Партизанки - Страница 3

Совсем еще юную, семнадцатилетнюю Нину Иван и Владимир уже хорошо знали: она была близкой подругой Марии Масюк.

— Надо бы повнимательней приглядеться к сестрам, — сказал тогда Химичев. — Быть может, и они смогут нам чем-нибудь помочь.

И несколько дней спустя такая возможность представилась.

…Поздняя ночь. Непроглядная, липкая темнота окутывает притихшую окраинную улицу. В доме Вержбицких за плотными шторами едва мерцает свеча. Патриотам, обсуждающим положение в городе, было совсем не до сна.

Неожиданно с востока, сначала едва уловимо, а затем все отчетливей и резче, послышался мерный, все нарастающий гул. Конечно же, к городу от линии фронта приближается большая группа тяжелых самолетов. Неужели свои?

Прошло несколько томительных минут, и вражеский аэродром на другом берегу Березины вдруг ожил. Начали оглушительно хлопать зенитки, в небе, озаряя все вокруг неживым мерцанием, надолго повисли осветительные ракеты. И почти тотчас же земля начала тяжело вздрагивать от мощных разрывов. Наши!

Подпольщики, не успев еще до конца поверить в происходящее, выбежали из дома. И первое, что бросилось им в глаза, — освещенная заревом далекого пожара, яркими вспышками взрывов на аэродроме Лидия Островская, стоящая посреди двора. Протягивая в исступлении руки к небу, она громко, будто летчики могли ее услышать, со слезами на глазах умоляла их:

— Бейте их, родные! Громите проклятых фашистов! Бейте без пощады, бейте, бейте!

На следующий день после откровенного разговора с Иваном Химичевым Лида с радостью и без колебаний отдала свой радиоприемник в распоряжение группы. И вскоре на улицах Бобруйска, вызывая бессильную ярость оккупантов, появились десятки переписанных от руки листовок и сообщений Совинформбюро, зовущих население города на борьбу с кровавым врагом. Нелегкую и очень опасную задачу распространения их с первого же дня взяли на себя Мария Масюк, Лидия Островская и Нина Гриневич.

С не меньшим, пожалуй, риском было связано и регулярное прослушивание радиопередач из Москвы, которое вели Химичев и Дорогавцев в подвале неприметного с виду домика Александры Вержбицкой. Нередко во время очередной записи сводки Совинформбюро сюда совершенно неожиданно врывались гитлеровцы. И лишь благодаря неизменной выдержке, хладнокровию и бесстрашию хозяйки дома и ее сестры, Марии Масюк, подпольщикам каждый раз удавалось избежать гибели.

Однажды, собравшись, как и обычно, возле приемника, установленного в подвале, Иван и Владимир при свечах записывали последнее радиосообщение. Передача уже подходила к концу, когда с улицы неожиданно донесся шум затормозившей у ворот автомашины. Почти тотчас же громко хлопнула калитка и во дворе послышалась гортанная немецкая речь. Времени предпринимать что-либо уже не оставалось.

Случилось так, что в доме, кроме находившихся в подвале Химичева и Дорогавцева, была лишь Мария Масюк. И женщина мгновенно поняла, что спасти положение может только она одна. Быстро закрыв лаз подвала и надвинув на него стоящий поблизости топчан, Мария опрометью выбежала на крыльцо. Около дома, поглядывая на закрытые окна и переговариваясь между собой, толпились солдаты в серых мундирах. Фашистов было около десяти. Чувствуя на себе их цепкие, холодные взгляды, Мария поначалу растерялась. Зачем они здесь? Неужели что-то знают? Автоматчики тоже молчали, в упор разглядывая женщину. Наконец один из них, по-видимому старший, отрывистым и властным голосом рявкнул:

— Вассер!

— Вассер? — машинально повторила за ним Мария и, не сразу догадавшись, что именно от нее хотят, переспросила: — Воды вам? Пить?

— Я, я, вассер!

Через минуту большая жестяная кружка обходит по очереди гитлеровцев. Черпая свежую воду из ведра, вынесенного Марией на крыльцо, те жадно пьют. Вода ледяная, только-только из колодца.

