Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Страница 4

— Кто сейчас — не знаю. Пока он работал в России, его партнером был такой Йозас Гутманис. Бывший инженер из рижского порта. Крупный делец. Занимался вывозом цветных металлов из России. Потом перекинулся на алмазы. Это последнее прижизненное фото. Год назад его расстреляли на Дмитровском шоссе. Вот фотография. «Мерседес» Гутманиса взорвался. А от него самого осталось не больше спичечного коробка пепла.

— Не помню, чтобы от выстрела машина взрывалась. Впрочем, чего только не бывает в этом смешном мире.

Разобрать на фото, где были остатки развороченного шестисотого «Мерседеса», а где Гутманиса и его телохранителя категорически невозможно. Пока я разглядываю этот кошмар, сотрудник ФСБ подводит итог:

— Вот теперь все.

Голос диктора первого канала российского телевидения наполнял кабинет. Двое мужчин в строгих деловых костюмах, сидевшие в креслах, внимательно смотрели на плоский экран большого телевизора в углу.

— Низкая себестоимость проекта «Гермес» позволит России стать лидером на рынке вывода в космос малых космических аппаратов. К тяжелой ракете-носителю, ранее использовавшейся в военных целях, разработана универсальная платформа. На нее за считанные дни устанавливаются и затем выводятся на орбиту зонды, микроспутники и другие малые космические объекты. Заинтересованность в новом проекте уже выразили многие компании мира. Эксперименты в невесомости, выращивание кристаллов, получение сверхчистых веществ, проведение различных видов съемки поверхности Земли — все это, благодаря «Гермесу», становится дешевле. Первый запуск…

Экран телевизора погас. Выключив видеозапись, хозяин кабинета отложил пульт дистанционного управления и повернулся к своему заместителю, Фрэнку Ковальски.

Худощавый, среднего роста Ковальски рано поседел и выглядел старше своих сорока лет. Шеф не мог привыкнуть к его манере слушать: когда собеседник говорил, Ковальски оставался неподвижен, а взгляд темно-карих, почти черных глаз не отрывался от зрачков говорящего. Через минуту Ковальски мог расхохотаться, размахивая руками, изобразить кого-то или рассказать анекдот. И снова замереть, как кобра перед броском. Сам Ковальски как-то сказал: «Я понимаю, что это неправильно, что в нашей профессии надо уметь слушать мягче, незаметней. Но пусть это будет моим приемом маскировки. И потом, так мне легче думать о своем, слушая ерунду, которую несут мои агенты и коллеги по работе».

— Вы все понимаете по-русски?

Ковальски неопределенно покачал головой:

— В принципе да, но когда не слишком быстро говорят. У русских недостаточно отчетливая артикуляция, звуки смешиваются, и это мешает.

Шеф кивнул в сторону погасшего экрана телевизора:

— У вас будет возможность практиковаться. Руководство требует активизировать операцию против «Гермеса». Активизировать и завершить в ближайшее время.

Ковальски подумал, оценивая настроение начальника, и осмелился на осторожное инакомыслие:

— Почему разведка всегда должна исправлять ошибки этих идиотов? Наши космические корпорации увлеклись звездными войнами, надеялись на правительственные заказы. Коммерческие запуски их не интересовали. В результате мы теряем рынок в несколько миллиардов долларов.

Шеф не без коварства вставил:

— Если бы удалось точно оценить ситуацию в свое время. Но — увы!

— Именно. Если бы удалось в свое время правильно предвидеть развитие этого рынка, мы бы сейчас не были вынуждены суетиться. Стратегический анализ, к сожалению…

Поняв, что в этом месте уже пора критиковать руководство собственной организации, которому по рангу полагается видеть долгосрочное развитие ситуации, Ковальски умолк. Насмешливо взглянув на подчиненного, начальник не стал требовать от него продолжения.

— Оставьте стратегические проблемы. Подумайте лучше о своей карьере. Это банально, но если операция против «Гермеса» сорвется, нам с вами придется искать новую работу. Корпорации, о которых я говорил, с нас живых не слезут.

