Павел Первый - Страница 11

Сразу же обращенная в православие, молодая девушка получила титул великой княгини и поменяла полученное при рождении имя София-Доротея на Марию Федоровну. На следующий день их помолвки она спонтанно объяснилась с Павлом, высказав ему следующее признание: «Клянусь, и письмо мое в том порукой, что буду любить Вас и обожать всю жизнь, всегда буду к Вам привязана и ничего на свете не заставит меня переменить мое к Вам отношение. Таковы чувства Вашей навеки верной и нежной суженой. От Вас же хочу просить навсегда быть нежным и соблюдать обещанную верность».

26 сентября 1776 года архиепископ Платон провел церемонию бракосочетания двух молодых людей. В апогее счастья Павел напишет Генриху Прусскому: «Повсюду, куда появляется моя жена, она имеет дар расточать радость, непринужденность, и она искусна не только в ловле черных бабочек, но и даже в том, чтобы создавать мне хорошее настроение, которое я совершенно утратил в течение трех несчастливых лет». В то же время он сообщает барону Остену Сакену: «Вы видите, я вовсе не каменный, и сердце мое вовсе не жестокое, не черствое, как об этом думают многие; дальнейшая жизнь докажет это»[12].

В эти первые дни замужества Мария Федоровна напишет своей корреспондентке баронессе Оберкирх: «Милый мой муж – сущий ангел, я его люблю безумно». Но новую великую княгиню Марию Федоровну смущала та свобода нравов, которая царила при дворе. Вокруг нее стали плестись интриги, распускались сплетни и творился разврат. Императрица сама подавала пример подобному распутству. Фавориты один за другим дефилировали в ее альков.

Завадовский, затем Зорич замещали великолепного Потемкина, стоявшего не только очень близко к трону, но и к постели Ее Величества. Во всяком случае, мораль здесь была не в почете, а Екатерина II правила согласно своему капризу и в соответствии с тем, что представлял собой тот или иной человек. Даже Павел, после того как однажды проявил строптивость по отношению к своей матери, оставил подобные намерения и предоставил ей полное право управлять и семейными, и государственными делами ее стальной рукой. Отстранившись от политики, которая казалась ему скучным занятием и на которую он не мог оказывать никакого влияния, он бездействовал, переключившись на незначительные детали военной жизни. Сменив Петра III в его извечном пристрастии, он наглядно свидетельствовал в глазах скептиков, что и в самом деле является сыном покойного царя. Он с врожденным упорством выставлял себя адептом прусских теорий и модных направлений. Страстный почитатель униформы и парадов, он сознавался, что предпочитает барабанную дробь приятной музыке, а аромату салонов – запах казарм. Однако в промежутках между этими приступами своих воинственных пристрастий в нем вновь проявлялись успокаивающие чувства толерантности и любви к ближнему. Раздираемый между врожденным пристрастием к армии и уважением к моральным ценностям, дорогим для его жены, между восхищением авторитетом матери и отвращением к беспорядочному образу жизни, который она вела, Павел напишет 4 февраля 1777 года барону Остену Сакену: «С моим характером тяжело видеть, что многие вещи проходят мимо и зачастую причиной тому является пренебрежение личными мнениями: я же предпочитаю быть преданным, делая хорошее, чем быть любимым, делая плохое».

Эта сентенция представляла собой отражение того, о чем Мария Федоровна ежедневно говорила с ним. Захотелось ли Небу вознаградить их: того и другую за эту праведность их образа мыслей? Но несколько месяцев спустя, к концу мая, Павел узнал, что его жена ждет ребенка. А поскольку его первый отцовский опыт завершился неудачей, то радость и гордость Павла проявились особенно эмоционально. 3 июня 1777 года он пишет отцу Платону: «Господь услышал меня в моей печали и пришел мне на помощь: я возлагаю большую надежду на то, что моя жена беременна». Екатерина также возликовала, и вся Россия вместе с ней. По этому случаю Ее Величество преподнесла в подарок Их Высочествам триста шестьдесят десятин земли с проживающими на них крепостными в Павловске, недалеко от Царского Села.

Роды Марии прошли без осложнений. Все происходящее вокруг ее невестки осуществлялось под присмотром императрицы, и, по впечатлению некоторых свидетелей, свекровь вела себя так, как будто сама должна была рожать. Разочарованная слишком непредсказуемым характером своего сына, она уже вынашивала большие надежды на своего будущего внука. Еще до того как ему родиться, она думала о нем как о своем истинном наследнике и мечтала с юного возраста приобщать его к власти. Несмотря на большой объем государственных дел, которым она уделяла первостепенное внимание, Екатерина принялась готовиться к роли воспитательницы, перечитывая в этих целях «Эмиля» Жан-Жака Руссо, знакомясь с исследованиями Локка, Базедова и Лаватера. В свои сорок восемь лет она как будто вновь стала двадцатипятилетней женщиной.

Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru