Патрик Батлер защищает - Страница 2

— Да! — выпалила Элен. — Да! Потому что умеет извратить факты, подольститься к присяжным и оправдать убийцу, основываясь на ложных свидетельствах…

Она вдруг умолкла. Улыбка Хью слегка изменилась.

— Тише, детка, — мягко сказал он. — Знаешь, нельзя говорить так ни о ком из моих коллег.

Сначала Элен не чувствовала особой ненависти к известному барристеру. Однажды встречалась с ним, несколько раз слышала выразительные гладкие громкие речи в суде, испытывая к нему только легкую неприязнь. А теперь, когда выяснилось, что Хью почитает его божеством в области своей профессиональной деятельности, по-настоящему невзлюбила мистера Батлера.

— Извини, — сказала она, — но я попросту не выношу его чудовищного высокомерия…

— На самом деле он вовсе не высокомерен.

— …или его царственного утверждения: «Я никогда не ошибаюсь». Подумать только! Когда-нибудь, Хью, этот человек совершит такую ошибку, что шлепнется в глубокую яму и никогда из нее не выберется.

— Пока он подобных ошибок не совершал, правда? — улыбнулся Хью.

— Ха! — усмехнулась Элен.

— И хватит нам ребячиться.

Девушка вздохнула. Ровный яркий свет настольной лампы сверкнул на подаренном женихом в честь помолвки кольце с бриллиантом, которое она крутила на пальце.

Хью не обратил на это внимания.

— Допустим, — продолжал он, с важным видом расхаживая по кабинету, — Батлер пользуется не совсем обычными методами. Он видит в судопроизводстве интеллектуальную игру, где требуется победить соперника. Между нами говоря, он предпочитает защищать виновных. Говорит, в защите невиновного нет никакой чести для истинного спортсмена.

— И ты тоже так думаешь? — вскричала Элен.

— О, без сомнения, это очень прискорбно. Да, да. И все-таки! Ты только что упрекнула меня, будто я хочу жить как герои детективных книжек.

— Так оно и есть! И к тому же подражаешь своему драгоценному мистеру Батлеру и в данный момент выражаешься точно как он.

Хью замер на месте.

— Святой Георгий, надеюсь, я есть я! — Элен промолчала, он махнул рукой. — Суть в том, что Батлер действительно живет среди подобных проблем. После дела о колдовстве шесть-семь лет назад на него свалилась целая куча процессов, на основе которых можно было бы писать настоящие детективы — с исчерпывающими доказательствами и логическими заключениями. С другой стороны, твой Омар Испахан…

— Какой еще Омар?

Хью снова замолчал.

— Откуда мне знать, черт возьми? Ты же упомянула этого возмутителя спокойствия. Сказала, если он сюда войдет…

— Почему же он мой? — с достоинством уточнила Элен. — Он никто. Я его просто выдумала для иллюстрации.

— Элен, что это значит?

— Ничего, разумеется. Продолжай, дорогой.

— Ладно, — согласился Хью, — давай возьмем его для иллюстрации. Личность, называемая Омаром Испаханом, никак не может фигурировать в детективе. Ему место только в триллере. Я против триллеров ничего не имею, не думай, а даже их люблю! Но к реальной жизни они имеют такое же отношение, как мавританский кинжал, которым я разрезаю бумагу. Если сейчас в дверь войдет старик Омар, он не станет рассказывать об убийстве в закрытой комнате, а наболтает что-нибудь о международных поставщиках наркотиков или о белых рабах, что абсолютно неинтересно, даже если это и правда. Омара Испахана не существует, даже как мифа. Его быть не может. Ясно?

В этот самый миг далекие церковные часы за Линкольнс-Инн-Филдс начали глухо отбивать пять. Оконные стекла задрожали от боя, приглушенного туманом. И сразу же в приоткрытую створку двери кто-то тихо, но настойчиво постучал.

Элен потом рассказывала, что сердце у нее чуть не остановилось. Странно. Нет ничего зловещего в стуке в дверь под бой часов. Но последующие события убедили Хью с невестой в обратном.

От резкого толчка дверь широко распахнулась внутрь, чуть не стукнувшись о стену. В проеме стоял невероятно странный карлик.

