Паркур (ЛП) - Страница 7
– Но если быть честным, как можно не повредиться, спрыгнув с большой высоты, этому возможно научиться?
– Мой отец рассказывал мне, что он мог прыгать с высоты 8-ми метров с такой же легкостью, как с высоты табуретки. Так что я начал с табуретки. Я видел, к чему это может привести. Потом я забрался на стол, потом с каждым разом все выше и выше. Там уже начинает чувствоваться вес, который очень важен, особенно при приземлении, которое вызывает боль. Не обязательно прыгать с восьми метров, чтобы это почувствовать, достаточно и двух с половиной. Когда у вас правильная техника и когда вы повторили прыжок двадцать, тридцать, сорок или пятьдесят раз, мозг начинает запоминать, все тело начинает запоминать, словно у него есть своя память. И однажды вы просыпаетесь утром после вечерней тренировки и говорите себе: «Хорошо – я сделал 50 прыжков, и я в порядке, мое тело не пострадало. Так что я могу сделать еще 100 прыжков и даже добавить один метр в высоту». Такие мысли начинают приходить мало-помалу. Тут все так же, как и в природе. Понаблюдайте, как гиббон делает прыжок с ветки на ветку: у него нет вопросов, он не спрашивает себя, как ему схватиться за ветку. Он просто следует своим инстинктам. Это не спортсмен, который высчитывает каждый сантиметр, каждую сотую сантиметра. У животных есть инстинкты. Они учатся всему с самого детства. Играя, цепляясь за низкие ветки, ничего не просчитывая, они работали над своей физической сопротивляемостью. Они учатся и падать так же. Маленькими шажками они работают очень естественно над своим видением, над своим определением расстояний и т.п. И наступает момент, когда он гиббон приходит в полное согласие с собой, со своим лесом, который служит ему окружением. Все его движения безупречны, не потому что он лучше других обезьян, а лишь потому, что у него получается сбалансировать свой вес, размер, энергию, скорость... Когда они двигаются, то видно, что все эти обезьяны реализуют свой потенциал самым естественным образом. Это то, что мы так же ищем в Паркуре. Если ребята начинают слишком увлекаться всякими измерениями, они начинают терять инстинкты. Они могут быть эффективными, как профессиональные спортсмены, но они теряют естественность, а с ней и подлинность движений.
– Но разве не нужна какая-то особенная физическая база для того, чтобы прогрессировать в Паркуре?
– Нет. Это как если бы вы мне сказали, что эта обезьяна создана, чтобы карабкаться по деревьям, а другие — нет. С того самого момента, как у человека появились две руки и две ноги он способен двигаться, поднимать свои колени, забраться на стол и спрыгнуть на пол. Каждый может заниматься Паркуром, каждый может преодолевать препятствия. Единственная разница в том, что одни могут выдержать все, что несет с собой преодоление препятствий, а другие — нет. Очевидно, что физические данные могут сильно влиять на движение: парень весом в 60 килограмм будет прыгать не так, как парень весом в 100 килограмм. С возрастом мы так же по-разному приспосабливаемся к Паркуру: в 30 лет мы не прыгаем так, как двадцатилетние ребята, а в 40 как тридцатилетние. Но не важен возраст, не важен уровень, не важен стиль движения, важно само движение. У каждого есть возможность найти путь в Паркуре, свой собственный путь. Паркур требует, чтобы каждый его преобразовывал под себя. Я повторяю фразу своего отца: мы становимся тем, чему себя посвящаем. Когда ему было сорок или шестьдесят лет, я видел, что отец продолжал «исполнять свои трюки», не задаваясь вопросом о своих физических способностях. Он не сомневался в них. Он знал, что еще может двигаться, бегать, прыгать.
– Занимаетесь ли вы в тренажерных залах?
