Пейзаж с озером Нево - Страница 8
Рем поставил объемистую сумку в коридоре и распахнул двери в комнату. Он вошел, а Женька осталась на пороге, озираясь по сторонам с любопытством. На широкой взрослой кровати лежала большая кукла с раздувшимся серым лицом и узкими щелками глаз. На макушке торчала прядка светлых волос. Рем присел на край кровати. Тогда кукла зашевелилась и в щелках глаз мелькнул какой-то отблеск, будто пробежал световой зайчик…
– Пап, – сказала кукла и вытянула из-под одеяла толстую, как подушка, с раздувшимися пальцами лапку. – Я скоро научусь, – пробулькала тихо кукла.
– Сашенька… – начал Рем и задохнулся.
Только сейчас до Женьки дошло, что это ребенок. Живой ребенок. Хотелось закричать и броситься вон. Но ноги обмякли и не слушались, а голоса не стало…
– Смотри, – прошептал Сашенька и потянул одеяло, открывая шею с толстыми раздутыми складками. – Видишь, воротник, как у страшасика… Я скоро научусь накапливать воду… Да, скоро… Смотри… – Сашенька потянулся, толстыми подушечками пальцев уцепил с тумбочки припрятанную под бумажкой булавку и ткнул в тыльную сторону ладони. Прозрачная капелька выступила на коже. – Видишь?! – радостно крикнул он. – Видишь! Это ж вода… Я буду страшасиком… Буду делать много воды и тебе, и бабушке, и Толику, и Таньке…
Рем беспомощно оглянулся. Глаза его встретились с глазами Женьки. Смесь ярости и отчаяния в беззащитных, лишенных привычных стекол, глазах. Женька попыталась ободряюще улыбнуться, но лишь бессмысленно растянула губы.
– Из чего ты делаешь воду? – спросил Рем шепотом, наклоняясь к сыну.
Сашенька тяжело вздохнул.
– Я скажу тебе, только ты никому, ладно? – Рем кивнул. – Мы пьем то, что в колодце… В Танькином колодце. Сначала не получалось, меня все время тошнило… И Толика тоже. И Таньку… Но мы привыкли. Научились… А потом, когда напьемся, садимся на солнце и повторяем: «Я – страшасик, я – страшасик…» Танька говорит, что страшасики из-за нынешнего солнца произошли… Какое-то особенное теперь солнце. Ультрафиолетовое… И вот видишь, получается. Только ходить стало трудно… И вода неудобная. Ее никак не добыть из себя, повсюду скапливается. Нужно еще как-нибудь воротник отрастить.
– Сашенька, – прервала его Женька не в силах слушать больше. – Ты же человек, не страшасик…
– Да, – согласился мальчик. – Но страшасиков мало, а людей много… И все люди хотят страшасиковой воды… Это не справедливо…
Он спрятал раздутые ладошки под одеяло и затих, утомленный долгим разговором. Рем встал и пошел к двери. На мгновение взгляд его коснулся Женькиного лица, но тут же соскользнул. Женька отступила, пропуская его и пошла следом шаг в шаг. Ремова жизнь сейчас была хрупкой, как стекло, слабым усилием можно ее раздавить и вся она умещалась на Женькиных ладонях.
Рем вышел на веранду. Окна здесь были затянуты фольгой, лишь кое-где тонкие лучики, как копья, проникали сквозь щели и остриями утыкались в пол, стены или стол. Мать Рема сидела в плетеном кресле и чистила порошком старые, с щербатыми краями чашки. Увидев сына, она замерла, в одной руке продолжая сжимать чашку, а другой оперлась на ручку кресла.
Рем вытащил из-под стола завернутую в газету бутылку, плеснул в чашку темно-вишневой, почти черной настоявшейся жидкости и залпом выпил.
– За ребенком не можешь уследить, – проговорил он, глядя прямо перед собой и постукивая чашкой о край стола.
– Что тебе надо от меня?! – раздался несчастный и озлобленный голос в ответ. – Я своих детей вырастила, никому не подкидывала… Я старая… Оставь меня в покое…
– Я что, мало воды присылаю?! – рявкнул Рем.
– У твоего ребенка есть мать, пусть она и заботится, – отвечала Инга Сергеевна, руки ее дрожали и она едва не выронила чашку, но справилась с собой и даже ухватила щепоть порошка, делая вид, что хочет чистить дальше. – А то удрала и ребенка бросила…
– Пусть хоть она спасется, – тихо сказал Рем и снова плеснул себе в чашку уже самую муть со дна, с осадком.
