Пасынки Гильдии - Страница 3
Но на одну женщину никто не ставил. Неинтересно. И так все знали, что Айла Белая Ночь поедет слева от перламутровых носилок на длинногривой золотисто-рыжей лошадке.
Венчигиру показалось, что прекрасная всадница рядом, смотрит на него сверху вниз… нет, не на него, куда-то за плечо, словно он, Венчигир, не один из самых блестящих придворных юношей, а пустое место.
Ну и ладно. Не очень-то и надо. Ему и самому, может, совсем другая по душе!..
– Ульфест, – спросил принца его кузен, стараясь, чтобы голос не дрогнул, – а кто сегодня поедет рядом с твоими носилками?
Принц нахмурился, припоминая.
– Поедет Юнверта, племянница Хранителя города. И старшая внучка советника по торговле… забыл, как ее зовут. Она недавно при дворе. Хорошенькая.
– Да ты что?.. – изумился Венчигир. – Неужели Айла в этом году поедет возле золотых носилок? Вы что, поссорились?
– Айла вообще не поедет, – равнодушно отозвался принц. – У нее зубы болят.
Последовало короткое молчание, затем Венчигир неуверенно сказал:
– Шуточки у тебя… какие-то…
– У меня? Шуточки? – обиделся принц. – Меня собираются таскать по городу, как дрессированного медведя! Я должен буду в семи храмах совершать один и тот же обряд, жест в жест! Причем обязательно молча, потому что какой-то идиот выдумал, что это не к добру – заговорить во время шествия… И ты считаешь, что меня тянет на шуточки?
– Ульфест, если бы ты сказал, что на дворцовую площадь прискакала Клыкастая Жаба и человечьим голосом потребовала топорик твоего отца, я, может, и поверил бы. Но чтобы Айла… из-за какого-то зуба…
– Сразу видно, что у тебя никогда не болели зубы, – хмыкнул принц.
Венчигир недоверчиво покачал головой и перевел разговор на другую тему:
– Ты посылал вчера к трактирщику Арузу? Что он тебе ответил насчет «невидимой стражи»?
Принц оживился, сел на постели:
– Прислал писульку… эх, надо бы его самого во дворец приволочь, чтобы вслух про каждого человека объяснил!
– Во дворец его часто водить опасно. Заметят, начнут задавать вопросы…
Венчигир опасливо повел плечами. Ему не нравилась затея двоюродного брата о восстановлении городской сети осведомителей. Уж очень нервно относится к «невидимой страже» король-отец, дед Ульфеста и Венчигира.
– Знаю. Ничего, вот схлынет маета с праздником, я все-таки с мерзавцем разберусь.
– А что с его письмом не так?
– Все не так. Значится у него в списке нищий по кличке Говорун. Рядом с именем приписано: «Глухонемой, но читает по губам, а я его понимаю».
– Если это правда, то хорошо придумано. Глухонемых обычно не замечают.
– Еще в списке некая Юнтагилла Маленькая Звезда, почтенная матушка пекаря с Тележной улицы…
– Ну и что? У пекаря наверняка полно покупателей… где и поболтать, как не в лавке? Такие тетушки-сплетницы много знают…
Венчигир умолк под насмешливым взглядом принца.
– А хочешь, – предложил Ульфест, – побьемся об заклад, что пошлю я завтра Прешката на Тележную улицу – и окажется, что почтенная матушка пекаря либо от дряхлости растеряла последний ум, либо давно хворает и из комнаты не выходит?
– Нет, об заклад биться не стану. Думаешь, он тебе нарочно подсовывает калечных-увечных?
– Просто называет таких людей, которых не так просто проверить. Ну, как проверишь немого нищего?
– А зачем ему морочить нам голову?
– Скорее всего, боится моего отца… и деда, особенно деда. Для старого хрыча что «невидимая стража», что чума во дворце!
– Осторожничает…
– Трусит!.. – Внезапно лицо принца расплылась в мечтательно-хитрой улыбке. – Может, подбросить дедуле подметное письмо: мол, государь-отец, злодеи вынашивают коварный план: когда процессия пойдет по одной из улиц, убийца с крыши выстрелит в твою царственную персону… Не отменит ли дедуля с перепугу треклятое шествие?
– Эй, забудь! – встревожился Венчигир. – Представляешь, какой шум поднимется? Каждый за каждым следить начнет… ни ты, ни я шагу не ступим без присмотра! А я, между прочим, собирался… э-э… устремиться туда, куда влечет меня нежное сердце!
