Париж с изнанки. Как приручить своенравный город - Страница 49
Более свежим примером такого «умного» стиля в парижском искусстве стала инсталляция под названием Monumenta 2010 в Гран-Пале. Для ее воплощения художник Кристиан Болтански заполнил одеждой 13 500 квадратных метров площади огромного центрального зала дворца под стеклянным куполом. Посетители бродили вокруг мятых старых пиджаков, рубашек, джемперов и брюк, сваленных в одну кучу по центру и кучки поменьше, разбросанные по всему залу, словно надгробные плиты на кладбище. А в это время из громкоговорителей раздавался медленный глухой стук человеческого сердца, которое могло остановиться в любой момент. Хотя все это происходило в одну из самых холодных за последние годы зим, отопление было отключено, чтобы посетители могли ощутить полную безысходность при виде этой композиции, которая, как оказалось, была памятником жертвам геноцида. Без сомнения, идея достойная, но ее эффект был несколько смазан, а все потому, что газеты поместили обзоры о выставке вперемешку с репортажами о бездомных, замерзающих на улицах Парижа из-за нехватки теплой одежды. Это чем-то напоминало звуковую инсталляцию океанских волн на следующий день после цунами.
Но не могло же современное парижское искусство полностью исчезнуть в черной дыре собственной претенциозности?
К счастью, ответ – non[253]. В Париже еще остались художники, которые создают работы, приятно щекочущие не только глаз, но и ум, и, чтобы убедиться в этом, лучше всего посетить их студии. И вам вовсе не обязательно болтаться в кафешках Монмартра, завязывая знакомства с каждым, у кого за ухом заткнута кисть для рисования. В разное время года, обычно весной и осенью, художники того или иного квартала проводят дни открытых дверей.
Самая плотная концентрация художественных студий на севере Парижа, в районе Монмартра и Бельвиля. Дни открытых дверей проводят и на юге, в Четырнадцатом округе. Адреса студий можно найти в Интернете на сайте www.parisgratuit.com/ateliers.html, если только вы не ищете какого-то особенного художника. В этом случае лучше походить по округе, доверившись своему носу или даже ушам, – дело в том, что парижские художники редко творят без музыкального сопровождения, предпочитая старый французский шансон, Боба Марли или электронное «техно». День открытых дверей
Круто забирающая вверх улица Бельвиль долгое время была частью аккуратного, маленького китайского квартала с бесконечными ресторанами, однако этот район серьезно пострадал от программы городского обновления. Когда старые здания были снесены, вместо них встал вопрос: «Что делать дальше?» Где-то рассудили так: «Возведем дешевые, уродливые многоквартирные дома, которые через десять лет начнут сыпаться». Другие предложили еще более сомнительный вариант: «Давайте законсервируем эти дома и дождемся, пока они сами разрушатся, а там, бог даст, нам выдадут деньги на строительство дешевого, уродливого…» – ну, и далее по тексту.
Снос домов был предусмотрен в конце 1980-х городским планом по превращению территории в zone d’aménagement concerté, буквально – в зону согласованной застройки, однако после нескольких лет разрушений план был отложен в долгий ящик, квартал остался в шрамах, зато, по крайней мере, уцелел.
Позднее многие пустующие здания были самовольно заселены художниками, старые магазины облюбовали créateurs[254] – ювелиры, дизайнеры одежды, мастера абажуров и прочие умельцы. Искусство распространилось и на фасады сохранившихся магазинов – демонстрационные залы сантехников и бакалейщиков с разрешения собственников были расписаны граффити.
Улица Денойе (Rue Dénoyez), где половина зданий так и стоят замурованными, но с разрисованными фасадами, превратилась в своеобразную галерею под открытым небом. Я посетил ее в день открытых дверей, и первое, что мне бросилось в глаза, – огромная картина с изображением носорога, которого ублажали горилла и крокодил, а сам он эротически возбуждал своим рогом обезьянку (хотя смотреть на эти игры без содрогания было невозможно). Называлась картина Belleville Zoophilie, или «Бельвильская зоофилия». Это, конечно, не то, что многие хотели бы видеть в своей гостиной, но очень по-парижски – в мире найдется не много городов, где оценят такие публичные проявления животной любви, пусть даже в зоопарках.
