Париж – это всегда отличная идея - Страница 5

– Когда папа рассказал тебе? – спросила я.

– И тебе привет, сестренка, – голос Аннабель источал сарказм, что было неудивительно. – Я уж подумала, что ты никогда мне не ответишь.

Я понимала, что моя младшая сестра избегает этого вопроса, и это только подливало масла в огонь моего негодования. Мало того что наш отец планировал жениться во второй раз, так я еще готова была поспорить на крупную сумму, что он сказал об этом Аннабель намного раньше, чем мне. Разве он не должен был рассказать нам об этом вместе? Это был достаточный повод, чтобы испытывать гнев.

– Когда?

Я сняла зимнюю одежду и повесила ее на вешалку у входной двери. Я мерила шагами свою квартиру, избегая наступать на скрипучую доску посередине. Жила я на втором этаже прекрасно обставленного трехэтажного особняка на Вустер-стрит в Кембридже. Окна были большие, полы – деревянные, а внутри – жуткий сквозняк, как на железнодорожной платформе. Зато вид из одинокой спальни на мусорный бак в переулке был абсолютно сказочный.

Раздался звонок в дверь.

– Подожди секунду, – сказала я Аннабель, затем прошла в другой конец комнаты и нажала кнопку домофона: – Кто там?

– Это я вообще-то. – Голос моей сестры одновременно раздался и в динамике телефона, и в домофоне.

– Ты здесь? – спросила я.

– Естественно, – ответила Аннабель. – Я отправилась следом за тобой сразу после того как ты меня кинула.

– Ох, – я не хотела чувствовать себя виноватой и нажала на кнопку, чтобы впустить ее. – Поднимайся наверх.

– Спасибо, – Аннабель отключила телефон, и я открыла дверь.

Она взбежала по лестнице, ничуть не запыхавшись. Я нахмурилась. Я прожила здесь пять лет и до сих пор кряхтела и пыхтела, пока поднималась на лестничную площадку второго этажа. Я отступила в сторону, пропуская сестру, а затем закрыла и заперла дверь. Аннабель сняла фиолетовое шерстяное пальто и бросила его на пустой стул. Бесит. Я подняла его и повесила на дверной крючок, предназначенный для гостей.

Когда я обернулась, Аннабель уже развалилась на диване. В черных леггинсах, черных ботильонах и безразмерном темно-сером свитере-тунике, с длинными темными кудрями, обрамляющими ее лицо, она была похожа на паука. Я знала, что это не очень приятное сравнение, но я все еще злилась на свою сестру, так что это было неважно.

Я вернулась к нашему разговору.

– Как давно ты знаешь?

– Я помогла папе выбрать кольцо.

Она говорила мягко и тихо, будто это могло помешать мне злиться. Это точно было не так. Аннабель провела указательным пальцем по ресницам взад и вперед, она всегда так делела, когда нервничала. Мне было все равно. Ей следовало нервничать – прямо сейчас ей было о чем волноваться.

– И когда это случилось? – рявкнула я и, повернувшись на каблуках, зашагала в кухню.

– Я не знаю, – Аннабель опустила руку и пожала плечами.

– Когда?

Стиснув зубы так, что заныла челюсть, я с немым вопросом подняла чашку с кофе. Аннабель кивнула.

– Думаю, это было пару дней назад, – сказала она, но голос ее прозвучал с вопросительной интонацией.

Однако это был не вопрос. Сестра прекрасно знала, в какой день они купили кольцо. Таким образом она пыталась смягчить удар, не желая задеть мои чувства. Пытаясь взять себя в руки, я поставила чашку под кофемашину и нажала на кнопку, прежде чем повернуться к сестре.

– Тебе что, нужно свериться с календарем? – спросила я. – Если что – он висит на стене.

Аннабель тяжело вздохнула и сердито посмотрела на него.

– Нет, это произошло три дня назад.

– И вы ничего мне не сказали?

От досады мой голос стал низким и скрипучим. Я отвернулась, достала молоко из холодильника и взяла ложку из ящика со столовым серебром.

– Папа просил меня не делать этого.

Я подняла глаза и встретила сочувственный взгляд сестры, который меня раздражал.

– И ты послушалась? Неужели сестринские узы ничего для тебя не значат?

