прежде всего это человек, наделенный от природы духовным богатством. Уже портрет Маргоула носит предельно обобщенный характер. Как и герой ренессансного, «антропологического» романа, Маргоул воплощает в себе лучшие человеческие потенции. Синеглазый и русый пекарь во многом напоминает большого ребенка. С этой детскостью связано отношение к труду как it игре, мечтательность, наивная вера в добро. Маргоул, который «всегда верил сказкам», сам живет в каком-то сказочном мире: «Семь часов; напротив семеро мужиков в семь почесов вылавливают насекомых… Городская башня приподняла свой шутовской колпак, когда колокола зазвонили к вечерне». А реальный Бенешов — это мещанский «свинарник», и надежда на справедливость здесь несбыточна.

Пять глав романа — это пять актов трагедии, подобной трагедии короля Лира. Писатель сталкивает в романе «странную мудрость» Маргоула и «прямой и узкий» ум его жены Йозефины.

Каждый из них по-своему прав, и каждый убеждается в правоте другого. В начало романа Йозефина верит в умственное превосходство мужа, который не желает признать, что «жизнь — это еда и жилье». Как и его друг, торговец содовой Рудда, Маргоул — своего рода «городской философ, киник». Он прислушивается к «голосам времени» и «гулу пространства», ему доступна идея относительности всех наших суждений. Радость труда, вера в добро, чувство единения с миром и природой делают его счастливым. Разорившийся и больной Ян постигает, что «вне его сознания нет причин для радости», а Йозефина утрачивает доверие к мужу. Мы видим бунт Маргоула против «живодера и сквалыги» мельника Немца. Во Маргоул все еще убежден, «что на свете, кроме нескольких воронов, все — настоящие люди…» Затем мы становимся свидетелями окончательного прозрения Маргоула. Права оказывается Йозефина, утверждавшая, что у бедняка всюду один удел — «быть ограбленным и опозоренным». Маргоул работает теперь в пекарне своего бывшего подмастерья, «разбогатевшего хама». Посредине раскорячилась машина для замеса — железная уродина на поросячьих ножках. И Ян — а ему никогда но стать настоящим пролетарием, ибо в нем нот «твердости этого сословия», — испытывает к ней недоверие патриархального ремесленника. Его прекраснодушное безумие теперь выступает как незрелость классового сознания. Рушится мечта Маргоула вывести сына в люди, и это окончательно подкашивает его. Наступает финал эпической трагедии. Маргоул умирает. Умирает не только от болезни. Он впервые взглянул в лицо правде, но еще не способен охватить умом все причины и следствия. И мир представляется ему кошмарным хаосом. Если в последние минуты жизни он прощается с Йозефиной «улыбкой мудреца», то лишь потому, что история Яна Маргоула не просто история бенешовского ремесленника, но также история Человека, смеющегося над своими заблуждениями, над своим очередным и все же не окончательным поражением. Именно поэтому Йозефина убеждается теперь в какой то особой, высшей правоте мужа.

Полемизируя с субъективистским психологизмом, Ванчура стремится дать подчеркнуто объективное изображение людей, предметов, общественных отношений, покоящееся на коллективном опыте и классовой оценке явлений. Герой характеризуется прежде всего своим поведением, своими прямыми высказываниями. Мы видим его преимущественно со стороны. Вместе с тем и косвенная характеристика героя, описание сведены до минимума. Ведь ренессансный герой Ванчуры не столь тесно связан с внешним миром, средой, как персонажи реалистической литературы XIX века. Косвенная характеристика играет более значительную роль в обрисовке мещанского Бенешова. Но и здесь подробное описание за. меняет выразительная крупная деталь, поэтический образ.

В чешской прозе XIX века обычно существовала резкая грань между литературной авторской речью и речью персонажей, предельно приближенной к устному говору, изобилующей недомолвками и паузами, а у писателей-натуралистов подчас косноязычной. У Ванчуры речь действующих лиц, в сущности, не отличается от авторской. Она не копирует бытовой язык. Ей свойственна поэтическая приподнятость и образность. Ее правдивость — это правдивость языка шекспировских персонажей, метафорического и афористичного и, с точки зрения реализма позднейшего времени, казавшегося слишком цветистым и искусственным.

В европейском романе «флоберовского» типа автор как бы исчезал со сцены. В позднейшем субъективистском психологическом романе, например, у Пруста, он сливался с героем. Ванчура восстанавливает его временно попранные права. Роман в понимании писателя был жанром поэтическим (в противовес публицистической и документальной прозе), и он, как в древней лиро-эпической песне, непосредственно обращается к своей аудитории и персонажам, оценивает их поступки, пересыпает повествование восклицаниями и риторическими вопросами. Голос его проникнут пафосом ненависти и любви. Силы зла выступают в гиперболизированном, зверином, чудовищном обличий. Подобная же гиперболизация и монументализация проявляется и в обрисовке положительных персонажей.

Сам характер образности у Ванчуры стилистически связан с эпохой гуманизма и гуситской реформации. Торжественная, ритмизованная ванчуровская проза, разбитая на периоды и абзацы, как бы соответствующие поэтическим строфам, носила явственную архаическую окраску и восходила к стилю «Кралицкой библии» и гуманистических сочинений XV–XVI веков. И вместе с тем это образность, рождавшаяся в атмосфере чешского поэтизма, в отблесках метафорических фейерверков стихов Незвала. Но если сторонники поэтизма освобождали поэтический образ от нут логики и архитектонической дисциплины, Ванчура соединял образ и конструкцию, поэтическое ассоциативное начало и продуманную, закономерную композицию.

В «Пекаре Яне Маргоуле» сложилась художественная система, определившая особенности ванчуровского романа как романа поэтического. Но в каждом новом произведении писателя эта система существенно видоизменялась.

В антивоенной эпопее «Поля пахоты и войны» (1925) доминирует трагический гротеск… Гротескны судьбы героев этого романа: один из сыновей старого барона Дановица, офицер, мечтавший о воинской славе, умирает от дизентерии; другой — священник, отправившийся ко гробу господню, после долгих блужданий возвращается в собственное поместье и по воле отца попадает в дом умалишенных, а батрака Дановица Ржеку, полоумного убийцу, случайно оказавшегося на фронте, хоронят с воинскими почестями как Неизвестного солдата. Характерная особенность романов Ванчуры — скрытая полемичность. В «Пекаре Яне Маргоуле» Ванчура подспудно полемизировал с абстрактным «социализмом сердца», с тезисом «человек добр», провозглашенным в названии известного сборника рассказов Леонгарда Франка, с мелкобуржуазным гуманизмом немецких экспрессионистов и их чешских последователей. «Поля пахоты и войны» писались в то время, когда участник контрреволюционного выступления чехословацкого корпуса в России Рудольф Медек один за другим выпускал романы псевдогероической пенталогии «Анабасис» (1921–1927). Подобно Гашеку, Ванчура создает свой «антианабазис» — гротескную пародию на официальные прославления войны.