Парад теней - Страница 2

— Костя, я всерьез обижусь, — предупредила она.

— За то, что про тебя все отгадал?

— Ни черта-то ты не отгадал, — неуверенно и без напора возразила она.

Он разлил по третьей и опять все проделал как надо.

— Выдрессировали тебя немцы…

— Сам себя выдрессировал, — не согласился он. — Еще раз за тебя, Дашура. За твой успех, за твой легкий и несгибаемый характер.

— Хорошо говоришь, — похвалила Даша и выпила до дна. Из суеверия.

Бутылка опорожнилась больше чем на половину. Он, склоня ее, поизучал медали на этикетке и предложил:

— Добьем?

— Добьем, — согласилась она и, вытянув бутылку из Костиной ладони, без европейских ужимок разлила по бокалам до краев.

— Вот и бутылочке конец…

— А еще кому? — подозрительно осведомился он. — Мне?

— Ишь ты! Очко-то как гуляет! Боишься, за списанного тебя держать будут?

— Никого-то я не боюсь, Даша, никого. — Он выпил свой бокал до дна и сдавленным от больших глотков мартини голосом добавил: — Кроме себя самого.

— "Граф Гвидо вскочил на коня", — процитировала «Растратчиков» Даша и тоже выпила до дна. Передохнула и стала объяснять ему про него: Пятнадцатилетняя публичность приучила тебя смотреть на самого себя со стороны. Сейчас я вот такой-то. А вот сейчас эдакий. Удачно обвел защитника. Блестяще ударил по воротам. Вовремя улыбнулся журналисту. Как элегантно управился с ножом и вилкой! Я красив, добр и интеллигентен. Смотрите, смотрите, смотрите! Ушла публичность — и тебе не с кем смотреть на себя со стороны. И не для чего. Теперь тебе приходиться смотреть внутрь себя, а с непривычки это страшно.

Он, пригорюнившись, подпер правую щеку ладонью и, по-собачьи нежно глядя на Дашу, изрек:

— Или ты сильно поумнела, или я здорово поглупел.

— А что я просто поумнела, ты не допускаешь? Без альтернативы?

— Допускаю, — тоненько и жалобно согласился он.

— Отец, а не набрался ли ты? — опасливо осведомилась она. — Или выкомариваешься?

— Выкомариваюсь, — признался он. — Чтобы тебя в недоумение вогнать.

— Вогнал, вогнал, — призналась она и глянула на наручные часики. Смотри ты, уже восьмой час, а светло как днем. — И вдруг поняла: — На ужин-то я опоздала.

— Тогда в кабак! — обрадовался Костя.

— Не хочу, — твердо решила она.

— Узнают?

— И пристают. Пойдем ко мне. У меня в холодильнике и закуска, и выпивка всякая. Пошли?

— Пошли, — согласился Костя и, поднявшись, подошел к бармену. — Все путем, шеф? Я тебе ничего не должен?

— Полный ажур! — подтвердил парень и восхищенно признался: — Обслужить таких людей — честь для меня.

Это было приятно слышать. И для продления удовольствия Костя поинтересовался:

— Каких это таких людей?

— Знаменитого футболиста Ларцева и великую певицу Дарью. К сожалению, не знаю ее отчества и фамилии, — благожелательно отрапортовал бармен.

— Облом! — ахнула Даша. — Мы — знаменитости, Константин!

Она бросилась к стойке, поцеловала засмущавшегося бармена в щеку и на прощание сообщила:

— А зовут меня Дарья Васильевна Коняева. Некрасиво, правда?

Среди кустов у начала магистральной тропы маячил кожаный Артем.

— Я тебе что сказала?! — рявкнула Даша. — С глаз долой и домой!

— Вы мне не указ, Дарья Васильевна, — мрачно возразил охранник. — Мне Михаил Семенович приказал, и я исполняю.

В Дашином люксе было прекрасно. Благоухали многочисленные букеты, мягко теплился нижний свет, выхватывая из полумрака безделушки, привычно создававшие ей вечно походный уют: громадную игрушечную собаку-амулет, веселый павловопосадский плат на диване, скатерку с изображением трех хитрых и трусливых обезьян (ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу) на журнальном столике, многочисленные изящные флаконы и баночки на полочке у зеркала…

Дарья металась от холодильника в прихожей к журнальному столику, заставляя обезьян тарелками и бутылками. Пока суд да дело, Константин, помыв руки в ванной, от нечего делать потягивал "севен ап".

