Паучий престол I (СИ) - Страница 116

- Саске ослеп, мы продули, но прошли в полуфинал по очкам, - сдержано, как по пунктам, отвечает Наруто, - а Ирука просил передать, что сперва заедет домой.

- Чудно, - бормочет Какаши, а Саске фыркает. Вот что не поменялось, так это то, что птичнику, по крайней мере, в подобные моменты, наплевать на все. Его подопечный, понимаете ли, почти ослеп, а Хатаке волнует только то, чем он может заменить в рецепте соевый соус, который Ирука не признает ни в каком блюде.

- О! – Какаши переводит удивленный и чуточку хмурый взгляд на упавшую поварешку. – Кто-то придет, причем, - неожиданно сплевывает через левое плечо, - она.

- Точнее, уйдет, - вставляет свои пять копеек, обращая внимание на себя. – Я, - он указывает на себя, а после на блондина, - к Наруто. До утра. И это не обсуждается.

- И полнолуние сегодня, - озадачено ворчит Какаши. – Точно не к добру.

- Значит, ты не против, - делает вывод из своеобразного молчания опекуна и плавно разжимает пальцы, которыми цеплялся за руку Намикадзе. – Я сам. Ладно?

- Уверен? – Наруто обеспокоен, но Саске удается изобразить успокаивающую улыбку.

- Конечно, - Наруто не должен за ним пойти, иначе весь настрой падет прахом и потом он точно никуда не поедет.

- Ладно. Я подожду, - соглашается на удивление легко, и Саске это должно бы насторожить, но он слишком занят. Прислушивается к рваному биению своего сердца, целенаправленно ищет в своей памяти тот далекий день, когда он обыскивал дом Хатаке в поисках телефона, пытается припомнить все детали. В конце концов, Какаши – гей и у него есть Ирука, так что в этом доме просто обязано быть то, что ему нужно.

Неприятно, конечно, словно он влезает в чужую жизнь, но Саске все-таки заходит в комнату Какаши, в которой, оказывается, есть отдельная ванная. К черту очки. В конце концов, если все пойдет так, как он того хочет сам, вряд ли они ему понадобятся. А ещё Саске думает о том, что это не дурное предчувствие. Просто волнение. Ведь не каждый же день он принимает решение стать чьим-то душой, сердцем и телом.

//-//

Дом встречает их тишиной. Наруто не медлит, не позволяет Саске спрашивать, бормотать, отшучиваться. Берет его за руку, холодную и заметно дрожащую, и ведет к себе в комнату. Саске не противится, доверяет, осторожно семенит за ним, зорко оглядываясь. И так от самой фермы Какаши.

Его воробушка что-то беспокоит. Он непривычно тих и молчалив. Всю дорогу смотрел в одну точку и, противореча самому себе, медленно шевелил губами, словно молитву шептал. Напряжение его тела ощущается, передается ему вместе с прикосновением. И Наруто теряется, замирая посреди своей комнаты. Демон, к его удивлению, тоже молчит. Угрюмая обстановка, какой ей не положено быть. Не тогда, когда они с Саске только вдвоем.

- Может, чай или кофе? – бормочет воробушек, хотя это он, Наруто, на правах хозяина дома должен позаботиться об их комфорте. Он обязан сгладить эту тревожную обстановку, пока мир между ними по возникшей, словно ниоткуда, причине не треснул. – Или нет… – озадачено выдыхает Учиха, и он вместе с ним. Они оба замолкают.

Наруто хочет повернуться, ведь негоже так, стоять спиной к своему возлюбленному, словно прячась. В комнате горит только настольная лампа. Такое ощущение, что темнота выползает изо всех закоулков и тянется к ним. К Саске. Благоразумно обходя его, саму черноту, стороной. Причина в сомнениях, которые все ещё отгораживают их друг от друга, и Наруто думает, что это была поспешная идея – привезти воробушка к себе, когда родителей нет дома.

- Может, уже сделаешь что-нибудь, Намикадзе?! – раздраженно шипит за его спиной, и этот взгляд, чуточку злой, но ещё более растерянный, чувствуется. Наруто фыркает. Они с Саске просто загоняют себя в так претившие им обоим рамки условностей, которыми их обременило общество. Но сейчас, в этой комнате, они только вдвоем, так почему бы не сделать так, чтобы все условности остались вне стен их маленького мира.

- Люблю тебя, Саске, - резко оборачивается, произнося те слова, которые до этого они выражали только взглядами и прикосновениями. – Здесь и сейчас. Остальное считаю неважным.

