Пародии, Эпиграммы - Страница 17

Александр Сергеич, брось, не форси,

Али ты, братенник, сердишьси?

Чего же ты мне, тезка, руки не подаешь?

Чего ж ты, майна-вира, погреться не идешь?

Остудно без шапки на холоде стоять.

Эх, мать моя Эпоха, высокая 0ять1

Наддали мы жару, эх! на холоду,

Как резали буржуев в семнадцатом году.

Выпустили с гадов крутые потроха.

Эх, Пиргал-Митала, тальянкины меха!

Ой, тырли-бутырли, эх, над Невой!

Курчавый братенник качает головой.

Отчаянный классик, парень в доску свой,

Александр Сергеич кивает головой.

Душа моя играет, душа моя поет,

Мне братенник Пушкин руку подает!

П. Радимов

СМОРКАНИЕ

Ныне, о муза, воспой иерея -- отца Ипполита,

Поп знаменитый зело, первый в деревне сморкач.

Утром, восставши от сна, попадью на перине покинув,

На образа помолясь, выйдет сморкаться на двор.

Правую руку подняв, растопыривши веером пальцы,

Нос волосатый зажмет, голову набок склонив,

Левою свистнет ноздрей, а затем, пропустивши цезуру,

Правой ноздрею свистит, левую руку подняв.

Далее под носом он указательным пальцем проводит.

Эх, до чего ж хорошо! Так и сморкался б весь день.

Закукарекал петух, завизжали в грязи поросята,

Бык заревел, и в гробу перевернулся Гомер.

М. Светлов

ЛИРИЧЕСКИЙ СОН

Я видел сегодня

Лирический сон

И сном этим странным

Весьма поражен.

Серьезное дело

Поручено мне:

Давлю сапогами

Клопов на стене.

Большая работа,

Высокая честь,

Когда под рукой

Насекомые есть.

Клопиные трупы

Усеяли пол.

Вдруг дверь отворилась

И Гейне вошел.

Талантливый малый,

Немецкий поэт.

Вошел и сказал он:

-- Светлову привет!

Я прыгнул с кровати

И шаркнул ногой:

- Садитесь, пожалуйста,

Мой дорогой!

Присядьте, прошу вас,

На эту тахту,

Стихи и поэмы

Сейчас вам прочту!..

Гляжу я на гостя, -

Он бел, как стена,

И с ужасом шепчет:

-- Спасибо, не на...

Да, Гейне воскликнул:

-- Товарищ Светлев!

Не надо, не надо,

Не надо стихов!

И. Сельвинский

ЙЕХАЛИ ДА ЙЕХАЛИ

Йехали ды констры, йехали ды монстры

Инберы-Вйнберы губы по чубам.

Йехали Kohoнстры па лугу па вскому

Выверченным шляхом через Зиф в Госиздат.

А по-а-середке батько Селэвынский.

В окуляры зиркает атаман Илья:

-- Гэй, ну-тэ, хлопцы, а куды Зэлиньский,

А куды да куд-куды вин загинае шлях?

Гайда-адуйда, гэйда, уля-лай-да

Барысо агапайда ды эл-цэ-ка.

Гэй, вы коня-аги биз? несы асм? усы?

Локали-за цокали-за го-па-ка!

Йехали ды констры, йехали ды монстры,

А бузук Володь! ика та задал драп.

Шатали-си, мотали-си, в сторону поддали-си,

Мурун-дук по тылици и -- айда в Рапп!

ПРИКЛЮЧЕНИЕ В АРКТИКЕ

(Рассказ полярника)

Ищу на полюсе жилья.

Вдруг вижу -- айсберг исполинский,

А наверху стоит Илья

Та-та-та-та-та-та Сельвинский.

Товарищ, -- кричу, -- замерзнешь! Брось!

Гости к тебе -- я и медведица.

А он торчит, как земная ось,

И не желает к нам присоседиться.

Вижу -- особые приглашения нужны.

Мигнул медведице -- действуй.

И стащила она Илью за штаны.

Картина -- прямо как в детстве.

Поэт глядит холоднее льда:

-- Здесь я вам вождь и начальник.

Ты (это мне) кипяти чайник,

А ты (медведице) слушай сюда.

И не глядя на то, что сердито ворчит она,

мачал ее стихами обчитывать.

Обчитывает час, обчитывает другой,

Перешел без передышки на третий.

Медведица взвыла: -- Пощади, дорогой.

