Парад теней - Страница 6

— Не припоминаю… — растерянно промямлил продюсер.

— Неужто все забыл? Мы еще в юношеской сборной тебе из-за бугра шмотки на продажу привозили. А ты фарцевал.

— Вот ведь память! — восхитился Михаил Семенович. — Сколько лет прошло-то? Пятнадцать? Шестнадцать? Правильно поет Градский, "как молоды мы были"!

"Линкольн" свернул с Ломоносовского к элитному трехэтажному поселку за красивой оградой, в котором один из коттеджей, рассчитанный на три семьи, принадлежал единолично Михаилу Семеновичу Кобрину. Как говорят французы, ноблес оближе.

"Линкольн" поспешно нырнул в гараж, и Константин с Дарьей, ведомые энергичным Кобриным, внутренней лесенкой поднялись в апартаменты. Остановившись посреди холла, Дарья вдруг призналась себе и всем:

— Я будто вся дерьмом измазанная.

— Минутку обожди, потом я тебя в ванную отведу, — сострил Кобрин. — А сейчас я, братцы вы мои, повиниться хочу. Я кинул вам подлянку, но крайне всем нам необходимую. — И замолк, виновато переводя жуликоватый взор с Константина на Дарью.

— До конца говори, — устало приказала Дарья.

— В зале нас ждут два корреспондента из очень влиятельных газет и съемочная группа одной очень могущественной телекомпании.

— Подонок ты, Миша, — бесповоротно заключила Даша, а Константин добавил:

— А еще удивлялся, откуда шпана эта про наш прилет узнала!

— Даю слово, не эти проболтались! — заверил Миша.

— Веди в ванную! — распорядилась Даша.

— А ты с ними разговаривать будешь?

— Разговоры разговаривать не собираюсь, а на ненахальные вопросы отвечу, — сдалась Дарья. Очень ей хотелось в теплую чистую воду.

Михаил Семенович увел Дарью, а Константин, демонстративно сбросив легкую верхнюю куртку на пол, устроился в неохватном белоснежном кожаном кресле. Откинул голову на ласковую мягкость спинки в надежде расслабиться. Но ртутно подвижный Кобрин быстро возвратился, примостился на подлокотнике того же кресла и, глядя сверху на откинутое Константиново лицо, требовательно заявил:

— Давай, Константин, думать о том, что она им скажет.

— Сначала надо подумать о том, что они могут спросить, — резонно возразил Константин.

Михаил Семенович съехал с подлокотника, кряхтя, нагнулся, подобрал с пола куртку бесцеремонного гостя, бросил ее на соседнее кресло и, засунув руки в карманы брюк, задумался. Его размышления нарушил Артем, явившийся с двумя Дарьиными чемоданами. Сумку Константина он, видимо, оставил в машине — невелика персона, сам за ней сбегает. Не выпуская чемоданы из рук, Артем коротко спросил:

— Куда?

— Поставь у двери ванной на втором. Там Дарья моется. И крикни ей в дверь погромче, что, мол, вещи ее принес. Пусть переоденется.

— Ага, — немногословный Артем уверенно двинулся к нужным дверям. Проследив за ним взглядом, Михаил Семенович обернулся к Константину:

— Сделаем, Костя, так. Начинаешь ты…

— Я для "Футбольного обозрения", и только. Уволь, Мишаня, — перебил Константин и для подтверждения окончательности своего решения выкарабкался из кресла. Михаил Семенович тут же подскочил к нему, обнял за плечи и, глядя в нестерпимо яркое окно, принялся увлеченно рисовать видевшуюся ему картинку:

— Представь: ты, от переживаний и легкого стеснения слегка прикрыв глаза ладонью, на всю Россию рассказываешь о том, как Дарья впервые услышала о преступлении и увидела на экране убийство несчастной самозванки. За сотни километров на стадионе раздается смертельный выстрел, а здесь, в санаторном номере, великая певица, как подкошенная этим выстрелом, без чувств падает на ковер. А? — В восторге и изумлении от собственной фантазии Михаил Семенович гордо глянул на Константина.

— Тебе с твоими способностями сценарии для мыльных опер сочинять надо, — оценил по достоинству рисунок будущего своего интервью Константин. — Я не твой герой.