- А говорил, что романтик, - снова ворчит, но на этот раз смущается, отводя взгляд. Уголки губ дрожат, сдерживая счастливую улыбку. – Где эти, как их там, фанфары, лепестки роз с неба и много-много красных, воздушных шариков в форме сердца?

- Там, - он небрежно машет рукой в сторону окна, а после делает пару резких, стремительных шагов, крепко обнимая. – Это все всего лишь прилагается к тебе, Саске. Моему Саске, которого я люблю.

- Ты что, Намикадзе, - воробушек запрокидывает голову, хитро щурясь, - пытаешься затащить меня в постель?

- А что тут пытаться-то? – пожимает плечами, а после ловко кружит легкого воробушка на месте, опрокидывая его на мягкую кровать. – Уже затащил, - Саске смеется, искренне и звонко. Притворно барахтается в его крепких объятиях, уворачивается от поцелуев, брыкается, но тем самым только ещё больше раскрывается.

Саске тяжело дышит. Его щеки слегка раскраснелись. Губы блестят. Коленки опасно прижимаются к его бокам. Он гладит смоляные пряди, зарывается в них пальцами, скользи по ним к лицу. Прикасается. Замирает. Словно миг, запечатленный на фотокарточке. А после чувства прорывают плотину.

Он целует Саске. Грубо, вынуждая открыть рот и впустить себя, покусывая губы и собственнически сжимая подбородок. Тонкие пальцы путаются в его собственных волосах. Тянут требовательно, с острым намеком на умышленное причинение боли, смешанной с удовольствием. Он фыркает в поцелуй. Обзывает воробушка маленькой садюгой, за что получает кулаком между лопаток.

- Сам такой, - словно обиженный ребёнок, тяжело дыша, шипит Учиха. И, уже миг спустя, он сам лежит на спине, а Саске покусывает его губы и напирает своим неистовым, жадным поцелуем, заключив в безысходные объятия.

Они барахтаются на широкой кровати, ерошат простыни и сбрасывают подушки. Дурачатся и смеются. Целуются и дразнятся. Подначивают и провоцируют. Играются, пока Саске не оказывается под ним, тяжело дышащий, прижатый обнаженной грудью к упругому матрасу и спиной к его телу.

- Саске, - выдыхает на ушко, чуть касаясь его губами, - я хочу поласкать тебя.

- О, массаж, - довольно тянет Учиха, удобно укладывая голову на скрещенные руки. – Давай, Намикадзе, - чуть елозит под ним, подначивая. – Я весь в предвкушении.

- Не совсем массаж, - отстраняется, скользя ладонями по доверчиво-расслабленной спине. – Хочу поласкать тебя здесь, - оголяет собственные желания, распахивая душу, и чуть сжимает пальцы на вмиг напрягшихся ягодицах. – И спереди тоже.

- Я не… – выдыхает. Смущенный, открытый, прекрасный и желанный. – Я не знаю… – приподнимается, поворачивает голову и тревожно смотрит. – Думаю, я не совсем готов к… такому, - а в глазах просьба не уступать. Впервые Саске просит, пусть и взглядом, не осторожничать и не оглядываться на последствия. Хочет, чтобы именно он сделал этот шаг за них обоих.

- Да брось, - щурится лукаво, скрещивая руки на груди. – Будто я не знаю, - понижает тон голоса до интимного полушепота, - зачем мы заезжали к тебе домой.

- За очками! – воробушек вспыхивает, но не отворачивается. Буравит его жгущим взглядом, в темной глубине которого плещется страсть.

- И где же они? – подается вперед, выдыхая прямо в приоткрытые губы.

- Не нашел, - смущенно и отчетливо-лживо, соблазняя отведенным и скрытым за пушистой темнотой ресниц взглядом.

- Врунишка, - бормочет, а после заставляет снова повернуться к себе, напористо целуя.

Они снова клубком, путаясь в простынях и собственной одежде. Бесовский Учиха носит предательски-узкие джинсы, а у него впервые дрожат руки, не в силах справиться с пряжкой собственного ремня. Они смеются и фыркают, когда воробушек с умно-неуместным видом выдает:

- Я читал, что в носках ощущения более яркие, потому что ноги в тепле.

- А я вот знаю, - шепчет в улыбке, прикусывая острый сосок, - что ярче, когда в тепле немного другая конечность. Желательная температура тепла - тридцать шесть и шесть.