Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Страница 137

Засыпаю только под утро, и тут же мерзко прерывисто пищит электронный будильник. С трудом выбираюсь из постели и, покачиваясь, плетусь в душ. Холодная вода и горячий кофе заставляют сделать вывод, что я еще жив. Даже тупая боль в затылке постепенно проходит.

Я оживаю настолько, что решаю ехать в Амстердам. В принципе в этом нет особой необходимости, более того, подобный вояж просто не имеет смысла. Однако каждый человек имеет право устроить себе небольшой праздник, особенно если такая возможность появляется после долгого периода неудач и провалов. Наконец, ближайший рейс в Москву — сегодня, так что если удастся взять билет, то сам Бог велел побывать сегодня в центре Амстердама.

Это намерение укрепляется после того, как утром я действительно обнаруживаю в газете небольшую информацию о запросе Ханса по поводу вчерашней газетной статьи. Других откликов нет, но это и не страшно. Хочется верить, что и другие заинтересованные лица не преминули обратить внимание на мое скромное творение, которое, кстати, вышло под именем Якоба. Что ж, есть люди, участь которых — всю жизнь оставаться в тени. Более того, пребывание в тени для них является условием выживания.

Стоит только чуть-чуть высунуться на свет, и вот на тебе, проблем больше, чем надо.

Приняв окончательное решение, иду в ближайшее из многочисленных туристических агентств. На этот раз мне ничего не приходится изобретать и валять дурака для сторонних зрителей за витриной. Мне повезло: молодая белокурая красавица в зеленом пиджаке с блестящими пуговицами быстро находит для меня место на сегодняшний рейс в Москву. Вот и все, путешествие подходит к завершению.

Принимаю душ и укладываю в сумку те немногочисленные пожитки, что мне удалось вынести из гостиницы. Туда же втискиваю и компьютер. Оглядев комнату, прихожу к выводу, что сборы, едва начавшись, уже практически завершились. Долгих прощаний тоже не предвидится. Как бы ни был я доволен результатами своих усилий в последи не дни, обзванивать знакомых я не собираюсь. От визита в гости ни ну я тоже вынужден воздержаться. С официальными лицами института я смогу связаться и по возвращении в Москву.

Смотрю на часы. Еще только около двенадцати, и я отправляюсь на прощальный обед в тот ресторан, где часто бывал с Джой.

Наше обычное место у окна занято, и я устраиваюсь в глубине зала, у стены под навесом второго яруса. Как и тогда, белое вино и рыба, и потом — кофе. Я курю и вспоминаю все, что произошло за последние недели: сумбурную путаницу смешного и страшного, тихой нежной любви и отвратительной в своем безобразии смерти. Многого я никогда не узнаю, в том числе и то, за что убили Джой. Хотел ли Ван Айхен только напугать меня? Наказать за что-то ее?

Все это осталось в прошлом, но у меня надолго сохранится щемящая тяга к людям, которые мне помогли и которых я по многим причинам никогда не увижу. И еще будут преследовать строки Константина Симонова:

Забрав из квартиры вещи, запираю дверь и спускаюсь на удину. Хозяина моего дома нет, обычно в этот час он холит в магазин за продуктами. Некоторое время стою у открытой машины, не зная, ехать до вокзала или пройтись пешком. Идти полчаса, но поклажа невелика, а в следующий раз в этот город и эту страну я вряд ли скоро попаду.

Размышляя, не перестаю автоматически фиксировать все происходящее на улице. Ничего необычного, если не считать бесшумно проехавшего большого серого «БМВ». Такого класса машины нечасто заезжают в наш скромный квартал. Сдается, совсем недавно я где-то видел этот автомобиль. Мне требуется не больше нескольких секунд, чтобы вспомнить, где именно это было — на набережной в Амстердаме, когда за мной неудачно следил негр-оборванец. Сразу после этого открытия я торопливо ныряю в свою девятку.

Неподалеку от «БМВ» останавливается небольшой зеленый «ситроен». Молодые парень и девушка в нем сразу же начинают увлеченно целоваться. Они предаются этому занятию настолько самозабвенно, что я без колебаний вычеркиваю их из числа подозреваемых в принадлежности к организации Ван Айхена.