— Что-нибудь в этом роде, Костя, а? — заныл Михаил Семенович.

— В этом роде — не буду.

— Тогда в другом, — быстро согласился Кобрин. — Что хочешь. Но согласись, сама по себе ситуация хороша. Когда-то женатые друг на друге две знаменитости через десять лет случайно встречаются, и вдруг происходит такое, а?

— Друг на друге, голубок, — это из жизни педерастов.

— Шибко грамотный, да? — обиделся Михаил Семенович. Но дело есть дело. — Ну ладно, говори что хочешь.

— Что-нибудь скажу, — вяло сдался Константин. Сопротивляться у него уже не было сил.

— Ну и прекрасно! А, в общем, они сами тебя разговорят. Выпьем для храбрости по малости, а?

— А вот это давай, — слегка оживился Константин.

В черном свитере, в черных брючках, с туго, в хвост, затянутыми гладкими волосами, без грима и вообще без косметики, поп-звезда Дарья в громадном кресле казалась маленькой истощенной девочкой. Телевизионщики заставили ее снять темные очки, и она, бессмысленно вертя их в правой руке, столь же бессмысленно их разглядывала. Уже шли блицвопросы. Камера, приблизившись к Дарье, оставила не у дел Михаила Семеновича Кобрина и Константина Ларцева, которые под грозными взглядами членов съемочной группы, стараясь не шуметь, выбрались из соседних с Дарьиным кресел и тихой вереницей, как Тильтиль и Митиль, пробрались за камеру, в зрители.

Бородатый телекомментатор быстро спросил:

— Даша, вы знали убийцу?

— В лицо. — Даша закусила дужку очков и добавила, чуть шепелявя: — Я его видела много раз на своих концертах. В первых рядах.

— Он был вашим, так сказать, поклонником, обожателем?

— Наверное, — равнодушно согласилась она.

— Вам жаль его?

— Да.

— А убитую неизвестную молодую женщину?

— Самозванку! — не выдержал, выкрикнул из-за камеры темпераментный Кобрин. Все повидавшая группа не издала ни звука. Только администратор строго глянул на Михаила Семеновича и повертел пальцем у виска. Дарья сложила очки и уронила их на колени. Ответила, не смотря в объектив:

— И ее жалко.

— А кого еще жалко? — откровенно удивляясь, спросил бородатый.

— Вас, — мгновенно среагировала Дарья. — За то, что занимаетесь черт-те чем.

— Браво! — похвалил ее бородатый. И распорядился оператору: — Ну, это мы вырежем. А сейчас обернись Олежек и- с вопросом — крупно меня.

Оператор без лишних слов сменил точку. В кадре теперь был всепонимающий грустный бородач.

— Эта несчастная совершенно незнакома вам? И никого не напомнила?

— Она напомнила мне меня.

— Ну, это естественно, ведь она работала под вас. Но, как сказал поэт, сотри случайные черты…

— Не случайные, а мои. Мне пока это не удалось.

— Снято! — прокричал бородач, метнулся к Дарье, поцеловал ручку: Блестяще! Коротко, внешне как бы даже суховато, но по-настоящему человечно. Спасибо вам.

— Я свободна? — спросила Даша.

— Как свежий морской ветер! — торжественно возвестил бородач, и телевизионщики начали разбирать аппаратуру.

Дарья осторожно шагала через жирные кабели, когда ее перехватил один из газетчиков, взял под руку и зашептал, чтобы не мешать другим:

— Самый последний вопрос, Дарья Васильевна.

— Но мы же перед телеинтервью с вами обо всем поговорили, — сделала безнадежную попытку отбиться Даша, но журналист изобразил на своем в модной недельной щетине лице такое огорчение, то Даше пришлось сдаться. — Ну ладно, только быстрее.

— В одномоментности, сиюминутности телеинтервью такой вопрос мог показаться неуместным и даже бестактным. Но наша газета — солидный еженедельник. Актуальность, новость с пылу с жару — не наш профиль. Наш читатель ждет от наших материалов информации, так сказать, с перспективой…

— Можно покороче, а? — не сдержалась Даша.

— Можно, — слегка обиделся газетчик, и поэтому вопрос его прозвучал излишне сухо: — Что вы можете сообщить нашему читателю о своих творческих планах?