— Все, — облегченно вздохнула она и, присев рядом с ним на диван, с удовольствием осмотрела дело своих рук.

— Как в Дортмунде, — вспомнил он.

— Как первый раз в "Жемчужине", — возразила она и разлила по пузатым рюмкам коньяк. — Будь он проклят, этот Дортмунд!

— За жемчужину, — согласился Костя. — То есть за тебя.

— Льстишь, конечно, — выпив, оценила она его тост. — Но все равно — не особо искренне, а душу греет. Я — жемчужина!

— Я от чистого сердца, а ты… — обиделся Константин.

Даша кокетливо глянула на гостя и вдруг обвинила неизвестно кого:

— Вот опять последние известия из-за вас пропустила.

— Ничего-то мы не пропустили. Спорт и погода в самом конце. Константин осторожно выбрался из-за хлипкого столика и включил телевизор. Весьма приличный японец принялся за дело сразу. Тотчас на его экране явилось лицо ведущего, который излагал о событиях за бугром. Замелькали картинки с демонстрациями, заседаниями, приемами, стачки с выстрелами.

И тишина. Сильно озабоченный ведущий с тревожным вниманием слушал штучку у себя в ухе, слегка отвернувшись от миллионов телезрителей. Наконец вернул себя в полный фас и сообщил:

— Только что в редакцию поступила трагическая новость. Сейчас мы покажем пленку. Просим извинения за качество изображения: снимал кинолюбитель, снимал в спешке, в стрессе и неподготовленно.

…На трибуне стадиона девушки, парни, мальчишки, девчонки, схватившись под руки, раскачивались в ритме какой-то плохо слышимой песни. В следующем кадре они же или чрезвычайно похожие в страшной толкотне бежали неизвестно куда…

Ведущий мрачно прокомментировал:

— По окончании концерта на стадионе поп-звезды Дарьи группа фанов решила вынести ее на руках прямо к ожидавшему ее лимузину.

…Куча мала, в которой ничего не разобрать. Куртки на сентипоне разных цветов, кожаные куртки, платки, кепки, каскетки. Мелькнуло нечто кумачовое…

— Мое пальто… — ахнула Даша.

…А на экране появилась поп-звезда Дарья. Вознесенная над толпой, она улыбалась, щедро разбрасывая воздушные поцелуи…

Ведущий окрепшим трагическим баритоном продолжал:

— Перед стадионом неизвестный, вооруженный пистолетом, прорвавшись сквозь ряды фанатов, трижды выстрелил в певицу.

Выстрелы. Спины, спины, спины. И вдруг прямо на объектив прорвалось искаженное лицо и крик: "Я не убивал Дарью! Я не убивал Дарью!" И на экране стало видно, как двое амбалов крутят руки неприметному человеку с перекошенным от ужаса лицом. Потом пронесли что-то бесформенное кумачовое…

— Певица скончалась, не приходя в сознание, почти мгновенно, еще до приезда "скорой помощи", которая прибыла к стадиону через семь минут. Картинки на экране уже не было, был ведущий. — Подробности этой трагедии в нашем следующем выпуске. — Ведущий помолчал несколько секунд, а потом пошла темпераментная заставка спортивного выпуска.

— Я знаю этого человека, — как в бреду заговорила Даша. — Милый, стеснительный, с легким сдвигом по фазе…

Костя осторожно взял Дашу за плечи.

— Кого убили, Даша? Что это за путаница?

— Пальто мое… И фонограмма моя…

— Кто был в пальто? Кто пел под твою фонограмму?

— Ничего не знаю, ничего не знаю… — прошептала Даша и вдруг ослабла в его руках, как бы без костей стала. Глубокий обморок.

Он уложил ее на диван, осторожно пошлепал по щекам…

Без стука в номер ворвался охранник Артем. Осмотрел все и всех безумным взором, углядел Дашу на диване и испуганно спросил:

— Она живая?

— Живая, живая! Нашатырю где-нибудь достань.

Но нашатырь не понадобился. Даша открыла глаза и быстро повторила:

— Фонограмма моя… И пальто мое…