Павшая крепость - Страница 52

– Оо-ой! – завопил Пайкел, тыча коротким пальцем в сторону двери.

Шейли тоже заметила дуплоседа, и это зрелище вдохнуло в нее надежду и силу. Сцепившись на прилавке с орком, она ударила свободной левой рукой, сворачивая монстру челюсть. Затем, сделав ложный выпад мечом, эльфийка нанесла второй удар, а за ним и третий.

Орк покачнулся, неустойчиво балансируя на краю стойки. Он кое-как отразил удар меча, но взлетевшая нога девушки угодила врагу в грудь и отбросила его назад.

– Вандер идет! – закричала эльфийка, чтобы и Айвен узнал радостную новость, и ринулась вдоль передней кромки столешницы, низко пригнувшись и выставив меч, отгоняя возможных нападающих.

– Чертово кольцо! – гаркнул Айвен в лицо стоящего перед ним человека, говоря о магическом восстанавливающем перстне, который носил Вандер, перстне, который когда-то уже (как, очевидно, и сейчас) вернул дуплоседа из мира мёртвых.

Дикий хохот Айвена привел его противника в замешательство, и, когда дворф занес над плечом топор, ошеломленный солдат вскинул меч слишком поздно.

А Айвен разжал руки, запустив топор в лицо человека, точно метательный молот. Тот упал, оглушенный, а дворф ловко поймал свое оружие, снова подбросил его, перехватил поудобней обеими руками у самого конца рукояти и ударил наотмашь, разрубив человеку плечо.

Посреди комнаты один из солдат ткнул дуплоседа копьем в ногу, не причинив серьезного вреда. Вандер развернулся и пнул наглеца – тяжелый сапог впечатался человеку в живот, под ребра, подбросив его вверх футов на пятнадцать. А Вандер уже обернулся, вложил все силы в следующий удар и рассек пополам гоблина.

Ближайшим компаньонам незадачливого гоблина показалось, что это уже слишком. Воя от ужаса, они бросились прочь из комнаты.

Вандера же ждало слишком много других противников, чтобы заниматься преследованием гоблинов. Вот на него кинулся огр, обрушив дубину на ребра дуплоседа. Вандер не дрогнул, лишь улыбнулся криво, показывая напавшему, что с ним все в порядке.

– Э?

– И чего это они вечно говорят так? – удивился дуплосед, и его меч снес голову пораженного огра с плеч.

Друзьям, обороняющим стойку, шагающий Вандер напоминал корабль, рассекающий штормовые волны, от которого во все стороны летят брызги в виде гоблинов, орков и людей и который оставляет за собой пенный след из крови и мертвых тел. Меньше чем через минуту Вандер уже добрался до прилавка, разрезав вражеские силы надвое. Пайкел спрыгнул к нему, и вместе они расширили открытое пространство, чтобы и Айвен мог присоединиться к ним.

К тому времени, как троица добралась до Шейли, эльфийка уже сидела на стойке, тяжело привалившись к колонне, поскольку ее оставшиеся противники с криками убегали из трапезной.

Вандер подхватил на руки раненую, баюкая ее, как ребенка.

– Надо уходить отсюда, – пробасил он.

– Они вернутся, – согласился Айвен.

Они посмотрели на Пайкела, но тот ничего не ответил, поскольку в данный момент осторожно, почти благоговейно извлекал из порванного рукава нижнюю половинку разрубленной змеи, бормоча тихое «оо-ой», сопровождая этим стоном каждый выскользнувший дюйм мертвого тельца.

Кэддерли не понимал, где находится. Эта роскошная, вся в коврах и подушках комната никоим образом не походила на грубые каменные подземелья Замка Тринити. На стенах висели прекрасные гобелены, расшитые золотым орнаментом; все они изображали Талону и ее символы. Лепной потолок украшали виньетки из какого-то экзотического дерева, неизвестного Кэддерли. Спинки и сиденья каждого из десяти кресел в этой огромной комнате были вырезаны в форме слезы, и ценностью эти кресла наверняка могли бы сравниться с горой сокровищ дракона, ибо по их ножкам и подлокотникам бежали сверкающие ряды самоцветов; шелковая обивка глянцево поблескивала, отражая сияние драгоценных камней. Картина в целом напоминала Кэддерли какой-то султанский дворец где-нибудь в далеком Калимпорте или личные покои одного из властелинов Глубоководья.