Это было лишним напоминанием о том, что в наши дни самые креативные молодые художники Парижа работают в стиле книжных комиксов. Французы обожают bandes dessinées[255], или BD, и даже культурная среда стала признавать эту форму искусства, так что выпуск большого французского BD получает такой же серьезный и уважительный анонс в средствах массовой информации, как новая выставка Моне.
Рядом с оргией носорога молодой человек, взобравшись на лестницу, красил синей краской стены и окна невысокого здания. Я наблюдал за судорожными взмахами его кисти, и постепенно на фасаде проявился голубой слон. (Владелец соседнего café нервно поглядывал на него, словно боялся, что животное пройдется по его окнам.)
Прогулявшись дальше по улице, я заглянул к художнику по керамике Гаю Оноре. Он создавал скульптурные композиции городов мечты, один из которых был окрашен в белый и лимонно-зеленый цвета и казался идеальным французским nouvelle ville[256]. Для ценителей искусства, у которых на камине нет места для керамического города, художник предлагает расписные заварочные чайники.
А чуть дальше располагалась мастерская парижского Энди Уорхола, который выбрал тему «от фотографии – к картине», добавил ей французской изюминки и создал портреты поэта Артюра Рембо и певцов Жака Бреля и Жоржа Брассанса в стиле «поп-арт». Идея, может, и не оригинальная, но фотография Рембо определенно заслуживает того, чтобы стать иконой стиля.
Затем я зашел в темную студию, завешенную цветными полотнами ткани, причем некоторые из них были рассечены металлическими стрелами. Художница сидела в кресле, наблюдая за мной, пока я оглядывался по сторонам, и на мое приветствие ответила вопросом: «Bonjour?» Вскоре я понял, почему она выглядела такой растерянной, – это был галантерейный магазин, а то, что мне показалось металлическими стрелами, – обычными зип-застежками. Я извинился и вышел, хотя будь я концептуальным художником, то выкупил бы это место, галантерею и все остальное и продал бы Музею современного искусства как инсталляцию на тему застегнутого на молнию культурного истеблишмента Франции, отвергающего смелые идеи (кроме моей собственной, разумеется).
Поднимаясь вверх по улице Рампоно (Rue Ramponeau), я оказался на строительном пустыре, известном как Ля Форж. Здесь, на месте бывшей фабрики по изготовлению ключей, которая была скрыта за многоквартирным домом, находится сразу несколько студий. Когда-нибудь эту брешь в застройке улицы заполнят социальным жильем.
На стене соседнего здания художники, которые сейчас занимают Ля Форж, создали панно размером с шестиэтажный дом, изображающее ужасы городской деградации, – с кровью, черепами, смертной казнью и чем-то похожим на огромные волосатые человеческие ноги, топчущие этот апокалиптический пейзаж. Здесь же присутствовала и голова гориллы из Бельвильского зоопарка, поэтому я решил спросить у первого же художника, попавшегося мне на глаза, что все это значит. Очевидно, намек на городские джунгли? Нет, как объяснил художник, это дань уважения песне «Бруклинский зоопарк» в исполнении Ol’ Dirty Bastard[257]. Я залез в Google и узнал, что в этой милой песенке рэпер хвастается тем, что ему не страшен «ниггер», который толком не знает, как спустить курок пистолета. Да, конечно, это не источник вдохновения для города Моне, Мане и компании, но, наверное, кому-то из парижан надоело почивать на лаврах импрессионистов. И здесь не приходится говорить о чистом подражании – горожане-французы всегда боготворили американскую рэп-культуру, и, смешивая ее с собственным стилем bande dessinée, они создают нечто глубоко парижское.