— Я не предвижу особых сложностей. Единственная проблема — этот изобретатель, Тьери. Он трудно управляем. Вернее, почти совсем не управляем. Хелле жаловался на него. Когда речь об информационной кампании, преждевременная утечка может сорвать всю операцию.

Шеф философски вздохнул:

— Тьери — гений. Причем гений непризнанный, а это еще хуже. С такими, как он, всегда трудно. Сама идея блокирования систем управления «Гермеса» восхитительна. Падение носителя, скажем, на окраину Пекина, вызвало бы не только политический конфликт. Китай бы заморозил закупки русского оружия, а мы бы организовали бойкот их космических и некоторых других программ. Представляете, какова находка для раздувания скандала!

Ковальски неторопливо моргнул:

— Может быть, стоит подумать о более плотной изоляции Тьери?

Шеф задумчиво покачал головой:

— Тьери хочет заявить о себе миру, пусть и таким странным способом. Поэтому он будет работать на нас, работать искренне и хранить молчание. Меня больше беспокоит Гутманис. Когда в операции задействован человек, которого используют вслепую, риск многократно возрастает. Он неглуп, и может догадаться о своей роли.

— У Хелле железная хватка. Гутманис считает его своей правой рукой, и Хелле полностью контролирует ситуацию.

Недовольно покосившись на Ковальски, шеф наставительно заключил:

— В действительности, ситуацию контролировать можете только вы сами, остальные должны в меру сил помогать вам в этом. Вам нужно видеть, что происходит. Готовьтесь, полетите в Париж.

Магазин Колесникова расположен в одном из уютных арбатских переулков. Полтора часа я жду в машине появления хозяина. Он прибывает лишь к обеду, и, припарковав перед входом сверкающий черный «Фольксваген-Пассат», поправляет пиджак и степенно заходит в магазин. Выждав минут пять, тоже захожу и, оглядевшись, представляю себя в роли очень состоятельного покупателя. Именно очень состоятельного, ибо самая древняя деревяшка с самыми ничтожными потребительскими свойствами здесь оценена в безумную сумму.

Покупателей в большом торговом зале магазина почти нет. Недалеко от меня здоровенный парень напряженно разглядывает морской пейзаж в богатой раме. Его спутница с неправдоподобно черными волосами и ярко-голубыми глазами скучающе щурится на гарнитур из двух ореховых кресел и столика. Двое охранников в одинаковых черных костюмах неподвижно пылятся в дальнем углу зала.

Выбрав диван постарше, сажусь на него и осторожно подпрыгиваю. Диван осуждающе отзывается протяжным скрипом и просыпает из рогожного подбрюшья на пол пригоршню столетней пыли. Вылетевшая из подсобки молоденькая продавщица испуганно интересуется, зачем я безобразничаю.

— Я не безобразничаю, я проверяю. Мне же деньги вкладывать. А потом сидеть на нем. Вот, слышите, как трещит! Я лягу, а он развалится!

Справедливо рассудив, что общение с сумасшедшими клиентами — удел руководства, продавщица приводит Колесникова.

— Игорь! Сколько лет, сколько зим! Какая встреча!

Нет, на эти восклицания классик непременно сказал бы, что он мне не верит. Наверняка бы сказал. И был бы прав. Я не особенно стараюсь создать видимость нежданной встречи. Пусть лучше с первой секунды Колесников почувствует заданность моего прихода. Несколько минут нервных размышлений помогут ему скорее принять правильное решение.

Колесников проводит меня в свой небольшой кабинет и усаживает на антикварного вида диван неизвестного мне стиля и эпохи, но прекрасно отреставрированный. Подавшись вперед, он замирает в полной готовности посвятить мне свое время.

Игорь производит необычное впечатление: у него шустрые черные глаза и острая пиратская бородка на совершенно круглом лице, и вместе с тем мягкие манеры и обволакивающий голос. В целом милейший человек, вызывающий полное доверие к себе. Так и хочется продать ему что-нибудь из семейного серебра. Единственный недостаток даже придает ему некоторое обаяние — один глаз Колесникова заметно косит, и, разглядывая меня, он подобно любопытному скворцу слегка выворачивает голову.