Паутина - Страница 33
- Сегодня он играл на своем поле, - задумчиво проговорил Варном. - Посмотрим, как он будет держаться в комнате для допросов.
- Не знаю, как вам, а мне необходимо выпить. И чего-нибудь покрепче. Хочу избавиться от привкуса мистера Энтони Бута.
Варном усмехнулся:
- Думаю, вы понимаете, что я вам компании не составлю.
- Надеялся, что вы примете мое предложение, - вздохнул я. - В конце концов, мы же классическая пара эксцентриков. Вы образец благопристойности, а я вольный бродяга, отверженный, и при этом вестник новой жизни. Мы могли бы сгенерировать энергию, которая расколола бы этот орешек.
- По моему мнению, людям вроде вас не место на службе, а уж к убойному отделу таких лучше и близко не подпускать, - с напором произнес Варном. - Вы в свое время насвинячили, и четыре человека из-за вас погибли, а один из них был моим добрым другом.
Я мог бы упомянуть о том, что комиссия по расследованию меня оправдала, или о куске металла у меня в ноге, на который реагируют системы безопасности в любом аэропорту, или о четырех зубах, которые, строго говоря, не мои, а выращены из имплантированных клеток, но я давно оставил подобные попытки. Ведь я был столь же виновен, как и погибшие. Возможно, они умерли из-за того, что сделали с девушкой, но это я не остановил их. Я бежал. Меня спасла моя трусость.
Я попытался сбавить накал.
- Знаю, вы были другом Тоби Паттерсона. Меня не удивляет, что я не нравлюсь вам, но давайте попробуем относиться друг к друга с уважением.
Варном поглядел на меня:
- Я знаю правду о том, что произошло в Спиталфилдсе. Не официальную версию, а предсмертное заявление Эндрю Фуллера. Если вы останетесь в этом деле, я так вас обгажу, что вам даже место регулировщика не дадут. Ступайте и напейтесь. А я намерен заняться оформлением бумаг.
И я отправился пить.
Набережная была полна туристов и прогуливающихся парочек. Орава ребятишек пронеслась мимо на мотоскейтах, оставив за собой хвосты выхлопов. Волны бились о булыжный мол, воздвигнутый вдоль илистой прибрежной полосы. В незапамятные времена мы с Ником обследовали ее, разыскивая осколки фарфора и стекла, глиняные трубки, квадратные корабельные гвозди. Однажды мы нашли даже старинный пени, гладкий и почерневший. Теперь вода в реке всегда стояла, как в час прилива, и шли разговоры о сооружении нового защитного комплекса на Темзе. Скользкая пена водорослей налипла на камни, вытянувшиеся вдоль кромки воды. Воздух был наполнен запахом разложения с привкусом инсектицида. Баржи, поставленные на якорь на стремнине, качали воздух в водную бездну, словно медики, пытающиеся вернуть к жизни угасающего пациента. Пена клокотала вокруг них, сползая вниз по течению.
Несмотря на скверный запах и непрекращающийся стук насосов на баржах, столики на открытом воздухе возле прибрежных пивных были повсеместно заняты. Я перешел реку по мосту Блэкфраерс. В глубине пивной возле бара нашлось местечко. Там я и уселся под фризами черного с золотом мрамора и гипсовыми черными изображениями монахов. Я заказал мясной пирог и пинту холодного как лед «Кронен-бурга»; одним глотком выпил полпорции, рассеянно вгрызся в пирог и принялся между делом листать свежий выпуск « Ивнинг стэндарт», которую кто-то оставил на столе. Репортаж об убийстве Софи размещался на странице пять: под фотографией убитых горем родителей четыре скупых абзаца, излагающих только факты. И ни слова ни о веб-камерах, ни о незаконных серверах, ни о доморощенной порнографии.
Я попытался сосредоточиться на сути, но враждебность Варнома вывела меня из равновесия, а детали (отсутствующие жесткие диски, основательность, с которой было спланировано и осуществлено шоу-убийство, факс, отправленный через кубинский ретранслятор, электронные письма и заявления Барри Дина о том, что его подставляют, легкая настороженность Энтони Бута, замаскированная показным добродушием) не желали складываться в общую картину.
Мне не хватало информации. Или, может быть, не хватало верной информации. Вот если бы кто-нибудь попробовал разработать шкалу качества, которую можно было бы применять к информации! Это бы существенно облегчило нам жизнь.
Я прикончил пирог, допил пиво и взял еще кружку. Стрела Варнома вошла глубоко, пусть даже предсмертное заявление Фуллера - лишь часть правды. Несмотря на комиссию по расследованию, посттравматическую работу психологов и дальнейшую их помощь, я все еще верил, что Тоби Паттерсон и остальные не погибли бы, если бы я вел себя иначе. И два террориста тоже остались бы живы. Я не мучился бы один бременем вины.
Каждому есть что порассказать об Инфовойне. О том, где они были, когда взорвались бризантные снаряды и микроволновые бомбы, и вспыхнули тысячи пожаров от перегревшихся компьютеров. О том, как они справились с полной утратой своих счетов в банках, с отсутствием обеспечения кредитных карт, перебоями энергии, нормированием пищи, с молчанием телефонных линий или, наоборот, с хаотичными соединениями, недоступностью Интернета, с тем, что сплошь все телевизионные каналы передавали порнуху либо бредовые речи, сгенерированные компьютерами. Или только снег. Тогда все светофоры Лондона заклинило на красном, метро закрылось, на улицах шли демонстрации, то и дело вспыхивали бунты. А потом в город ввели войска.
Моя личная история стала достоянием публики. Из меня сделали героя, пережившего фантастический теракт. Такова была официальная версия - ничего похожего на то, что случилось в действительности или же на предсмертное заявление Эндрю Фуллера, которое, вне всяких сомнений, Варном слышал лично. Не такой он тип, чтобы пробавляться пустыми угрозами.
Я думал об этом, а еще о злорадном удовольствии, с каким Барри Дин сообщил нам о своем алиби. Я не сомневался, что оно окажется подлинным, но чем больше я об этом размышлял, тем сильнее уверялся, что это - свидетельство его вины, а не его невиновности. Он крепко замешан в убийстве Софи Бут, спору нет, несмотря на негодующее удивление, с которым он посмотрел на письмо.
Я осушил вторую пинту пива и, поскольку моя машина стояла на парковке возле Скотленд-Ярда, прошел весь путь до дома пешком по жарким темным улицам, в тревоге и смятении, едва заметно хромая. Мне требовалась пробежка, мне требовалось встряхнуться. Не хотелось думать о Спиталфилд-се, о жаре и алых отсветах горящих вдоль всей улицы зданий, о черном снеге, падающем сквозь задымленный воздух, о скользких битых стеклах на булыжной мостовой, где посреди клубка полицейских извивалась девушка. Рука, зажимающая рот, безумные ищущие глаза, другие руки занимающиеся ее одеждой. Прямая дорога в ад…