Ростом он был не более пяти футов, костлявый, худой, но казавшийся плотным, в длинном темном, довольно поношенном пальто с каракулевым воротником, какое в последние пятьдесят лет редко можно увидеть.

Живые черные глаза на худом смуглом лице с тонкими чертами и длинным носом бегали из стороны в сторону — то ли от страха, то ли от волнения. Торчащее адамово яблоко прыгало вверх-вниз на тощей шее над чистым белым воротничком и довольно грязным галстуком-самовязом. На голове чуть набекрень сидела зеленая феска с кисточкой — почетный знак паломничества правоверного мусульманина в Мекку.

Так он и стоял на пороге, вращая глазами, обливаясь потом, а вокруг струились клубы тумана.

— Добри… дэн, — произнес визитер неожиданно низким, но тихим голосом.

— Э-э-э… — протянул Хью. — Добрый день. Маленький человечек быстро, опасливо глянул налево, потом, помедленнее, направо. И четырьмя стремительными шагами вбежал в кабинет.

— Ты… мистер… Прен-тис? — спросил он, сражаясь с английским языком. — Тот самый мистер Прен-тис?

— Да, моя фамилия Прентис, но…

— Абу Испахан, — представился незнакомец. — Можно, пожалуйста, поговорить, только мы с тобой, ты и я? А?

Стихал последний из пяти гулких ударов.

Хью озабоченно взглянул на свои наручные часы, покосился на кейс с материалами дела, которые обещал доставить Патрику Батлеру ровно в пять, на Элен, которая по-прежнему сидела под настольной лампой с широко раскрытыми глазами, раскинув руки по спинке дивана. Oн понял, что она не случайно почти угадала имя незнакомца. Видимо, где-то недавно слышала или читала об Омаре Испахане. Элен тоже подумала об этом, хотя лишь смущенно махнула рукой.

Тем временем Абу Испахан забился в истерике.

— Я пришел… — начал он, и тут вдруг его осенило. — Monsieur! Un moment! Vouz parlez franc,ais, peut-etre?[4]

— Un… petit… peu. Oui.[5]

— Alors, ecoutez! — крикнул Абу Испахан, схватив Хью за лацканы пиджака. — Mon frere, qui est magicien, a ete escroque.[6]

— Вашего брата-чародея обманули?

Потрясенный Хью вовсе не был уверен в точном значении французского слова «escroque». Он чувствовал, что это слово имеет еще какое-то значение — более точное, более специфическое. Однако выяснять было некогда, а мужчина в зеленой феске вроде бы утвердительно тряхнул головой.

— Si, si, si! Et si vous ne m'aidez pas, il arrivera un meurtre.

— Говорите, что если я не помогу, произойдет убийство?

— Да.

Элен грациозно поднялась с дивана:

— Пожалуй, я пойду.

— Да мне и самому надо бежать.

Элен почти не красилась, вьющиеся на концах волосы длиной до плеч лишь слегка растрепались. Даже не взглянув в зеркало над камином, она схватила со стоявшего рядом стула меховую шубку. Хью, вырвавшись из рук визитера, шагнул к ней и помог одеться. Она ему ничего не сказала, кивнула по пути Абу Испахану, нервно улыбнувшись при этом, на что тот ответил глубоким, не менее нервным поклоном.

В дверях девушка остановилась:

— Хью, мы все-таки сегодня обедаем вместе?

— Да, конечно. А что?

— Ничего. Я просто спрашиваю.

— Ну послушай, Элен…

— Да?

Хью тяжело сглотнул и взял себя в руки.

— Я за тобой заеду. Ладно? В семь.

— О, как хочешь, — холодно ответила Элен и с достоинством удалилась.

Хью, с виду выдержанный, уравновешенный молодой человек, подавил импульсивное желание рвануть себя за волосы и продолжал стоять столбом перед Абу Испаханом, глядя сверху вниз на клиента мрачным, байроническим взором.

— Проходите, мистер Абу, — предложил он.

— Pardon?

— Проходите, пожалуйста. Снимите пальто и… нет… феску, наверно, вы в помещении не снимаете?

— Non! Jamais de la vie![7]