– Нет, я работаю над своей мускулатурой, карабкаясь по деревьям, запрыгивая на парапеты, добавляя на себя вес при помощи рюкзака, к примеру. «Качалки» мне напоминают скорее игру, чем что-то другое, в них нет смысла, люди качают мускулы ради мускул, лишь потому что это привлекательно, или чтобы поиграть в игру, кто станет Мусклором (накачанный персонаж французского мультсериала "Musclor"), но в итоге это не имеет никакого применения. У настоящих адептов Паркура мускулатура должна появляться естественным образом, от использования того, что есть в наших руках. Мы можем сравнить это с методом Жоржа Герберта. Это был военный, развивавший методику тренировки для моряков, у которых не было достаточно места на суднах для упражнений, поддерживающих их форму. Они классифицировали эти методы по названию рода движения: бег, плавание, поднятие тяжестей, броски, вскарабкивание, перетягивание, перенос тяжестей... Моряки могли, к примеру, использовать доску с двумя баррелями на концах, работая над своим выпрыгом, усиливая свои ноги. Это были очень простые упражнения. Мой дед рассказывал мне об этой методике, и это совсем не сочеталось с тем, чему меня обучал мой отец. Во Вьетнаме он тоже изобрел свой собственный метод тренировки. Я был вдохновлен этим методом, но в конце концов в свою очередь создал собственную технику преодоления препятствий. Я делал так, как чувствовал, я должен был адаптироваться к собственному окружению. Паркур действительно имеет свое собственное развитие, свою собственную технику, потому что учит в большей степени двигаться в урбанистической среде. Полосы препятствий существовали очень давно, но мой отец и я мыслили о препятствиях совсем по-другому: как изменить вещь, созданную для мучений солдат, в нечто позитивное, полезное, придать ей более пацифистский характер. Я отчетливо видел различие с методом Герберта, когда был на службе в Морской Пехоте Ванна.
– Есть ли у вас любимое место для тренировок в Лиссе?
– Вначале я часто посещал Дам Дю Ляк. Это парк с огромной стеной для скалолазания. Он был ещё открыт для доступа в те времена. Все знали это место, а жители Лисса всегда ходили туда на прогулки по воскресеньям. Для меня это место очень хорошо представляет Паркур, так как в нем есть множество препятствий, которые объединены в одном единственном месте. Я мог тренировать всевозможные элементы Паркура три или четыре часа подряд. Это было действительно идеальное место для тренировки. Я провел там множество времени. Но было также и множество других мест, где я любил тренироваться. Моей целью было адаптироваться ко всему, всегда держа в голове мысль «если что-то случится, что я смогу сделать?». Лес из деревьев или лес из зданий, нет какого-то определенного места, созданного специально для Паркура. Например, в городе ты можешь исследовать архитектурный объект, чтобы превратить его в объект для тренировки и развиваться в нужном направлении. Мы можем по-своему адаптироваться в городской среде. Таким образом я избавился от проблем районов, которые подавляют их жителей. Это как если бы передо мной выросли горы, и вдруг в один момент я оказался бы на самой верхушке. Когда я был ещё маленьким в Фекампе, мне стоило только увидеть дюны, камни, скалы, чтобы сразу попытаться на них вскарабкаться. Мы переехали в Эссон (южнее от Парижа), но мои желания никуда не делись. Так что теперь, чтобы забраться повыше (Давид имеет в виду испытать те же чувства, что и на Дам Дю Лаке — прим. ред.), у меня не было другого выбора, кроме как залезть на здание. Таким образом я смог убрать эти бетонные блоки— дома, которые заграждали мне вид на горизонт. Паркур это то же самое: прогибать под себя, но никогда не прогибаться под что-либо. В конце концов, я стал чувствовать себя свободно в этом пространстве. Мне даже удавалось исследовать такие места в городе, в которых до меня не был ни один его житель.
– Можно сказать, вам нравилось быть пионером многих вещей в паркуре, постоянно открывать...
– Совершенно точно! То, что мне нравится в Паркуре, это возможность искать путь. Заниматься исследованием, открывать. Когда кто-то утверждал, что невозможно добраться до определенного места, я считал, что обязательно должно найтись какое-то средство. Я никогда не считал, что я был первым, кто прошел этот путь, и что никто до этого не исполнял те прыжки, которые делал я. Если я замечал какую-то возможность открыть что-то новое, я ею пользовался. Моей целью было продвижение в развитии, так что я искал пути, все, на что мое тело было способно, я делал. Иногда я попадал в места, запрещенные для посторонних, но я не отдавал себе в этом отчет, просто так выходило, что я искал многие трассы, и посреди некоторых находились предупредительные заграждения и таблички. Я проводил время на открытом воздухе и не считал себя каким-то преступником. Я чувствовал себя как птицы, свободные в своей невесомости, или как коты, с их любовью гулять там, где они хотят. Я не понимал, когда люди начинали нервничать. Они видели, как я прыгал с улыбкой и как с улыбкой им отвечал, что я не вор, что я прекрасно знаю, что делаю, что уважаю окружение, в котором нахожусь.