Педагогическое наследие - Страница 81
забыл, как называется этот город, где живет далай — лама.
— Я жду, — говорит учитель.
И Стасик ждет. Им овладела странная леность мысли. Может, звонок? И почему он его вызвал?
— Тегеран, — подсказывает первая парта.
Здравый рассудок велит говорить что попало.
Учитель уже даже блокнот спрятал, он и так отметку не поставит.
— Тегеран! — кричат в классе.
— Ну? — спрашивает учитель, делая вид, что не слышит подсказки.
Стасик молчит.
— Какой главный город в Персии?
— Тегеран, — громко гудит класс.
Стасик равнодушно пожимает плечами. Учитель лениво тянется за ручкой.
В разговорной речи это называется, что Стасик — уперся.
[1]
Храм знаний и заботы учебного года. — Возникновение и развитие школы. Прежние идеалы и новые течения. — Мы знаем не все. — […]
В течение многих веков человечество работало над построением храма знаний. Кирпич к кирпичу, этаж к этажу рос он, все более блестящий, совершенный и необъятный. Рост его — дело тысяч жизней, тысяч самых одаренных умов. И человечество не прекращает своих усилий. Каждый новый год приносит достижения, каждое новое поколение дает новых зодчих духа, накапливая новые материалы для работы будущих поколений.
И вот ребенок в школьные годы должен воссоздать этот храм в своей душе, должен впитать в себя его образ, усвоить его, охватить и наполнить собственным «Я».
Ребенок начинает с основ, и неподготовленному уму его предстоит преодолеть столько трудностей — так болезненно рождается мысль, пробуждается жажда света и восторг познавания. Ребенок и не догадывается, какую страшную борьбу вела человеческая душа, как металась мысль слабого человека прежде, чем он взглянул в лучезарный лик хотя бы одной истины.
Он знает только, что путь на площадь, где возвышается храм, тернист.
Беспощадно суровые требования предъявляют к ребенку те, кто вводит его в этот неизвестный ему, чуждый, навязанный историей и окружением мир знаний. Требуют внимания, сосредоточенности и систематичности.
Как же это чуждо душе ребенка, где живая наблюдательность, подвижность мотылька — закон, принцип, необходимость. От ребенка требуют работы над книгой — а ребенок рвется к природе и жизни; ему велят думать и размышлять — а он хочет смотреть и спрашивать; пригвождают ум его к одному предмету — а ребенок стремится прикоснуться к десяткам.
Разве нельзя воспользоваться особенностями чувств ребенка, разве обучение ребенка, развитие его души должны быть разительным исключением из правила «Все согласно с природой»; разве нельзя из школьного периода убрать горечь, нельзя повернуть ребенка к жизни, позволив ему спрашивать, и постепенно развивать его ум так, чтобы он сам захотел познать корень знаний?
Так поступать можно и должно.
Почему же до сегодняшнего дня этого не делали?
Потому что трудно высечь из прошлого будущее, поступь прогресса неспешная, разумная мысль сто раз должна быть повторена, прежде чем расцветет делом.
Чтобы понять современное состояние школы, надо рассмотреть ее возникновение и развитие.
Школьная программа была создана в эпоху Возрождения.
Два направления боролись в XVI веке за школьную программу. Открытие Америки обратило умы к изучению земного шара, к познанию материального мира; встреча с литературой Древней Греции и Рима побудила ученых исследовать далекое прошлое.
Если бы эти два направления сбратались, образуя единое целое, пищей молодых умов стали бы и мир духа, и мир материи. Что ж, победили те, кто находился во власти чар совершенной литературной формы, утонченного выражения мысли.
Победили стилисты. Задачей школы стало обучение латинскому и греческому языкам, а неумелое преподавание, не подкрепленное знанием детской натуры, привело к тому, что изолированная от природы и жизни молодежь проводила свои лучшие годы за грамматикой и словарем.
Печальным примером приверженца этого направления является Иоганн Штурм, известный своим влиянием. Его идеалом было воскрешение языка Цицерона и Овидия, и на совершенствование в искусстве красноречия он предназначил четырнадцать лет.
В пяти ошибках обвиняет Квик идеал Возрождения: ученый становился выше человека действия; литературе приписывалось более сильное, чем она вообще может иметь, прямое влияние на жизнь; образовательная роль приписывалась исключительно книгам — игнорировалось непосредственное восприятие, наблюдение; не дух, не содержание классиков импонировали стилистам Возрождения, а форма; педагог этой эпохи пренебрегал душой ребенка, считая ее чистой доской, которая приобретает ценность только тогда, когда ее украсят знанием древних языков.
Однако эпоха Возрождения внесла в педагогику много полезных мыслей. Монтень, современник Штурма, заслужил благодарность у нас своими взглядами на обучение. «Мы учимся, — говорит он, — познавая то, что происходит сегодня, а не то, что произошло или произойдет». «Мы стараемся заполнить только нашу память; разум и совесть оставляем пустыми». Еще в XVI веке Ратке говорил, что «всякое обучение языкам следует начинать с обучения родному языку», что «сперва надо давать саму вещь, а потом ее описание» (Ne modus rei ante Gesch).
С восхищением смотрим мы на школы иезуитов. Они научили нас, как можно увлечь молодежь предметами, ей очень мало доступными, трудными, сухими. Надо беспрестанно пробуждать и поддерживать живой интерес к науке. Завоевывая сердце ученика, они завоевывали для науки жар этого сердца.
Все отчетливее намечался прогресс в области воспитания и обучения детей и молодежи. Коменский, Локк, Руссо, Базедов, Песталоцци и Фребель совершают одно за другим блестящие открытия в мире детской души. Естественные науки приходят на помощь педагогике, внося в нее сокровища своих наблюдений, опыта и результатов изысканий. Педагогика становится наукой материальной.
Общество открывает глаза на то, к чему раньше было глухо и равнодушно, государства относят вопрос школьного образования к разряду вопросов первостепенной важности. Все живее становится обмен мыслями, споры выясняют много темных мест, старые предрассудки исчезают.
Наконец под влиянием новых течений рушится обязательная программа старой школы. 1709 год дает первую реальную школу. За ней следует целый ряд реформ. Беглый обзор школьных реформ в Германии, Швеции и Франции занял у профессора Окольского 250 печатных страниц.
Против классицизма выдвигаются все более резкие обвинения; над ним начинают глумиться, забывают о его больших заслугах, помня лишь причиненный вред.
Естественные науки, молодые, свежие, полные жизни и сил, лишают его влияния, занимают первое место, угрожая его существованию.
И неприязнь к древним языкам все возрастает.
Одержимость в эпоху Возрождения древними языками была крайностью; такая же крайность — увлечение естественными науками сегодня.
Культ материи подтачивает идеалы молодежи. Лет через триста не отзовутся ли голоса суровых судей?
Из алхимии и астрологии родилась химия и астрономия — в неизученных силах ныне темного для нас спиритизма не проглянет ли неизвестный мир духа?
Имеет ли право анатом, держа мозг в руке, утверждать, что у него на ладони душа умершего?