– Счастливец! – позавидовал принц. – Захотел по бабам – пошел по бабам. Лишь бы из дворца незаметно выскользнуть, а дальше сам себе хозяин. А мне придется весь день изображать чучело в парадных носилках! Хотя мне, между прочим, тоже есть куда устремиться!
– Вечером устремишься, – утешил кузена Венчигир. – Вот шествие вернется во дворец, все устанут, не до тебя будет…
– Вечером… – сказал принц тоскливо. Он поднял с ковра серую шелковую маску, украшенную длинной бахромой, и посмотрел на нее так, словно не мог понять, как эта мерзкая вещь попала в его спальню.
– Нет, о упрямая коза, ты не пойдешь в город в этих штанах и рубахе! Сегодня праздник, даже последний мусорщик старается выглядеть наряднее. И пусть я умру от удара ослиного копыта и буду похоронен в одной яме с дохлым шакалом, если отпущу дочь великого правителя из дома в столь жалком виде!
– Я не упрямая коза, о дерзкий Рахсан! Уважай дочь своего повелителя! И не говори мне, что притащил сюда праздничный наррабанский наряд! Я не надену алые шаровары, расшитые золотой нитью! И башмачки с загнутыми носками! И атласную кофту с колокольчиками на рукавах! И платок с павлинами и цветами! Сам напяль на себя все это, о старец, растерявший ум на тропах жизни!
– Будь ты моей дочерью или внучкой, о позор породившего тебя, я знал бы, как наказать тебя за эти слова. Чем тебе не по нраву одежда, которую носят достойные девушки, истинное украшение твоей родины?
– Будь я твоей дочерью или внучкой, о Рахсан-дэр, я взмолилась бы богам, чтобы они превратили меня в мышь! Эта одежда не нравится мне тем, что во всем Аргосмире такое надену только я! Не хочу, чтобы прохожие оглядывались на меня и радовались приезду бродячего цирка!
– Я боялся, что ты так и скажешь, о проклятье моей старости! Потому и не принес наряд, достойный твоей высокой крови. Но взгляни на это покрывало, о жемчужина моего старого сердца! Разве оно не нарядно, разве не радует взгляд изысканными узорами? Оно даже нищенку превратит в принцессу, если та набросит его поверх лохмотьев!
Шенги, стоя на пороге, любовался спором девчонки и старика. Охотник не так хорошо знал наррабанский, чтобы понять орлиный клекот вельможи и сорочье стрекотание девочки. Но уж очень забавно выглядели эти двое.
Да, Рахсан-дэру не позавидуешь! Нелегкую ношу возложил на него Светоч Наррабана – разыскать юную принцессу, сбежавшую из дворца, чтобы стать ученицей Подгорного Охотника. И не вернуть ее домой (с этим старый вельможа справился бы легко), а остаться при ней и взять на себя заботу о том, чтобы девочка выросла достойной дочерью своего царственного отца.
Оба заметили Шенги, смутились, замолчали.
– Доброе утро, почтенный Рахсан-дэр! – улыбнулся Охотник. – Как видишь, эта пичуга здорова. Я же обещал тебе это вчера!
Нитха и впрямь выглядела чудесно. На смуглом личике алел румянец, темные глаза весело блестели… ну, никаких следов того, что вчера она, измученная до полусмерти, брела по плечи в ледяной воде. Гильдия знала толк в целебных снадобьях!
– О да! – сварливо отозвался наррабанец. – Она здорова, чего не скажешь обо мне! После каждой беседы с этим юным чудовищем я чувствую, как черные щупальца Гхуруха оплетают мою измученную душу.
– Не жди от меня сочувствия, почтенный Рахсан-дэр. Ты заботишься об одном юном чудовище, а у меня в учениках их трое… Чем на этот раз тебе не угодило это невозможное существо?
Рахсан-дэр коротко изложил суть спора и предъявил покрывало.
– Ты совершенно прав! – твердо сказал Охотник. – Если в праздник мои ученики появятся на улице в старой одежде, весь город будет говорить, что Совиная Лапа обнищал, а Гильдия разорилась. Я как раз привел портного с соседней улицы и его подмастерьев. Они принесли ворох одежды и подгонят ее на нас, чтоб ловко сидела. Кстати, девчонка, сегодня ты будешь в платье. Штаны и рубаха – дорожная одежда!