У меня же муж и малые дети.

Лучше взведи, -- говорит, -- курок

И всади мне пулю меж ребер,

Чем всаживать девять тысяч строк... -

Илья нахмурился: -- Добре.

Поэтическую отсталость твою отметим,

Ты, видно, и в детстве мещанкой была.

Катись-ка, матушка, к мужу и детям,

Пока у тебя шкура цела.

Полетела медведица пулей -- полежу!

Только и видели ее в тумане.

А я в ознобе сижу и дрожу:

Сейчас меня обчитывать станет.

Но, видно, гнев взял перевес

Или долго нельзя кипеть на морозе, -

Смотрю, Илья на айсберг полез

И опять вверху в поэтической позе.

Так и стоит он -- in Mund Solus

И будет стоять до того момента,

Пока не использует Северный полюс

На все сто и четыре процента.

А. Сурков

ВОЙНА

Поэты, стройся! Рассчитай-сь

На первый и второй!

Стихов шрапнелью рассыпайсь,

Халтуру беглым крой!

Ручной гранатой бей врагов,

Снарядами кроши!

Уже в обойме нет стихов?

За пулемет! Пиши!

И помни ясно и вполне,

Что в тучах горизонт,

Что на войне как на войне.

И вообще -- Рот-фронт!

С. Третьяков

СТРОЧИ, КАТАЙ!

У поэта много ударных тем,

Целый пласт лежит непочат.

Поэт отдает предпочтение тем,

Которые рррычат.

Крути рычаг.

Грызи пэпачат.

Рыжий буржуй?

Буржуя жуй.

Рифмачья слизь?

На слизь навались.

Старь

вдарь.

Жарь.

Шпарь.

Бей!

Крой!

Рви!

Ломай!

Мамасм шагай, Май!

Американец пляшет фокстрот,

Американец сигару в рот,

А мы его -

лясь!

А мы его -

хрясь,

А мы его -

рррязь

По зубам.

Вам!

Эй, стихач, работай, не спи,

Жадным зубом пера скрипи.

Барабаний марш

На рифмы мотай,

Поэмий фарш

Пилюлей глотай.

Строчи,

Катай!

......................................

Поэта питай,

Китай!

РЫЧИ, КОЛХОЗ!

Напор

не ослабь.

Утрой

удар.

Вспашка

под зябь

Ранний

пар.

Клади навоз

На советский воз.

На красном пути,

Трактор,

пыхти,

Эй, буржуй,

Нас не пужай!

Мякину жуй.

Нам -- урожай.

В стране

молодой

Удвой

удой.

Не бойся

угроз.

Рычи,

Колхоз!

И. Уткин

О РЫЖЕМ АБРАШЕ

И СТРОГОМ РЕДАКТОРЕ

И Моня и Сема кушали.

А чем он хуже других?

Так, что трещали заушины,

Абраша ел за двоих.

Судьба сыграла историю,

Подсыпала чепухи,

Прочили в консерваторию,

А он засел за стихи.

Так что же? Прикажете бросить?

Нет -- так нет.

И Абрам, несмотря на осень,

Писал о весне сонет.

Поэзия -- солнце на выгоне,

Это же надо понять.

Но папаша кричал:

-- Мишигинер!

-- Цудрейтер! -

Кричала мать.

Сколько бумаги испорчено!

Сколько ночей без сна!

Абрашу стихами корчило.

Еще бы,

Весна!

Счастье -- оно как трактор.

Счастье не для ворон.

Стол.

За столом редактор

Кричит в телефон.

Ой, какой он сердитый!

Боже ты мой!

Сердце, в груди не стучи ты,

Лучше сбежим домой.

Но дом -- это кинодрама,

Это же иомкипур!

И Абраша редактору прямо

Сунул стихов стопу.

И редактор крикнул кукушкой:

-- Что такое? Поэт?

Так из вас не получится Пушкин!

Стихи нет!

Так что же? Прикажете плакать?

Нет -- так нет.

И Абрам, проклиная слякоть,

Прослезился в жилет.

Но стихи есть фактор,

Как еда и свет.

-- Нет, -- сказал редактор.

-- Да, -- сказал поэт.

Сердце, будь упрямо,

Плюнь на всех врагов.

Жизнь -- сплошная драма,

Если нет стихов.

Сколько нужно рифм им?

Сколько нужно слов?

Только бы сшить тахрихим