Пасынки судьбы - Страница 2

– Нет, благодарю вас, эта тоже не подходит!

Присела на корточки, подняла игрушку, отдала ее малышу, поправила ему шапочку и нежно погладила сына по голове.

– Ну вот твой Кваки и вернулся! А ты, бедный, совсем загрустил, пока я тут косметику выбирала… Знаешь что, пойдем-ка мы с тобой лучше посмотрим елочные игрушки!

Малыш весь засветился от радости и поглядел через ее плечо на молодого человека. Тот улыбнулся, помахал ему рукой, ребенок в ответ тоже замахал ладошкой. Молодая мама обернулась, проследив направление взгляда сынишки, посмотрела в ту сторону, где стоял молодой человек, и перевела удивленные глаза на малыша.

– Проша, а кому это ты машешь? Там же никого нет!

Ребенок только улыбнулся – он был еще слишком мал, чтобы ей ответить.

Женщина взялась за ручку коляски и покатила ее в центр линии – туда, где между колоннами красовалась нарядная елка, а вокруг продавались новогодние украшения. Молодой человек направился следом за ними, но не стал останавливаться у витрин и стендов, а двинулся дальше.

До закрытия магазина оставалось чуть больше двух часов, но покупатели все продолжали прибывать. Казалось, их становится все больше и больше с каждой минутой. Рядом с лестницами образовалась уже настоящая толкотня, люди сновали туда-сюда, проходили иногда очень близко к юноше, почти задевая его, но почему-то никому и в голову не пришло обойти его или посторониться. Навстречу ему шли давнишние подружки, спорящие, будет ли в следующем сезоне опять моден розовый цвет. Та, что повыше, утверждала, что будет, потому что об этом пишут все модные журналы; другая горячо возражала, что «розовый – это полный отстой», и сделала в подтверждение своих слов столь энергичный жест, что чуть не заехала молодому человеку по лицу, но не извинилась и даже не придала этому никакого значения, точно не увидела его. Впрочем, все эти досадные недоразумения, казалось, совершенно его не смущали. Молодой человек прошел всю линию до конца и вышел с другой стороны магазина, на Никольскую улицу. Свернул налево, обогнул угол собора Казанской Божией Матери, бросил взгляд на главные часы страны – куранты на Спасской башне, которым чуть больше чем через сутки предстояло в очередной раз оповестить Россию о наступлении Нового года, и вскоре оказался у входа в Исторический музей. В это время года, когда остроконечные шатры башен и башенок, кирпичное кружево, украшавшее окна и стены, были припорошены пушистым снегом, здание, освещенное со всех сторон яркими огнями, выглядело особенно красиво.

Музей был давно закрыт, но молодого человека это не остановило. Он вошел внутрь и, миновав вестибюль, стал подниматься по лестнице, с этажа на этаж, следуя на самый верх, туда, где уже заканчивалась экспозиция и начинались служебные помещения. На пути ему иногда попадались работники музея (в основном охрана), и юноша почти машинально продолжал их рассматривать, но и тут, как ни странно, никто на это не реагировал. Никто не только не остановил вежливым «Вы кого-нибудь ищете?» или решительным «Извините, но посторонним сюда нельзя!», но даже не удостоил его ответным взглядом.

В конце концов молодой человек достиг цели своего пути. Он оказался на самом верху одной из башен, правой, если смотреть от Красной площади. И здесь его взору предстала удивительная картина.

Просторное круглое помещение, внутри намного более обширное, чем это можно было бы предположить, глядя с улицы, было битком забито людьми, и при этом людьми настолько разными, до такой степени непохожими друг на друга, что на первый взгляд просто фантазии не хватало объяснить, какая такая загадочная надобность вдруг свела их здесь вместе.

