Парламент - Страница 48

— Я об этом не подумал.

— А где француз? Они ведь с ним обручились?

— Три дня назад отбыл в Париж. Я узнавал — он улетел один.

— Она была с ним накануне?

— По крайней мере в ночь перед отлетом Клякса в заведении Петяевой не ночевала.

— А тебе не кажется странным: улетает Кантона и сразу же исчезает Клякса?

— Ты думаешь, что между ними что-то произошло?

— А почему бы и нет?

— Я был уверен, что Пьер Кантона питает к Светке только искренние чувства. Клякса даже показывала мне обручальное кольцо, которое он ей подарил накануне отъезда. И хвалилась, что когда он вернется в город, они сразу же обвенчаются.

— А если ему кто-то накапал о её прошлом и тем самым привел в бешенство? Когда он улетел?

— Три дня назад.

Агейко резко поднялся.

— Поехали в аэропорт. Чувствую, что там удастся что-нибудь прояснить. Ведь наверняка она его провожала…

Им повезло. Работница аэропорта, которая в тот день занималась регистрацией билетов на московский рейс, сразу поняла что от неё хотят. Да, она поставила на проездной документ Пьера Кантоны регистрационный штамп и припомнила, что рядом с французом была какая-то черноволосая девушка. Но, сказав это, она почему-то слегка покраснела и, потупив глаза, попросила, чтобы ей не мешали работать. Сколько не пытался Агейко, почувствовавший, что в здании аэровокзала произошло какое-то неординарное событие, разговорить регистраторшу, все его усилия нарывались на полный отчуждения, холодный взгляд служащей.

— Гражданин, если вы не прекратите мешать мне работать, я вызову наряд милиции. — Наконец, не скрывая раздражения настойчивостью Агейко, произнесла она.

Журналист взял Евнуха под руку, и они отошли от регистрационной стойки.

— Что мы имеем? По крайней мере, когда улетел француз, твоя Клякса была в уме и здравии. В гостиницу и в заведение Петяевой она не вернулась. Значит, испарилась или непосредственно из аэропорта или на обратной дороге в город. Единственное, что ещё можно попробовать сделать, так опросить таксистов. Но на успех надежды мало.

— Все равно надо попробовать.

— Это потом. А сейчас меня интересует другое. Что произошло около регистрационной стойки или в зале досмотра багажа. И о чем не хочет нам говорить эта милая дама. — Агейко кивнул в сторону молоденькой регистраторши. — Пошли. У меня здесь один дружок работает, с которым я когда-то тянул милицейскую лямку.

Бывший сослуживец Агейко Костик, в звании старшего лейтенанта милиции, положил руку ему на плечо:

— Юрка, если ты обнародуешь то, что я тебе скажу, с меня снимут последние звездочки. В чемодане твоего француза нашли контрабанду. Он пытался вывезти какую-то очень ценную и старинную икону, которая к тому же находилась в розыске. Икону, конечно, изъяли, француза почему-то решили отпустить, и он улетел только следующим рейсом. А по личному распоряжению Махини всем работникам аэропорта посоветовали держать язык за зубами и навсегда забыть о происшествии. Так что я — ничего и никому не говорил.

— Разве я тебя когда-нибудь подводил! — обиделся Агейко, но тут же поменял гнев на милость, — Костик, а девчушку, которая провожала француза, ты не видел?

— Чернявая такая?

— Ага.

— Ну как же не видел. Пока иностранца шмонали, она находилась в зале ожидания. Я несколько раз прошел мимо неё и ещё подумал: везет же девке, такого женишка себе ухватила. Затем к ней подошел какой-то парнишка, что-то сказал и, взяв за руку, повел к выходу из аэровокзала.

— Потащил или повел? — постарался уточнить Агейко.

— Я не заметил, чтобы она сопротивлялась. Мне даже показалось, что это был водитель машины, которая доставила парочку в аэропорт. Видимо, ему надоело ждать, когда мадам изволит ехать обратно. С момента их прибытия в аэропорт прошло почти два часа…

— Костик, милый, как он выглядел?

