Паутина - Страница 2

Мне надоело бегать. Надоело искать ответы на вопросы. Я сам смогу решить, какой ответ правильный. Мой.

Мы приближаемся к высшей точке колеса, и я наконец решаю нарушить молчание.

– Ты ведь пришел сюда, чтобы начать войну? – начинаю я. – Ты…

– Нет, – перебивает он меня, – я пришел, чтобы понять, ты управляешь Фрамом или Фрам – тобой.

И я снова испытываю приступ необъяснимой паники, и даже чертова лиса, висящая у меня на шее, не может помочь установить причину этого. 

Москва, март 2007 года (события к 17 апреля, взлом МК)

Истории известно немного людей, которые, имея собственную пятикомнатную квартиру на Остоженке, проживали бы в съемной однушке в Жулебино. На ум сразу приходит Лева Зильберштейн, но Лева из другого анекдота, к тому же он сдавал свою «пятерку» какой-то богатой семье, а вот Лекс держал дорогую квартиру меблированной, но пустой.

Он наведывался на Остоженку в среднем один раз в месяц, проверить, все ли в порядке. Все остальное время проводил в Жулебино в съемной однокомнатной квартире: косметический ремонт, минимум мебели, бытовая техника, санузел совмещен, аванс за месяц вперед плюс коммуналка.

Подобный дауншифтинг был вовсе не из соображений безопасности, хотя именно в этом Лекс уверял себя всякий раз, когда заходил в лифт и морщился от запаха мочи.

Любой психоаналитик сразу определил бы причину: Лекс жил в Жулебино, потому что пытался доказать себе, что все, чем он занимался последние годы, было не ради денег. Не ради квартиры, плазмы и тысячедолларового вискаря. Не ради понтов современной жизни, которые Лекс ненавидел с тех пор, как побывал на ставропольском турнире Башни.

А ради чего?

Да кто его знает… наверное, ради процесса.

Полгода назад он и еще двое прогеров по заказу спецслужб «некоего государства» разработали серию вирусов «Стакс», которые были заточены под диверсии в тех местах, где сложными технологическими процессами управляют автоматизированные системы, а не люди. Заводы, аэропорты или атомные электростанции, например.

Лекс знал, кто станет первой целью «Стакса», хотя заказчики старались этого не афишировать. Знали и его подельники, причем, в отличие от Лекса, не интересовавшегося политикой, это знание их воодушевляло не меньше гонорара. Работая над «Стаксом», они считали, что делают благое, «богоугодное» дело.

Обычно люди с такими знаниями долго не живут, но в случае с Лексом гарантом выступил «Синдикат Д», поэтому для него и его подельников было сделано исключение. Их отпустили, конечно же, предварительно объяснив, что если они где-то кому-то что-то сболтнут, то…

Лекс вернулся в Россию с исходниками вируса, сделал себе новую биографию (документы, внесение в различные базы данных, все как надо), поселился в Жулебино и…

В среде хакеров появился новый вид заработка – модификация «Стакса». Против этого вируса не было никаких лечилок. Заказчику достаточно было узнать характеристики железа, стоящего у конкурентов, и найти людей, пишущих код на трех языках: ассемблере, си плюс плюс и лиспе. Вирус выводил из строя некоторое оборудование, и работа останавливалась на некоторое время. Модификация вируса стоила от двадцати до тридцати тысяч долларов, убытки от вируса могли исчисляться сотнями тысяч.

Последние полгода Лекс собирал команду хакеров, писал и продавал модификации «Стакса», занимался мелким сетевым шантажом – и все это не из-за денег, конечно же, а исключительно для того, чтобы создать репутацию своей команде.

Репутация – вот что важно на самом деле. Анонимность осталась для лузеров и сетевых троллей, а нормальные пацаны должны в первую очередь заботиться о своем рейтинге, о своем имени… ну, точнее, нике. Авторитет команды играет большую роль при наборе новых членов. Кому охота работать вместе с никому неизвестными «Кислотными киллерами» или «Цифровыми дегенератами»! Другое дело, когда в портфолио – атака на «Тексако индастриз» и слив базы «Китано апгрейд». Тут уж можно расправить плечи и общаться с коллегами по цеху если не свысока, то как минимум на равных.

