Параллель - Страница 10

– Вы тоже считаете, что Бог все видит? – спрашивает Алексей у Риты, когда она кормит его ужином.

– Я не верю в Бога. Только во вселенский хаос. А вы разве из тех, кто носит в бумажнике фотографию Иисуса Христа как ближайшего родственника?

– По-вашему, жизнь зародилась из хаоса?

– Возникла, так скажем.

– А это жаркое – тоже из хаоса? Не из каких-то определенных продуктов, не по рецепту, не руками мастера?

            Рита улыбается.

– По большому счету – из хаоса.

– Мне бы вашу уверенность, – завидует Алексей. – А всегда сомневаюсь и ни в чем не уверен. Вот все думал, заявлять ли на Риту…

– И что? Заявили?

– Нет. Мой адвокат очень огорчился. Он уже распланировал все до мелочей.

            Рита смеется. И вдруг музыку, доносящуюся из-за стены, перекрывает звонок в дверь. Рита не двигается с места.

– Не будем открывать, – говорит Алексею.

– Как так?

– А как? Я не смогу сказать, что вы – владелец типографии, которая будет мне что-то печатать.

– Вы думаете, это дед Дима?

            В подтверждение догадки Алексея начинает дребезжать ее мобильник. Рита накрывает его рукой, заглушая звук.

– Возьмите трубку и скажите, что вы не дома.

– А где я?

– В маршрутке. Как минимум.

– Я боюсь, что он через дверь услышит, – шепчет Рита. – Я потом ему объясню как-то.

– А зачем он пришел?

– Я не знаю.

– Может, что-то случилось?

– Да что у него могло случиться?

– Впустите его.

– Не выдумывайте. Я никогда не объясню, почему вы тут находитесь.

– Скажите, что я сантехник.

– Для сантехника вы слишком мрачно выглядите.

– Вы просто не знаете, насколько это суровые ребята!

            Звонок продолжает пиликать.

– Он думает, что вы спите. И будет звонить, пока не разбудит.

            Алексею вдруг пришло в голову, что если он сейчас поцелует Риту, то она не закричит и не оттолкнет его, избегая лишнего шума. Он всмотрелся в ее лицо – измученное дребезжанием звонка и огорченное, хотя до этого она усмехалась.

            Он снова принялся за ужин. Телефон стих, затем умолк дверной звонок. Осталась только музыка, скребущаяся сквозь стену.

– Вам не надоело это музицирование? – спросила Рита.

– А вам не надоело кормить меня?

– Это не ради вас – ради самого процесса жизнедеятельности. Если долго не есть, желудок начинает болеть.

– Откуда вы знаете?

– Что я знаю? Я о себе говорю. Это в семнадцать лет можно было хот-догами перекусывать.

– Я думал, вам семнадцать.

            После ухода невидимого соперника Алексею не стало легче. Оставшись снова наедине с Ритой, он почувствовал себя обманутым, лишенным обещанной близости, несмотря на то, что Рита ничего ему не обещала.

– А когда вы были счастливы, Рита? – спросил он, не надеясь ничего услышать в ответ.

– Я часто бываю счастлива, – неожиданно ответила она. – Я не требовательна к счастью. Достаточно прочитать хорошую книгу или посмотреть хороший фильм.

– Но ведь они о жизни? Или вы предпочитаете фантастику?

– Нет, я не закрываю глаза на реальность, потому что я ее часть.

– Что тогда вас радует? Хэппи-энды?

– Вовсе нет. Я могу оплакивать героев, погибших всех до единого, и быть счастливой.

– Катарсис?

            Рита поморщилась.

– Не люблю этого слова. Слишком медицинское. А вы из чего добываете счастье? Из спорта? Из секса?

– Спортом я не занимаюсь, – Алексей покачал головой. – А секс с Ритой изматывал меня до отвращения. Думаю, мне бы курс реабилитации не помешал, чтобы я снова понял, из чего можно добывать счастье. Сейчас сплошная усталость.

– Смертельная усталость, – кивнула Рита.

– Что?

– Ну, так говорят. Смертельная усталость.