Тут были мужчины и женщины самой разной внешности, возраста и комплекции. Юные и пожилые, высокие и маленькие, худощавые и плотного телосложения, длинноволосые и коротко стриженные, блондины, брюнеты, шатены, рыжие и лысые, с европейскими, азиатскими и даже негроидными чертами. Одежда на них поражала разнообразием стилей, сезонов и эпох: элегантные дорогие наряды престижных марок соседствовали с линялыми лохмотьями; «международные» джинсы и кроссовки – с яркими индийскими сари, полосатыми узбекскими халатами и даже набедренными повязками; легкомысленные пляжные шорты – со строгими деловыми костюмами; шубы, меховые шапки и унты – с легкими и яркими летними сарафанами, а ультрамодные модели из последних коллекций – с винтажной одеждой в стиле семидесятых, пятидесятых и даже двадцатых годов минувшего столетия. Казалось, какая-то огромная киностудия объявила кастинг на несколько фильмов сразу, и актеры, уже одетые и загримированные каждый для своей картины, в ожидании томятся в очереди.

Разношерстная толпа действительно напоминала очередь. Кто-то сидел на кожаных диванах, кто-то прислонялся к стене, кто-то стоял посередине комнаты, кто-то устроился прямо на сверкающем паркете, и все явно чего-то ожидали. Вели себя они тоже по-разному: одни молча смотрели в окно или даже просто в пол, другие читали, некоторые беседовали вполголоса, кто-то громко спорил или нервно расхаживал по комнате. Но при всей несхожести ожидающих существовала одна деталь, объединяющая все это непонятное сборище, – у каждого из присутствующих через левое плечо был перекинут ремешок точно такой же небольшой сумки из коричневой кожи с бляшкой-восьмеркой, как та, что висела на боку у только что пришедшего молодого человека.

Юноша медленно двинулся вдоль очереди, краем уха улавливая обрывки разговоров:

– …целый месяц искал, хватит уже…

– …как думаешь, дадут?..

– …тогда я поняла, что надо идти сюда…

– …ну, конечно, они ее тут же сделали «Мисс Самара» и девушкой года…

Посередине коридора сидела на полу, далеко вытянув длинные ноги, высокая бледная женщина в джинсах и свободном сером свитере, с собранными в хвост темными волосами.

– Извините, – сказал юноша и попытался ее обойти.

Женщина согнула ноги в коленях, пропуская его, и поглядела с такой болью, с таким отчаянием, что у молодого человека сжалось сердце. Он шагнул было к ней, хотел заговорить, но она отвернулась и стала смотреть в окно, за которым в яркой подсветке были видны весело падающие снежинки.

Молодой человек двинулся дальше, но тут его кто-то окликнул:

– И ты здесь, Апрель? Неужели так до сих пор и не нашел?

Он обернулся. На обитом светло-коричневой кожей диване сидела, облокотясь о подлокотник, очень красивая белокурая девушка, одетая так, будто сошла со страниц последнего номера глянцевого журнала.

Юноша покачал головой:

– Нет. Так и не нашел. Но ты? Ты-то что здесь делаешь, Гортензия? Насколько я помню, твой подопечный один из самых удачливых и благополучных молодых людей в своей стране?

– Был, – невесело отвечала девушка, закидывая одну ногу на другую. – То есть удачливым и благополучным он остается до сих пор… Ему все дано от рождения и всегда так везло, что мне иногда казалось – я ему вообще не нужна. У него и без меня все хорошо…

Сидевший рядом с девушкой на диване невысокий худенький человек неопределенного возраста, узкоглазый и темноволосый, похожий на вьетнамца или китайца, покачал головой:

– Чего только не бывает! До того человеку хорошо, что уже и ангел-хранитель не нужен…

– Лучше так, чем наоборот, – включился в разговор стоявший у стены пожилой мужчина, подтянутый, с коротким ежиком седых волос, в костюме военного покроя. – Я-то своему стал не нужен совсем по другой причине… – И он тяжело вздохнул.

– Так что же случилось с твоим подопечным? – спросил тот, кого назвали Апрелем, у своей собеседницы.

Девушка по имени Гортензия тоже вздохнула.

– Он совершил поступок, после которого его душа уже больше не принадлежит светлым силам… Извини, мне трудно об этом говорить, – на ее глаза навернулись слезы.

– Конечно, я понимаю. – Юноша нежно пожал ее руку чуть выше локтя. – Представляю, как тебе больно, как тяжело…

– Да уж… – кивнул коротко стриженной головой мужчина. – Я последнее время часто думаю: как это все-таки замечательно, что у нас, у ангелов, нет души! Нечему болеть за наших подопечных. Да и за других людей тоже…