Паук и Пеппи - Страница 4
***
Наступил июнь, жара, а я все еще обитаю у Тамары. Неотапливаемые метры «Графских развалин» приятно пахнут нагретым на солнце деревом. Я с комфортом обустроила свой «скворечник», купив в «ИКЕА» небольшую кровать, туалетный столик, торшер, зеркало и мольберт. Кисти, краски и прочую атрибутику моего хобби тоже пришлось покупать заново. Как и многие предметы гардероба. Возможно, это поступок избалованного богатыми родителями ребенка, но я ничего не смогла забрать из квартиры, где мы жили с Олегом. Мне было отвратительно все, любая мелочь. Будучи психологом, я понимаю, насколько глубока травма, и последствия, возможно, шлейфом будут преследовать меня все жизнь… Но я забила на психологию. Бросила пациентов, практику. Понимаю, что веду себя как избалованная богатая девочка, а ведь такие особы мне всегда претили, несмотря на то, что я именно из этого круга. Но я не в состоянии сейчас работать. Поэтому целыми днями либо читаю, либо рисую.
Рисовать я люблю с детства. Не то, чтобы подавала надежды, но несколько лет подряд с удовольствием брала уроки у известного в Москве художника. Рисование меня успокаивает, помогает выплеснуть эмоции. Иногда у меня получаются довольно интересные вещи. Что-то я даже продавала на вернисажах несколько лет назад. Но сейчас рисунки выходят мрачные, темные, что красноречиво говорит о моем внутреннем состоянии.
Я понимаю, что долго у Тамары не проживу, да и холодно будет зимой на моем уютном чердаке. Не хочется об этом думать, но все чаще приходят мысли: что же дальше? Я как зависшая над пропастью птица, парю, раскинув крылья. Но долго так не протяну, сорвусь вниз. Мне нужен план действий. Если летом хорошо валяться на зеленой травке, зимой я совсем скисну от скуки…
Но пока я целыми днями прохлаждаюсь на раскладушке, загораю, читая все подряд, что могу найти в доме.
А потом, в один прекрасный день, на пороге «Развалин» возникает Олег. Бессовестный изменник решил вернуть наши отношения. В его руках букет моих любимых орхидей, а на губах – слова сожаления и горечи: «Прости, я был так не прав, я хочу все вернуть, безумно люблю тебя». И так далее, в том же духе. Но я не верю. В интонации его признаний я не чувствую той боли, которая гложет меня. Хотя, конечно, наивно требовать от мужчины ощущать то же самое, что и ты. Мы разные, это доказано вековой историей неоднократно. Мужчины с Марса, женщины с Венеры, и никак иначе. По-другому не бывает.
Меня интересует только один вопрос. Который я и задаю Олегу:
– Почему?
Понимаю, что это глупо. Я же психолог, сама должна знать, что не так в наших отношениях. Должна проанализировать. Но я все упустила. Потому что слепа как курица. Думала, у нас все прекрасно. Идеально. Нет, правда, непроходимая дура.
И все равно спрашиваю, хоть и ненавижу себя за то, как жалко выгляжу. Но извечный женский вопрос «Мой милый, что тебе я сделала?» поневоле рвется с губ.
– Ты не виновата, детка. Это я во всем виноват! – выпаливает отрепетированную фразу Олег.
Ненавижу, когда он называет меня «детка». Так зовет меня отец, ему я прощаю, у папы это выходит нежно и искренне. А у Олега звучит как-то пренебрежительно-пошло, особенно сейчас.
– Или говорим серьезно, или наша беседа окончена! – отрезаю, рассвирепев. От его заученной фразы настроение падает еще ниже. Десять лет с ним прожила! И он все эти годы, получается, считал меня непроходимой идиоткой?
Олег правильно оценивает мое состояние. И больше не юлит. Присаживается устало на скамейку возле дома. Опускает голову, прислоняет ладони к лицу, будто спрятаться хочет.
– Мне было трудно с тобой, детка. Так мало чувств. Иногда мне казалось, я больше брат для тебя, нежели любовник. Мы были очень красивой парой, но на картинке. Ты такая красивая, идеальная, хрупкая… и прикоснуться лишний раз страшно.
– И ты захотел ту, к которой не страшно? – горько вопрошаю.
– Прости. Я люблю тебя, по-настоящему. Не могу без тебя, Полина. Я сделал ужасную ошибку, мне самому дико тошно. Я в тот вечер выпил лишнего. Заскучал. А она приперлась…
– Это, конечно оправдание. – Из моих глаз текут слезы. Вот чисто мужская позиция. Все разрушил, потому что было скучно. Ну хорошо. Теперь моя, чисто женская. Я все разрушу окончательно, до основания, потому что мне БОЛЬНО.