– Я вам мертвым кажусь? Потерянным для жизни? Как странно все это. Мы договорились доверять друг другу, не прошло и полгода – мы уже друг друга боимся, кажемся друг другу мертвыми. «Человек человеку – волк, а зомби зомби – зомби».

            Алексей поразило это открытие. Он тоже кажется ей мертвым! Именно поэтому она не видит в нем ни мужчины, ни близкого друга. А сама она кажется себе очень даже живой, несмотря на умерший азарт ранней молодости. Она живет дальше – встречается с дедом Димой, работает, читает книги, рыдает над фильмами, посещает театральные премьеры. Просто ее внутренняя жизнь теперь никак не проступает наружу – Рита никому не демонстрирует ее проявлений, потому что никому не доверяет. Но ведь и он знает о себе, что он жив, что внутри него бьется горячее сердце, которое просто устало ошибаться.

– В вас перепады какие-то, – сказала Рита. – Вы то мрачнеете, то светлеете, то обижаетесь, то смеетесь. Хотя я все принимаю, и всегда на вашей стороне.

– Согласно договору?

– Конечно.

– А без этого договора – бежали бы от меня?

– Не знаю. Возможно, бежала бы. А вы?

– А я за вами!

– С ножом, о котором вы уже упоминали?

– Ну, можно и так сказать.

            Она вдруг рассмеялась.

– Умеете настроение поднять! А то так печально стало – от этого «деда Димы», как вы говорите.

– Может, вам лучше порвать с ним?

– Порвать? Он вообще-то замуж меня зовет.

            Алексей посмотрел непонимающе.

– А вам зачем это? Для порядка?

– Да, для порядка, – она кивнула.

            Что значит это «для порядка», думает Алексей. Что значит это для женщины?

            Связать себя с человеком неблизким? Посвятить свои дни постороннему? Всегда оставаться в маске? Не иметь возможности расслабиться в собственном доме? И даже больше – переехать к нему, лишиться собственного дома, приюта своей души? У Алексея мороз идет по коже. Нет, хорошо все-таки, что он смог наплевать на «порядок», нашел в себе силы порвать с Ритой, освободиться от ее бестолкового папаши, расчистить свое жизненное пространство.

            Вот единственное, за что борется современный человек – за жизненное пространство. И только инерционная глупость прежних веков может толкнуть кого-то к браку, в иго поработительской связи. Хочется поделиться своим выводом с Ритой, поделиться немедленно, но Алексей останавливает себя.

            Зачем ему Рита? Что ему до Риты? Тут хоть бы на выставку «Строительные материалы и технологии» сил хватило. И павильонов. Дело нешуточное.

            И весны по-прежнему нет. Небо низкое, хмурое, сочится дождем на голову, плюет в лобовое стекло – знай три. Технички постоянно трут холлы и выставочные залы – под ногами грязные разводы, словно пол зыбкий, того и гляди рухнет в преисподнюю вместе с образцами кровельных покрытий.

            Алексей раздражен. И все вокруг тоже раздражены – солнце не заменишь жидким витамином Д. Хочется тепла, любви и понимания, таких бадов пока не выпускают.

– Представьте, Рита, бросаешь одну капсулу в чай и чувствуешь себя согретым, любимым и понятым.

– Это вы о наркотиках?

            Ужинают в кафе. Не в «Синусе» с сомнительной автостоянкой, а в «Марлоне» – неподалеку от ее дома. Алексей хочет высказаться по поводу брака и ее жениха, но сдерживается.

– А ведь он не будет знать ни ваших худших сторон, ни лучших, – говорит все-таки. – Вы же от него скрываете.

– От кого? А, да. Я пытаюсь быть ровной – без черных и белых пятен, спокойно-серой.

– Что сказали про звонок?

– Что не слышала. В трамвае ехала.

– А он вообще что рассказывает? О прошлой жизни? О будущей?

– Ничего. То есть тоже… общие фразы. О погоде.

– Понятно. Так и будете продолжать?

– Когда? – Рита перестала жевать.

– Когда поженитесь?

– С чего бы? Я не собираюсь вроде.

– Да? А вы же говорили «для порядка».

– А вы волнуетесь за меня?

– За себя больше – как бы мы тогда виделись?