Пока он не обратился к сути вещей, Песнь Денира пришла в мысли юноши без его сознательной просьбы, словно бог сам напомнил ему, что это не обычная комната и хозяин ее не обычен. Кэддерли осознал, что попал в иное измерение, созданное магией, сплетенное до самых мельчайших деталей из магической энергии.

Присмотревшись повнимательнее к ближайшему креслу, вслушиваясь в звенящую в мыслях Песнь, Кэддерли определил, что и драгоценности являются сгустками энергии, и гладкий шелк – растянутое магическое поле. Кэддерли вспомнил, как в башне колдуна Белизариуса он бился с иллюзорным минотавром в иллюзорном лабиринте. Тогда молодой жрец вывернул создание Белизариуса наизнанку, сунул руку в глотку минотавру и вырвал мнимое сердце чудовища.

Теперь, в незнакомой и, несомненно, опасной обстановке, Кэддерли требовалась уверенность в своих силах. Он снова сконцентрировался на кресле, ухватился за магическое поле его спинки и преобразовал его, растянув и сплющив.

– Столик здесь смотрится лучше, – заявил он, рассчитывая, что хозяин, Абаллистер, слышит каждое его слово.

Действительно, кресло превратилось в полированный стол на толстых резных ножках, покрытых узорами из глаз, свечей и свитков, символов Денира, Которому поклонялся Кэддерли, и братского бога Огма.

Юноша оглядел единственный выход из главной комнаты, широкий проход, поддерживаемый скульптурными арками, расположенный в стене, противоположной той, через которую он вошёл сюда. Молодой жрец слегка переместил Песнь Денира, разыскивая невидимые предметы или карманы иных измерений внутри этого кармана, но не нашел ни следа Абаллистера.

Кэддерли подошел к созданному им столу и ощутил твердую гладкую поверхность под ладонями. И улыбнулся вдохновению – божественному вдохновению, решил он, – снизошедшему на него. Призвав свою магию и потянувшись к ближайшему гобелену, он начал ткать его по-новому. Юноша отлично помнил дивный гобелен в главном зале Библиотеки Назиданий и творил точную его копию. Кресло рядом с ним стало письменным столом, на него опустилась чернильница, покрытая рунами Денира. Второй гобелен превратился в свиток Огма со словами священной молитвы, заменивший злобный лик Талоны и ее отравленный кинжал.

Кэддерли чувствовал силу, наполняющую его творения, чувствовал, что эта работа приближает его к его богу, источнику этой силы. Чем больше он менял комнату, чем больше это место напоминало храм Библиотеки Назиданий, тем крепче становилась уверенность молодого жреца, тем выше он воспарял. С каждым созданным образом культа Денира священная Песнь громче звучала в мыслях и сердце Кэддерли.

И вдруг Абаллистер – это должен был быть Абаллистер – возник в пустом проеме под резной аркой.

– Я тут кое-что… улучшил, – сообщил Кэддерли раздраженному колдуну, широко разведя руки.

Эта бравада, возможно, и скрыла от врага, как сильно он нервничает, но сам-то Кэддерли знал, что от страха ладони у него похолодели и стали влажными.

Абаллистер резко хлопнул в ладоши и выкрикнул слово силы, которое Кэддерли не узнал. И новое священное убранство комнаты мгновенно исчезло – все стало в точности как прежде.

Что-то в движении мага, во внезапной вспышке гнева этого контролирующего себя человека задело в Кэддерли какую-то знакомую струну, родив в глубине сознания тревожную ноту.

– Я не одобряю символы ложных богов и не терплю их в своих личных покоях, – холодно произнес колдун.

Кэддерли кивнул и натянул на лицо беззаботную улыбку: спорить тут действительно было не о чем.

Колдун подошел к стене, полы темного балахона непостижимым образом летели за ним, хотя никакого ветра здесь и быть не могло, а пустой взгляд старика не отрывался от юного жреца.

Кэддерли повернулся вслед за колдуном, следя за каждым движением этого опасного человека, а Песнь Денира продолжала звучать в его голове. Несколько защитных заклинаний уже выстроились в ряд, готовые освободиться по первому знаку Кэддерли.