Пауло Коэльо - Страница 3

Пауло читает вперемешку Т. С. Элиота, Генри Миллера, Эльзу Соарес. Читает и оценивает прочитанное звездочками

Уже лет в двенадцать Пауло стал фиксировать буквально все – погоду, цвет листвы, особенности городских улиц, диалекты прохожих, черты того или иного своего знакомого. Чуть позже он стал использовать магнитофон, дабы «не потерять» мысль, а потом переносил все на бумагу.

Героиня будущего его произведения («Одиннадцать минут») «завела дневник, куда стала заносить мысли о сером однообразии своей жизни, о том, как ей хочется въяве увидеть снег и океан, людей в тюрбанах, элегантных дам в драгоценностях».

Но Коэльо – это иное, кажется, все подчинено его идее – стать писателем… Возраст, понятное дело. «Много позже, с развитием информационных технологий, толстые тетради сменил цифровой архив. Коэльо собрал всю накопившуюся у него за четыре десятилетия информацию и запер эту исповедь в сундук. В ста семидесяти рукописных тетрадях и на девяноста четырех компакт-дисках хранилась подробная история его материальной и духовной жизни, начиная с 1959 года, когда ему было двенадцать лет, вплоть до 1995-го, когда, уже сорокавосьмилетним, он принялся заносить информацию прямо в компьютер. Став взрослым и знаменитым, он распорядился в завещании сжечь сундук со всем содержимым сразу после его смерти, однако впоследствии отказался от этого решения в пользу настоящей биографии»[3].

Но желание стать писателем не отпускало его, к четырнадцати годам он, как и всего пару лет назад, погружаясь в мир книжных иллюзий, всерьез составлял планы своих будущих книг. Он доверял только своему дневнику:

«Я пишу, потому что в детстве не умел играть в футбол, у меня не было машины, мне давали мало денег на карманные расходы и я был плохо развит физически.

Я был немодно одет, и девочки не обращали на меня внимания, как я ни старался. И по вечерам, когда мои одноклассники проводили время со своими подружками, я создавал свой мир – мир, в котором я могу быть счастливым. И спутниками моими были писатели и их книги. В один прекрасный день я сочинил стихотворение, посвященное девочке, жившей на нашей улице. Мой приятель нашел его у меня на столе, украл и прочел перед всем классом. Все смеялись, все считали, что быть влюбленным – нелепо».

Первые неудачи в «литературе» его не расстраивали, насмешки «плебса» не волновали. Так же, впрочем, как и то, что желание стать писателем не нашло понимания у его семьи. Его это мало интересовало.

«Когда вокруг тебя одни и те же люди, то вроде бы само собой получается, что они входят в твою жизнь. А войдя в твою жизнь, они через некоторое время желают ее изменить. А если ты не становишься таким, каким они хотят тебя видеть, обижаются. Каждый ведь совершенно точно знает, как именно надо жить на свете. Только свою собственную жизнь никто почему-то наладить не может» (Пауло Коэльо).

Он работал над собой и верил – воздастся…

И вот новая – после победы в начальной школе – удача. Стихотворение Пауло «Тринадцатилетняя женщина» (ему самому, напомним, всего четырнадцать) победило на конкурсе Академии литературы Святого Игнатия. А еще в журнале этой же академии «Виториа колежиал» появилась его заметка «Почему я люблю книги».

Этот успех его окрылил, но родители «привели в чувство».

«В Бразилии более семидесяти миллионов жителей, – безапелляционно заявила мать, – и только Жоржи Амаду может жить на доходы от своего писательского труда. Ты – не он, и никогда им не станешь. (Жоржи Амаду еще не раз будут приводить ему в пример, но гораздо позже.)

А отец потребовал, чтобы Пауло после окончания общеобразовательного класса записался в класс не гуманитарных, а точных наук. Он не оставлял своей мечты о том, что Пауло станет инженером.

Противиться воли родителя четырнадцатилетний подросток не посмел.

Рио-де-Жанейро

Но внутренне он оставался свободным: думал, читал, писал то, что хотел, и так, как хотелось. Ход его мыслей, его стихов и прозы (от писания первых он вскоре, правда, отказался) был вне поля родительского контроля. Это примиряло его с внешней оболочкой окружающего мира.

«Вот она, истинная свобода – обладать тем, что тебе дороже всего, но не владеть этим» (Пауло Коэльо).

А родители? «Не надо ничего говорить. Любят, потому что любят. Любовь доводов не признает» (Пауло Коэльо).

Фото 1962 года. Пауло во втором ряду, четвертый слева

Да, родители… они любили своего сына, но – странно любили… А может, ничего странного, каждый родитель хочет для своих детей «счастья», даже если последнее только во вред формирующейся личности. Понятно, мало кому из родителей с консервативными взглядами на воспитание, поведение и место ребенка в обществе понравится, когда их чадо вместо прилежной учебы готов днями шляться на пляже, читать все подряд, строчить собственные вирши (не всегда пристойные), да еще и декламировать их на том же пляже перед отдыхающей публикой или перед такими же «неофитами», как и он сам.

Конфликт «отцов и детей» налицо, родители непреклонны, но Пауло не сдает без боя свои позиции. Его больше интересует литература, чем учеба, даже в таком престижном заведении, как колледж Санто-Инасио. По успеваемости он стремительно скатывается на последние позиции в классе. Родителей вызывают к руководству колледжа: встал вопрос об отчислении. Отец уговаривает ректора дать сыну последний шанс. Ему отвечают, что если Пауло не возьмется за ум и провалит ближайшие экзамены, его изгонят, и это будет первым случаем за всю историю Санто-Инасио, что, естественно повредит репутации иезуитов-педагогов. Как правило, руководство колледжа не шло ни на какие компромиссы в вопросах учебы и дисциплины своих учеников, но семье Коэльо сделали исключение. Пауло – внук Артура Арарипе Жуниора, мастера Туки, одного из тех, кто был среди первых выпускников этого иезуитского колледжа в далеком 1903 году.

Родители, даже получив согласие на «последний шанс», пребывали в шоке: исключение сына из колледжа – скандал для благородного семейства: пойдут разговоры о том, что они не в состоянии воспитывать собственных детей. На семейном совете было принято решение обратиться к врачам – ведь высокие оценки в учебе достигаются не только природным умом, но и усидчивостью, вниманием, концентрацией всех сил для решения поставленной задачи, уравновешенностью и спокойствием.

А как раз этого Пауло и не хватало.

Рио-де-Жанейро в середине 60-х

25 декабря 1963 года мать как бы невзначай бросила сыну: «Я записала тебя на консультацию. Двадцать восьмого мы идем к невропатологу».

«…Миф о прекрасном юноше, который днями напролет любовался своим отражением в ручье. Нарцисс до того загляделся, что упал в воду и утонул. Когда Нарцисс погиб, нимфы леса заметили, что пресная вода в ручье стала соленой.

– О чем ты плачешь? – спросили нимфы.

– Я оплакиваю Нарцисса, – отвечал ручей.

– Неудивительно, – сказали нимфы. – В конце концов, мы ведь тоже бежали за ним вслед, когда он проходил по лесу, а ты – единственный, кто видел его красоту вблизи.

– А он был красив? – спросил ручей.

– Да кто же лучше тебя может судить об этом? Не на твоем ли берегу, склоняясь над твоими водами, проводил он дни от зари до ночи?