Педагогическая генетика. Родословная альтруизма - Страница 12

Группа американских психологов и педагогов (Wolfle D. et al.) в 1969 г., изучая причины, определяющие выбор занятия и специальности старшеклассниками висконсинских школ, пришли к выводам, неопределенность которых упоминается здесь лишь для иллюстрации сложности и неизученности проблемы. Семья, наследственность, условия раннего развития, образовательные планы и успехи, предварительный выбор занятий, достижения в этих занятиях, достижения в образовании – ко всем этим факторам нужно прибавить влияние мощных неизвестных факторов. Например, раннее развитие ребенка и его успехи после поступления в школу, особенности его семьи, домашних условий определяют то, чего от него ожидают «значимые лица» (родители, учителя, одноклассники или другие люди, играющие важную роль в его жизни). Причем в оригинале компоненты схемы, которой можно представить обилие всех известных и неизвестных факторов, развертываются в статье на трех страницах с ссылками на неуказанные другие переменные. Но некоторые выводы данной работы небезынтересны.

Уровень образования родителей меньше влияет на коэффициент интеллекта ребенка, нежели его поведение.

Не так важен социоэкономический статус сам по себе, как стимул и возможности, которые получает ребенок для изучения, поиска самостоятельных решений, для исследований новых ситуаций; социоэкономический статус влияет преимущественно через эти факторы, опосредованно. От способного подростка из состоятельной семьи все окружающие ожидают (в США!), что он поступит в колледж, и если он даже протестует, то в 9 случаях из 10 все же поступает в вуз. Способному подростку из малообеспеченной семьи приходится, наоборот, преодолевать существенное сопротивление среды.

Обширные опыты тестирования показали, что вовлечение широких слоев населения в отбор привело к повышению способностей поступающих студентов. Именно увеличение численности студентов в высших учебных заведениях, по мнению специалистов, привело к тому, что, в среднем, нынешние студенты способнее прежних. Старые принципы отбора немногих оказались ложными. Хотя индекс отбора или отбраковки среди старшеклассников неизменно повышался: 1920 – 0,44; 1930 – 0,53; 1950 – 0,64; 1960 – 0,79. Речь идет о том, что принимались в колледжи и университеты все более способные, дельные школьники. Менее способные старшеклассники стали за эти 35 лет реже поступать в колледжи, усилилась конкуренция. Однако наметилась тенденция принимать в лучшие колледжи преимущественно наиболее даровитых. Д. Уолфл предсказывает для США усиление интеллектуальной стратификации, поскольку юноши с высшим образованием обычно женятся на девушках, тоже имеющих высшее образование, и эти семьи будут прикладывать все усилия для того, чтобы их дети также приобрели высшее образование.

Видимо, не стоит опасаться возвращения к существовавшей в прошлом системе создания лицееподобных высших учебных заведений для потомства «знати», которая уже продемонстрировала губительность внеконкурсного, династического обеспечения карьеры. Привилегированные английские университеты Оксфорд и Кембридж, возведенное в самоцель классическое образование, создание множества ритуалов и особенностей языка, позволявших молниеносно, безошибочно отличить «своих от плебса»; американские Амхерст и Вест-Пойнт, французские Эколь-Нормаль, Сен-Сир и Сорбонна, советские институты международных отношений и иностранных языков в Москве – все это служило не столько средством приобретения знаний, сколько способом создания бесчисленных клик. Почти все старшее и верховное командование английской армии на протяжении столетий комплектовалось из лиц, закончивших Итон и Сандхерст, и германский офицер, попавший в плен, небезосновательно заявил английскому офицеру, что для него, англичанина, война – это вид спорта, а не единственно важное дело, и что поэтому они, немцы, всегда били и будут бить англичан. Эти слова и пророчества оказались неправильными только постольку, поскольку победа во Второй мировой войне была достигнута из-за всеобщего озлобления, вызванного коварством и зверствами нацистов, и в результате огромного численного и технического превосходства союзников.