Да и заказчики, а точнее, их «представители», все чаще желали не разовых акций, а долгосрочного сотрудничества с надежной и проверенной временем командой. Встречи с клиентами «в реале» перестали быть чем-то из ряда вон выходящим.

Анонимность, еще несколько лет назад бывшая обязательной для любого уважающего себя хакера, уже не имела столь большой ценности, как раньше.

Время идет, меняются люди, меняется мир. Какой смысл в анонимности, если есть «Синдикат Д» и ему подобные организации? Плати деньгами или услугами, и торговцы информацией землю будут рыть, но выяснят все, что тебя интересует. Ну, или почти все.

Вот и приходится иногда встречаться с «представителями» лично. Объяснять, договариваться или выслушивать претензии, например.

– Ты подводишь меня, Леша-джан. Очень подводишь.

Это Сервер. Именно так – с большой буквы. Здоровенный такой, жирный Сервак с пальцами, похожими на сардельки, которые нескромно увешаны фентелями с камушками. Ну, натурально – манекен из ювелирного магазина. Лиска после их первой встречи назвала его Мистер Понт. Что ж, она была права.

Сервер – пережиток девяностых, выживший в те нелегкие времена, вовремя переквалифицировавшийся в легального бизнесмена и выполняющий роль посредника между крупными акулами и различного рода криминальными элементами. Начиная от наркоманов, которые могут за дозу пырнуть неугодного журналиста, и заканчивая предводителями хакерских кланов вроде Лекса. С наркошами, конечно, не сам Сервер общается, а его шестерки, а вот Лекса удостаивает личным вниманием. Хотя это еще вопрос, кто кого удостаивает.

– Зачем так поступаешь, Леша-джан? Зачем теряться начал…

– Я не теряюсь. Говорю же, меня не было в стране на прошлой неделе.

– Знаю, Леша-джан, знаю. Как Сингапур? Понравилось? Я был в Сингапуре, мне там не понравилось.

В этом году Сервер называет себя грузинским евреем. И пытается соответствовать имиджу. У него не очень-то получается, но это его слабость, и ее ему обычно прощают.

Пару лет назад он был цыганским бароном, а до этого усиленно пускал слух, что он исконный нохчи и его корни уходят к тейпу Беной.

На самом деле в Сервере нет ничего грузинского, цыганского или чеченского. Он вообще безнациональный персонаж, родившийся то ли в Мурманске, то ли в Архангельске и живший там до своей первой отсидки. Во всяком случае, именно эту инфу Лексу предоставил Синдикат перед их первой встречей с Сервером в реале.

Просто сейчас модно намекать на свою причастность к посадке Мишико в президентское кресло, так же как пару лет назад модно было гордиться связями с Вовой, Феликсом и остальными братьями Манченко.

– У меня человека там закрыли. Ты же в курсе, Север.

– Слыхал, слыхал… его, кажется, в Штаты экстрадировать собираются, да?

Вообще-то его погоняло Север. Сервером его Лекс за глаза называет, просто по приколу, без всяких аллюзий. Какой из него сервер, обычный толстый мешок с гов… кхм… с деньгами в любой валюте мира. Немного туповатый, немного злобный, но в целом обычный мужик из тех, которым всегда всего мало.

Связей у Севера прилично на самом деле. В конференц-зале его офиса на Таганке одна из стен увешана фотографиями, на которых его массивное тело тусуется в компаниях с теми, чьи лица украшают передовицы таблоидов. Режиссеры, олигархи, политики, телеведущие, спортсмены… Не исключено, конечно, что часть фоток сделаны в фотошопе.

Север любит понты во всех проявлениях, это его слабость. В жажде попонтоваться он любому нохчи или цыгану фору даст. Что ж, понты – это один из показателей репутации.

Стена напротив этих «фотообоев» вызвала у Лекса куда больший интерес. Плазма три на два, окруженная несколькими миниатюрными камерами, скорее всего, использовалась здесь для видеосвязи, но первое, что подумал Лекс, увидев этот экран: было бы неплохо погамать на таком экране в «Плейстейшен».