– Конечно, они для меня многое значат, но…

– Но что? – настаивала я. Я чувствовала себя исключенной из происходящего, и меня это злило.

Аннабель молчала. Я подождала несколько секунд, а затем рявкнула:

– Но что, Аннабель?!

– Папа действительно счастлив, и я не хотела, чтобы ты ему все испортила, – сказала она.

Пропищала кофемашина, и сестра встала с дива- на, чтобы присоединиться ко мне в кухне. Она взяла чашку из автомата, затем пошла заменить пакетик кофе и поставила мою чашку под диспенсер как ни в чем не бывало.

– Все испортила? Почему ты думаешь, что я бы все испортила? Просто потому, что они знакомы всего две недели и все это глупо, безумно, нелепо и… – у меня кончились слова. Аннабель имела в виду, что своей грубостью я испортила отцу все удовольствие от новости, которой он со мной поделился. И я категорически отказывалась с ней соглашаться.

– Как все прошло, когда папа сказал тебе, что женится? – спросила Аннабель. – Кстати, извини, что я пропустила этот момент.

Она уселась на табуретку у стойки, голос ее звучал сердито. Это заставило меня занять оборонительную позицию.

– Все было в порядке, – солгала я.

– О, значит, когда папа сказал тебе, что он сделал Шери предложение и она согласилась, ты подпрыгнула от радости и обняла его?

– Не совсем.

– Ты подняла руку, чтобы дать ему пять?

Аннабель прищурилась над краем своей чашки и сделала глоток. Она пила черный кофе, потому что любила именно такой.

– Нет.

– Показала ему большой палец?

– Прекрати.

– Ты хоть как-то поздравила его? – не унималась она.

Я ничего не ответила. Я терпеть не могла, когда она была права.

В целом мире не было таких же не похожих друг на друга сестер, как мы с Аннабель. Я на три года старше ее, была хорошей девочкой, круглой отличницей, участвовала во внеклассных мероприятиях и жила в основном для того, чтобы радовать наших родителей. Сестра была совсем другой.

Аннабель, которая сейчас работает графическим дизайнером и живет в лофте на Ньюбери-стрит, была трудным ребенком. Она была импульсивной, предпочитала скорее получить прощение, чем заранее спросить разрешения, носила мини-юбку с берцами, пользовалась ненормативной лексикой и считала правила рекомендациями.

Первую татуировку она незаконно сделала в шестнадцать лет; в семнадцать ее впервые арестовали за распитие алкоголя; а теперь, недавно, уже в возрасте двадцати семи лет, она развелась со своим вторым мужем, с которым была знакома целых два месяца до того, как они поженились. То, что наш отец пришел со своей новостью сначала к ней, было неудивительно, учитывая, что Аннабель, похоже, считала, что брак должен длиться до тех пор, пока не износятся кроссовки.

Я понимала, что эта мысль была подлой, но я не хотела чувствовать себя из-за этого паршиво. Я была слишком зла.

– Эй, Челс? Ты вообще здесь? – Аннабель помахала рукой у меня перед носом.

– Да, я здесь.

Кофемашина снова запищала, и я взяла свою кружку. Керамика немного обжигала мне руки, заставляя понять, насколько же я замерзла.

– Ну так что, ты хоть как-то поздравила папу?

– Если под «поздравила» ты имеешь в виду, что я стояла с открытым от шока ртом, то да, я справилась, – сказала я.

– Ты ничего не сказала? – ахнула она.

Шокировать Аннабель было практически невозможно, и в любой другой момент я бы почувствовала себя победителем. Но сейчас я ощутила вспышку стыда где-то глубоко внутри, поэтому справилась с ней, добавив две ложки сахара и изрядную порцию молока в свой кофе.

– Полагаю, ты в этот момент была в примерочной, – сказала я. – Кстати, у меня вопрос: в чью голову пришла гениальная идея огорошить меня этой новостью именно в свадебном салоне? Ты могла бы предупредить меня, подготовить, помочь мне привыкнуть к мысли, что папа собирается угробить свою жизнь, женившись на совершенно незнакомом человеке. Я имею в виду, вы меня что, совсем не знаете?

Аннабель кивнула.

– Это весомый аргумент. Честно говоря, после того как папа выбрал кольцо и сделал предложение, мы все были так взволнованы…