Уолфл рассмотрел также проблему «неиспользования» одаренных подростков с невысоким социоэкономическим уровнем семьи и попытался подсчитать число пострадавших. Висконсинское исследование 1967 г. показало, что в 1957 г. при хороших способностях (верхние 25 % по данным тестирования) 80–90 % молодых людей с высоким социоэкономическим уровнем поступали в колледжи, а при невысоких (низшие 25 %) – 50 %. При низком социоэкономическом статусе и хороших способностях в колледжи поступало 40 %, тогда как при невысоких – только 5 %. Иными словами, малоспособные молодые люди из состоятельных семей имели большие шансы поступить в колледж, чем одаренные из необеспеченных семей. Понятно, что при тестировании способностей высокий социоэкономический уровень семьи, способствующий общему развитию, приводит при прочих равных условиях к получению более высоких оценок. Уолфл считает, что при устранении социоэкономических барьеров (в том числе и психологических) поступление юношей в колледжи увеличилось бы в 1–1,5 раза, а девушек почти удвоилось бы, и степень бакалавра в 1970 г. получили бы не 750 тысяч, а 1,1 миллион человек.

Чрезвычайно существенно, что в США начинает ощущаться острая необходимость открытия широкого доступа к высшему образованию, ломающая всяческие классовые устои.

Но как бы ни пытались тестологи освободить результаты своих методов от воздействия предшествующих условий воспитания, оно продолжает сказываться на результатах, и тесты выявляют наследственные различия (причем далеко не все) только при условии применения их к относительно гомогенной социоэкономической и образовательной прослойке, имеющей сходный круг интересов. Например, в очень обстоятельно раскритикованной американскими исследователями книге А. Shuey (1966), сводившей воедино материалы по тестированию белых и негров в США, выяснилось, что даже при выравнивании сопоставленных групп по имущественному и образовательному цензу негры давали примерно на 15 единиц более низкие результаты, чем белые. Американские же ученые в разгромном стиле опровергли автора, справедливо возразив, в частности, что тесты, рассчитанные на круг интересов негров США, выявили бы применительно к белым такую же, а может быть, и более значительную сниженность интеллекта именно у белых.

К. Барт (Burt С., 1961), проводя тестирование в трущобных районах лондонского Истэнда, обнаружил, что в них частота достоверно дефективных была втрое большей, частота отстающих школьников в восемь раз большей, а добывающих своими результатами стипендии в десять раз меньшей, чем в зажиточных районах Лондона. Это говорит о невероятной растрате потенциальных талантов, загубленных социальным неравенством. К. Барт констатировал, что приблизительно 40 % лиц, врожденные способности которых отвечают университетским требованиям, не доходят до университета. Даже среднее образование оказывалось недостаточно доступным. Что касается соотносительного значения наследственности и среды в умственных способностях, то почти 70 % варианты обусловлено наследственностью, 18 % избирательностью браков и немного более 12 % – средой (данные К. Барта).

«Слишком много детей рождается в семьях, которые дают им слишком слабый интеллектуальный стимул, в семьях, в которых их потенциальные способности не могут созреть, в которых обычаи и поведение столь жестки, что оригинальность и творчество не могут расцвести, а особенности и способности, нужные для эффективного участия в сложном технологическом обществе, имеют лишь малые шансы на развитие» (Wolfle D., 1960).

Невежественные, необразованные и малоспособные не могут найти работу в технологически передовом обществе, причем грань малой пригодности повышается с усложнением жизни. Считалось, что гранью, отделяющей умственно отсталых от нормальных, является IQ = 70. Несколько лет назад Национальная ассоциация по борьбе с умственной отсталостью подняла грань до IQ = 85. Люди с коэффициентом интеллекта в пределах 70–85 могли относительно неплохо действовать в несложном вчерашнем мире, но не в сегодняшнем.