— К сожалению, лица не видел. Но стрижка у него была короткая, волос русый, на руке браслетка из желтого металла, джинсы фирмы «Левис», рубашка той же фирмы… — с милицейской точностью описывал незнакомого гражданина Костик.

— Это Вован, помощник Пантова, — впервые вмешался в разговор Евнух.

— Неаронов? — Агейко перевел взгляд на Евнуха.

— Он носит на правой руке массивную золотую цепочку.

— Да браслетка из желтого металла была в виде цепочки. — Согласно кивнул головой наблюдательный Костик и обратился к бывшему сослуживцу, — Юрка, надеюсь за ценные сведения стакан молока ты мне поставишь?

Агейко шутливо склонил голову ему на плечо:

— Друг, ну что бы я без тебя делал!

Они запрыгнули в машину и понеслись обратно в город. Но Неаронова найти не смогли, как и Клякса он испарился. Хотя, если верить словам Пантова и его телохранителя Бобана, три дня назад Неаронов явился в офис только к обеду и до самого вечера находился в приемной. На другой день помощник депутата на работу не вышел. Не появлялся он и сегодня. Впрочем, Михаилу Петровичу Пантову было не до помощника. Это была его последняя ночь перед выборами…

Пантов подошел к подоконнику и, щелкнув шпингалетами, настежь открыл окна. С улицы пахнуло утренней свежестью. Воскресный день, такой важный и решающий для него, только начинался. Он посмотрел вниз, на мостовую и увидел несколько дряхлых старушек, которые кое-как передвигали ногами в направлении избирательного участка. Как и во времена развитого социализма, старики предпочитали проникать в зал голосования с первым лучами солнца и ранним щебетанием птиц. Впрочем, это была не жажда первенства, а скорее годами укоренившаяся привычка поскорее опустить бюллетень в урну и бежать в буфет, дабы успеть отовариться свежей выпечкой, карамелью, дешевыми котлетами или бутербродами с колбасой и сливочным маслом, которые в то время считались большим дефицитом.

Но это было раньше. А сегодня на некоторых избирательных участках уже вовсю работал утренний тотализатор. Но пока обслуживающий персонал делал ставки на самых ранних посетителей. Сколько в первый час с момента открытия участка проголосует народа? Двадцать, тридцать человек? Будет ещё и вечерний — на количество запозднившихся…

Словно почувствовав за собой слежку, старушки прибавили шагу и скрылись за углом дома.

«Кому отдадут они свое предпочтение? Мне или Сердюкову?» — подумал Пантов. Прямой вопрос, видоизменившись, отразился в подсознании совершенно иначе: пан или пропал?

Марафонский бег на предвыборной дистанции закончился. Но явного лидера в этом забеге не оказалось. По крайней мере две самые борзые собаки из общей стаи приложили все усилия, чтобы ощутить на своей груди натяжение финишной ленточки. Кому из них это удалось сделать первым, будут решать не судьи, а зрители. В этом избирательные соревнования в корне отличаются от спортивных.

Да, он, Пантов, все положил на алтарь победы. Деньги, услуги популярного имиджмейкера, свое здоровье, наконец. Но если бы эти компоненты могли играть самое решающее значение, то он давно бы уже надел лавровый венок победителя. Но сегодня что-то ему подсказывало, что его время, когда кандидаты в депутаты могли покупать избирателей обещаниями и подачками, сулить кары небесные в адрес правительства, областной администрации и своих противников, жалостливо умолять о снисхождении, только что закончилось.

Еще совсем недавно он видел разъяренные глаза марфинцев, которые с запозданием поняли, что выдача задолженности по зарплатам — всего лишь лихой трюк. Теперь они догадывались, что с победой на выборах представителей партии предпринимателей, никто не станет думать о повышении жалования, никто не пожелает выплачивать страховки и пособия. Потому что, все деньги уже были использованы. Под чутким руководством предпринимателей тот куш, из которого можно было ещё хоть что-то получить уже был расхватан, разошелся на строительство коттеджей и вилл, осел в зарубежных банках, истратился на покупку супердорогих лимузинов.