– Ладно, тебе пора, – холодно киваю Олегу и поднимаюсь обратно на крыльцо.
– Это еще не конец, я не отступлюсь от тебя! – запальчиво кричит он мне вслед.
Олег уходит, опустив плечи. А меня охватывает невероятная легкость. Разворачиваюсь и спускаюсь с крыльца. Опускаюсь на оглушающе ароматную траву возле дома. Вцепляюсь пальцами в зеленые дурманящие заросли и смотрю в ослепительно лазурное небо.
– Тебя больше нет для меня, Олег. – Мой шепот уносит ветер.
Принимаю сидячее положение. Срываю одуванчик, безумно красивый, белый и пушистый. Достаточно легкого ветерка – и он разлетится множеством пушинок по миру. Куда, интересно, они полетят со своей неограниченной свободой?
Смотрю на цветок и неожиданно загадываю:
– Я хочу влюбиться. По уши, безбашено, страстно, так, чтобы меня разрывало от этого чувства на части, чтобы оно как раскаленная лава текло по венам. Хочу познать самый сильный, срывающий крышу вариант этого чувства. И чтобы в ответ так же сильно любили меня. До одурения, до одержимости.
Потому что то, что было у нас с Олегом – однозначно не любовь. Любовь не может закончиться так внезапно и так скупо, высохнуть от пары лучей солнца, будто не река была, а жалкий ручеек.
***
Я уже почти решила вернуться к отцу. Там Олег не посмеет доставать меня. Но глубоко в душе я знаю – нужно бежать гораздо дальше. Иначе могу не выстоять. Сломаюсь. Поддамся на уговоры Олега, ведь сердце не железное, и все еще болит… Нет, нельзя. Нужно сбежать, как можно дальше. Во Францию, к матери? Нет…
С тех пор как она узнала, что я рассталась с Олегом, только и живет теперь тем, что подбирает мне мужа. Каждый ее звонок – разговоры лишь об этом. К слову, Олег ей никогда не нравился. Мама уверяла, что для меня он мелковат. Ну конечно, судит по своим аристократам, она давно уверяла, что мне подойдет лишь француз.
Какое-то время размышляю, не отправиться ли и правда в Ниццу. Но я совсем недавно вернулась оттуда, а моя мама в больших дозах – то еще испытание. Нет, я обожаю ее, но мы скорее подруги, нежели мать и дочь. В ней мало тепла, зато много амбиций, иногда я чувствую, что она соперничает со мной. В женственности, красоте. Я, наоборот, не любитель уловок, игр, соревнований за мужское внимание. Меня смущают комплименты, а флирт иногда вызывает желание сбежать, спрятаться. Я стеснительна, да. Знаю за собой этот жалкий порок, но не могу справиться. Пока была с Олегом, чувствовала себя за надежной стеной, укрывающей меня от необходимости общаться с мужчинами в режиме флирта. Но, если окажусь сейчас в Ницце, мама ни за что не позволит мне хандрить в одиночестве, закутавшись в одеяло. Заставит посещать всевозможные рауты и тусовки. Мне сейчас этого просто не вынести.
***
Я долго думала о том, где хотела бы оказаться. Точнее, куда сбежать. Папа мне никогда ни в чем не мог отказать, хотя мое решение ему совсем не нравится. Я приехала к нему в офис и вот уже час убеждаю, что мне необходимо сейчас оказаться подальше от Москвы. Очень трудно убедить, ведь для папы я все еще его маленькая девочка. Страшно отпускать единственную дочь куда-то далеко, еще и без присмотра. Про Тамару я умалчиваю по понятным причинам. Просто объясняю, что со мной поедет подруга.
– И еще пара телохранителей, – безапелляционно добавляет отец.
– Нет, ни за что, это абсолютно лишнее. Я хочу сменить обстановку, отвлечься. Правда, папуль, со мной все будет хорошо. Ведь не маленькая я уже.
– Почему не поехать в Ниццу? – ворчит отец.
– Мама слишком активно ищет мне пару, – хмыкаю, смотря, как сдвигаются брови отца.
– Ну уж нет, ни за что не отдам тебя за лягушатника!
– Вот и хорошо. Я тоже так считаю, папочка. – Крепко целую его в щеку. Вдыхаю такой родной аромат его парфюма. У меня просто замечательный отец. Самый лучший и понимающий. Знаю, как нелегко ему держаться в стороне от моих проблем. Как хочется разобраться с несостоявшимся зятем. «Надавать по ушам» – одно из любимых папиных выражений. Но отец слишком любит меня, чтобы так грубо вмешиваться.