Пейтон Эмберг - Страница 63

А тут еще Барри постоянно старался ублажить своего ретивого петушка. Правда, случалось, он вспоминал о другом своем увлечении и по вечерам садился за стол мастерить искусственных мух, готовясь к рыбалке. Иной раз при этом он засыпал, и тогда Пейтон, неслышно войдя в гостиную, с довольным видом гасила свет, после чего отправлялась спать, умиротворенная тем, что в эту ночь на нее не залезут.

Среди досадных переживаний и изнурительных горестей у Пейтон нашлась и радость: она похудела. Пейтон высоким ростом похвастаться не могла, и потому всякий излишний фунт сказывался на талии. Но и эта радость оказалась недолгой. Пейтон вдруг пришло в голову, что она похудела из-за того, что подцепила венерическую болезнь. Она пришла в ужас. Если произошло такое несчастье, как об этом расскажешь Барри? Однако спустя несколько дней она успокоилась! Никаких симптомов болезни. Да и не могли же Джермано и Феликс ее заразить — порядочные, интеллигентные люди, к тому же оба надевали презервативы.

Пейтон думала о Джермано даже на службе. Уткнувшись в компьютер, она напрочь забывала о том, какие сведения пытается отыскать, вспоминая нежно-чувственный взгляд Джермано, его жадные губы, горячее дыхание и содрогание его грузного тела, приближавшее ее к упоительному яростному оргазму. Неужели он навсегда оставил ее? Неужели не вспоминает? Наверное, так, — иначе бы позвонил. Вероятно, всему виной menage a trois.[62]

Заниматься любовью с мужем Пейтон стало неинтересно. Барри перестал ее возбуждать, но зная, что от его посягательств не отвертеться, Пейтон стала считать за лучшее ублажить мужа заранее — еще до постели, когда он вечером сидит в кресле у телевизора. Она пристраивалась к нему и, расстегнув ему молнию на ширинке, брала его пенис в рот, но, делая заученные движения, она словно не присутствовала при этом, ибо специально слушала телевизор, и только брызнувший ей в рот клейкий эякулят возвращал ее к неприятной действительности.

Сама во всем виновата! Вышла замуж за нелюбимого человека, польстившись на сытую спокойную жизнь. Поступила, как потаскушка. Замужество ей счастья не принесло. Следуя наставлениям матери и стараясь «очаровать завидного жениха», она искренне полагала, что выйдет замуж не только за состоятельного, но и за одухотворенного человека. А кем оказался Барри? Жвачным животным, семяпроизводителем! Других достоинств у него нет!

А любит ли он ее? Вряд ли. Просто считает, наверное, непременным атрибутом семейной жизни. Хоть хорошо, что не воспротивился ее поездке в Техас. Не протестовала и Грейс. Это перед поездкой Пейтон в Бразилию она до крайности всполошилась — как можно ехать без мужа в такую даль, тем более в Рио, где полно любвеобильных страстных мужчин? Теперь Грейс, видно, думает по-другому: да пропади пропадом такая невестка!

Замужество Пейтон счастья не принесло. Но не разводиться же с Барри. Если она оставит его, то снова окажется в Уортингтоне в тесной неказистой квартире рядом с тронутой матерью и братом, наркоманом и уголовником. Придется снова искать работу и рассчитывать лишь на саму себя: прожив с мужем только три года, содержания не получишь. Правда, на жизнь она как-нибудь заработает, с голоду не умрет. Хуже другое: она останется в одиночестве и уподобится многим несчастным женщинам, которые мечутся, как заведенные, в поисках мужа. Для женщины главное: муж, дети, семья. Работа, карьера — дело второстепенное.

Так стоит ли начинать новую жизнь? Правда, Барри не идеал, но с ним спокойно, надежно. Ее нынешняя работа, хотя и монотонна, нудна, но не очень обременительна. Существует и перспектива: можно объездить мир. После Рио сойдет и Техас — в этом штате она еще не была.

Пейтон позвонила Куперу на ранчо. В трубке раздался низкий гнусавый голос, видно, принадлежавший нудному степенному человеку, который пустился в длинный доскональный рассказ о красотах Техаса, о составе участников экспедиции, среди которых будет и журналист, и о неизменном интересе туристов к подобным мероприятиям, которые позволяют им слиться с природой, ощутив себя первыми колонистами. Повествование закончилось обстоятельным наставлением: что взять с собой в дорогу.