Оправив на себе пиджаки и осмотревшись по сторонам, трое молодых людей, выбравшихся из «БМВ», неторопливо направляются к дому, который я только что покинул. Пока двое из них с безразличным видом оглядывают улицу, третий жмет кнопку звонка и, не дождавшись ответа, начинает копаться в замочной скважине. Еще через полминуты все трое исчезают в доме. А я сижу в машине, разрываясь между христианской любовью к ближнему и неукротимым стремлением благоразумно смотаться отсюда со скоростью, какую только может развить «девятка» с хорошо отрегулированным мотором.

Беда только в том, что старый Ханс, хозяин моей квартиры, должен вот-вот вернуться из магазина. Насколько я знаю своих оппонентов, эти трое без колебаний и малейших угрызений совести прибьют старика, как только он их обнаружит у себя в доме. У меня на совести уже столько, что я просто не могу, не должен допустить новое душегубство.

Суетливо закурив, пытаюсь сообразить, с какой стороны должен появиться Ханс. По логике вещей, он обычно последним посещает маленький магазинчик за углом, то есть подходит к дому справа. Но если надумает еще и зайти купить вина, то скорее всего появится слева. В окнах дома пока никого не видно. Если эти трое обыскивают мою комнату или обосновались в ней в ожидании своей жертвы, то заметить меня они не могут: окна выходят во двор.

Видел бы кто-нибудь меня из моих циничных коллег! Сидеть и, рискуя своей шеей, ждать возможности спасти старика, которого я и видел-то пару раз, — такое в нашей «конторе» никто и вообразить бы fie смог.

Вызвать полицию не получится, так можно легко пропустить Ханса. Господи, что же… Ну вот он, тащится к своему дома слева. Так я и знал, спиртное на вечер покупал, выпивоха престарелый.

Выскочив из машины, скорым шагом иду навстречу Хансу. Увидев меня, старик радостно вздымает пакет с двумя бутылками вина.

— Как хорошо, что ты пришел! А я как раз…

Взяв Ханса под локоть, прерываю его тираду:

— Слушай, дед, тут такое дело. В твой дом только что забрались трое грабителей. Взломали дверь и вошли. Сейчас, наверное, вещи выносить будут. Вызови полицию.

Реакция хозяина оказывается несколько неожиданной.

— А что же ты им не помешал? Ведь ты там тоже живешь!

С трудом удержавшись от того, чтобы назвать Ханса старым ослом, ограничиваюсь тем, что сквозь зубы говорю:

— Больше тебе ничего не надо, кроме как бандитов в твоем доме ловить? Скажи спасибо, что предупредил. Сидел здесь, ждал как… Иди, быстро звони в полицию, а я за домом пригляжу.

Как только Ханс нескладной торопливой трусцой скрывается за углом, прыгаю в машину и, стараясь не особенно газовать, трогаюсь с места. Все, вот теперь действительно все. Сейчас поеду оставлю машину неподалеку от гостиницы, сообщу по телефону Лиз, сяду тихо-мирно на поезд и выкину к чертовой матери из головы и всю эту Голландию, и Ван Айхена, и институт его проклятый.

Бросив взгляд в зеркало заднего вида, присвистываю: зеленый «ситроен» с влюбленной парочкой медленно трогается с места и уверенно направляется вслед за мной. Боже мой, это никогда не кончится. Это судьба, я обречен всю жизнь мотаться по Голландии и прятаться от людей, которым больше всего на свете хочется лишить меня жизни. Ведьм же все сделал, почти уже победил своих противников. Ну почему, почему сейчас, всего за четыре часа до самолета я должен зайцем мотаться по старым улицам Гааги, пытаясь спасти свою голову?

Бормоча этот несвязный бред сквозь зубы, кручу руль, то и дело рискуя поехать на скользкой брусчатке и врезаться в стену. Зеленый «ситроен» настырно держится сзади, отставая на поворотах и снова настигая меня на прямых. Мозг уже почти не реагирует на меняющуюся картинку, фиксируя только знакомые места и подсказывая следующий маневр.