Толстый автоматчик снял с пояса флягу в брезентовом чехле и, пощелкивая по ней — пустая, — что-то сказал товарищам. Под одобрительными взглядами остальных он неторопливо, вразвалку подошел к женщине и потребовал:

— Тавай шнапс! Ферштейн? Шнапс! Бистро!

Мария беспомощно пожимала плечами и, мешая русские и немецкие слова, пыталась объяснить:

— Шнапс никс, пан! Совсем никс!

— Вас? Гибст эс кайн шнапс? — переспросил гитлеровец и решительно отстранил Марию. За ним, тяжело ступая коваными сапогами по стареньким, шатким ступеням крыльца, поднимаются остальные.

В сенях раздался грохот опрокинутых ведер, звон разбитой посуды, но женщина словно и не замечала этого. «Что же делать?» — лихорадочно думала она, видя, как рьяно фашисты роются в шкафах и на этажерке, осматривают каждый уголок дома в поисках спиртного. Ведь достаточно одному из них присмотреться повнимательней к едва заметной щели в полу, и обнаружится люк подвала…

Нетрудно себе представить, чего стоили эти короткие и одновременно такие долгие минуты Марийке Масюк!

И только после того как тщательному обыску подвергся весь дом Александры Вержбицкой, мародеры, не найдя водки, убрались восвояси. Вход в подвал они, к счастью, так и не заметили.

С каждым днем антифашистская группа росла. В ее ряды вставали все новые и новые советские люди, готовые отдать все свои силы священному делу борьбы с врагом. Виктор Горбачев, Василий Голодов, Алексей Кудашев, Геннадий Гаврев, Сергей Конышин, Александр Глинский — вот только некоторые имена. И многим из них путь в бобруйское подполье помогли найти наши замечательные женщины — Мария Масюк, Нина Гриневич, Александра Вержбицкая и другие.

Вместе с ростом организации, с ее становлением у людей зрела мысль: хотя прием и распространение радиоинформации дело, безусловно, очень важное, пора предпринимать и более решительные действия. В конце июля сорок первого Химичев предложил всем членам группы собраться и обсудить, как действовать дальше, как полнее и целесообразнее использовать свои силы и возможности в борьбе с оккупантами.

— Максимальный урон врагу при минимальных для нас потерях! — так определил Иван Алексеевич главную задачу группы.

И такое собрание вскоре состоялось. В воскресный день 28 июля 1941 года на квартире тяжело раненного советского командира Геннадия Гаврева, строжайше соблюдая правила конспирации, в назначенное время собрались все члены подпольной организации, коммунисты и комсомольцы.

В тот день группа патриотов оформилась организационно. Ее руководителем избрали Ивана Химичева, присвоив ему подпольную кличку Гранный, а заместителем — Владимира Дорогавцева. Алексею Кудашеву было поручено добывать оружие и боеприпасы, Александру Глинскому и Василию Голодову — одежду и снаряжение, Геннадию Гавреву — заботиться о конспиративных квартирах для тех, кто вынужден скрываться от гитлеровцев.

Особое задание получила и Мария Масюк: отныне она несла ответственность за обеспечение подпольщиков продовольствием. Чрезвычайная важность этого поручения объяснялась тем, что почти все члены организации находились на нелегальном положении и, следовательно, были лишены возможности получать по карточкам даже те ничтожные нормы продуктов, которые установила гитлеровская администрация для работающих. Им приходилось вести полуголодный образ жизни, нередко целыми днями обходясь без пищи. Естественно, что с численным ростом подпольщиков проблема питания становилась такой же серьезной и первоочередной, как и вопрос об оружии и боеприпасах.

Руководство группы предложило Марии Масюк поступить на работу в немецкую торговую фирму. Необходимым для этого опытом она обладала: с конца тридцатых годов и до начала войны работала продавцом одного из магазинов в самом центре Бобруйска.

— А что скажут люди? — спросила женщина, когда Химичев объявил ей об этом решении.

Ответить на этот вопрос было нелегко. Подпольщики хорошо знали, как относятся горожане к фашистским прислужникам, к людям, добровольно ставшим на путь пособничества врагу. Однако иного выхода, реальной возможности поддержать нелегальную организацию продовольствием, к сожалению, не существовало. И Мария понимала это не хуже других.