Пейтон чуть приуныла: Сэнди Купер представился ей пожилым человеком с брюзгливым невозмутимым лицом, обвислыми усами и лысеющей головой.

Увидев его, она была приятно удивлена. Сэнди оказался красивым молодым человеком с желтыми усиками и серыми выразительными глазами, источавшими нежно-чувственный взгляд.

Накануне отъезда в Техас Пейтон отправилась в салон красоты на Семьдесят вторую улицу. Она часто бывала в этом салоне — без маникюра, педикюра не обойтись. Кроме того, время от времени приходилось выщипывать брови, делать укладку, брить волосы на ногах — говоря по-иному, заниматься безотлагательными делами, о которых мужчины и понятия не имеют и результаты которых обычно не замечают. Не отличался внимательностью и Барри, и если бы у Пейтон спросили, зачем она прибегает к косметическим ухищрениям, то она бы ответила: для себя.

На этот раз Пейтон пошла в салон, намереваясь поставить себе накладные ногти — лучше, как ей сказали, с льняными или шелковыми волокнами, самые модные. Но только она и понятия не имела, что накладные ногти нуждаются в постоянном уходе, их надо поправлять, укреплять, а если снимешь — испортишь ложе.

От опрометчивого поступка ее отговорила Виктория, которая уже год как обосновалась в Нью-Йорке и работала в клинике медсестрой. Встретившись с ней в салоне и решив последовать примеру подруги, Пейтон остановилась на маникюре и педикюре.

В салоне красоты работали кореянки, пересекшие океан в поисках заработка. Однако они работали за гроши, к тому же живя вдали от места работы: кто в Куинсе, а кто в Бруклине, где ютились в жалких лачугах, которые снимали обычно в складчину. Не было слаще и на работе, где они ежечасно выслушивали недовольные реплики напыщенных посетительниц, по виду которых можно было предположить, что они привыкли у себя дома покрикивать на прислугу, хотя если бы они жили в те времена, когда каждый богатый дом не обходился без слуг, они сами были бы в услужении.

Усевшись в кресло рядом с Викторией и опустив ноги в ванночку с горячей мыльной водой, Пейтон спросила:

— Что новенького?

— У меня предменструальный синдром! — выпалила Виктория. — А перед наступлением месячных я всякий раз становлюсь неумеренно чувственной, ты понимаешь. Прямо сама не своя. Я, конечно, нахожу выход из положения, но в этот раз нарвалась.

— На что? — недоуменно спросила Пейтон.

— На огромный, по локоть, пенис! Теперь хожу враскоряку.

Пейтон хихикнула.

— Тебе хорошо смеяться! — вознегодовала Виктория. — У тебя муж. Захотела — пожалуйста. А каково мне?

— И с кем ты провела ночь?

— С Колдером Смитом. Кажется, я тебе рассказывала о нем. Я с ним не часто встречалась да и каждый раз отказывала ему, как ты учила меня. Думала, женится. Ну а в этот раз не сдержалась. А у него оказался огромный член. Но дело даже не в этом. Колдер отказался воспользоваться резиной. Сказал, что с презервативом совсем не те ощущения. Пейтон, если я опять забеременею, то, наверное, спячу. Меня потянет к соленьям, а ты знаешь, я сладкоежка. К тому же опять придется делать аборт. Колдер на мне не женится.

Виктории не раз приходилось делать аборт, ибо каждый ее избранник, узнав, что она беременна, порывал с ней всякие отношения, бесследно исчезнув. Выйти замуж не удавалось. Ей жилось бы гораздо легче в прежние времена, когда девушки блюли свою честь, а те, кто ненароком лишался невинности, могли о замужестве лишь мечтать. Теперь положение изменилось: лучше быть потаскушкой, чем девственницей.

— Ты еще будешь встречаться с Колдером? — спросила Пейтон.

— Не знаю. Вроде он остался доволен и обещал позвонить.

— Со мной тоже приключилась небольшая история, — улыбнувшись, призналась Пейтон. — Я была в Бразилии, в Рио, одна, без мужа, и там не устояла перед обаятельным мужиком.