– Ты всегда был тряпкой, сынуля, – Инга Сергеевна поставила чашку на стол, будто припечатала приговор. – Я все жду, когда ты повзрослеешь и перестанешь пускать слюни. И никак дождаться не могу…
– Ну зачем вы так! – не утерпела Женька.
– Хорошо, я Сашку заберу, – отправлю в больницу и…
– Не отправишь, – прервала его мать. – Я врача вызывала, а он не дал направления, сказал – нет мест. И талонов дополнительных тоже… – она притянула Ремову чашку к себе и принялась чистить. Что-то в ее жестах и голосе было торжествующее, победное. Но Женька заметила с удивлением, что в мелких морщинках у глаз дрожит влага и, тихонько пробираясь по грязным складочкам, скатывается вниз к трясущемуся подбородку… Женька перевела взгляд на Рема. Но тот уже повернулся и, пинком распахнув дверь, бросился наружу, спешно прилаживая на глаза черные в сетчатой оправе очки.
– Мы вам страшасика привезли, – сообщила Женька с укором, подходя к дверям и останавливаясь на пороге. – Он пока еще маленький и больной, но скоро будет воду давать…
– Где его держать?.. – Инга Сергеевна быстро наклонилась, промокнула фартуком глаза и выпрямилась. – Ведь запрещено же… Отберут!
– Он маленький, здесь, на веранде можно спрятать, – предложила Женька.
– Ну вот, чокнутый, колодец побежал зарывать…
Женька поняла, что слова эти относятся к Рему.
Выскочив из дома, Рем остановился на мгновение, потом вытащил из-под навеса лопату и побежал к колодцу. Колодец был вырыт как раз на границе и по преданию Ремовой семьи – совместно с соседями, но вследствие многократных переносов, сносов и восстановлений заборов очутился на чужой территории. Теперь заборы все спилили и пожгли на дрова, но статус общего колодца не восстановился…
Рем сорвал крышку и принялся кидать внутрь землю…
– Вот вам, вот вам… – приговаривал он по-детски, закипая от отчаяния и злобы, готовый огреть сейчас любого лопатой, кто подвернется. Женька подбежала, но остановилась поодаль, не рискуя приблизиться…
– Эй, что делаешь?! Что делаешь?! – завопил вдруг кто-то за спиной.
Рем обернулся. Дядька в ватнике и ушастой зимней шапке бежал к нему, размахивая руками.
– Что ж ты делаешь, гад?! – повторил мужичонка, подбегая и спихивая ушастую шапку на затылок. – Ремка, очумел, что ль? Я ж колодец каждую неделю чищу, воды нормальной дожидаюсь…
– Дожидайся, – отрезал Рем и, подцепив лопатой ком земли побольше, швырнул в колодец.
Мужичонка от злости крякнул и, схватив кривую суковатую палку, кинулся к Рему.
– Пошел отсель, понял?!..
Рем обернулся и легко, будто играя, выбил из рук мужичка палку.
– Я ж две машины песку туда вбухал… – пробормотал тот, отступая и оглядываясь по сторонам. – Две машины песку знаешь сколько стоят? Вода почти чистая пошла…
– От твоей чистой воды у меня сын умирает…
– Так что ж они, бесенята, пили ее выходит?.. – ахнул сосед. – А то я гляжу, Танька моя пухнуть стала… – и он весь понурился, даже уши на шапке обвисли.
Но лишь Рем взялся за лопату, с обезьяньей ловкостью прыгнул, пытаясь ухватить врага за горло. Сцепившись, они покатились по земле. Женька подбежала к ним, не зная как вмешаться. Наконец схватила выбитую Ремом палку и решила огреть соседа по голове, если тот окажется сверху. Но сверху очутился Рем. Несколько раз он стукнул слабосильного противника об землю и поднялся, отряхиваясь.
– Копай, копай, – прохрипел мужичонка, поднимаясь и отыскивая свалившуюся в драке шапку. – А назавтра я его опять откопаю… Понял?
Рем, взявшись было за лопату, в сердцах всадил ее в песок.
– Слушай, Кузьмич, ты совсем дурак или частично? Кто теперь воду песком фильтрует? Тебе импортный биофильтр нужен. Понял? – передразнил он соседа.
– Какой такой фильтр? – недоверчиво спросил Кузьмич.
– Импортный, я сказал. Шведский. Поставляют в качестве помощи после того, как мы дамбу полностью заткнули и наше дерьмо к ним больше не льется… Шведы рады, помогают, благодарят… фильтры, конечно, все разворовывают, только на толкучке можно достать…