Пансионат «Мирамар» - Страница 31

— Как ты считаешь, мне позволят поехать в Кувейт навестить дочь?

— Уверен. Вы что, хотите начать все сначала?

— Нет. Но муж моей дочери — мой племянник — очень богат.

— Может быть, вы хотите эмигрировать?

Я заметил мелькнувшую в его глазах настороженность.

— Нет, — ответил он, — я хочу только повидать дочь.

Я придвинулся к нему:

— Хотите, я скажу вам кое-что?

— Что?

— Есть немало людей, которые недовольны революцией. Однако каким режимом можно ее заменить? Думай, не думай — можно выбирать одно из двух: либо коммунистов, либо братьев мусульман. Кого бы вы предпочли революции?

— Ни тех, ни других! — поспешно ответил он.

— И я так думаю, — доверительно улыбнувшись, сказал я.

Назначенный час прошел, однако Али Бекир не появлялся. Еще полчаса протекли в муках ожидания. Я не выдержал и набрал номер его телефона. Никто не ответил. Может быть, он сейчас едет сюда? Что могло его задержать? Талаба Марзук, взглянув на часы, сказал, что ему уже пора, и, попрощавшись, ушел. Я продолжал пить. Наконец официант позвал меня к телефону. Я бросился к аппарату, с бьющимся сердцем схватил трубку:

— Алло… Али? Почему ты не пришел?

— Сархан… слушай меня… все открылось!

Слова его с трудом доходили до моего затуманенного алкоголем сознания. Потом небо и земля закружились, будто карусель.

— Что ты сказал?

— Мы влипли!

— Но как? Говори все сразу!

— Да что говорить?.. Шофер хотел один захватить всю добычу и попался… он признается во всем… если уже не признался.

— А работа? Что ты делаешь? — спросил я с пересохшим горлом.

— Буду делать то, что мне подскажет дьявол.

В трубке щелкнуло.

Меня трясло, ноги подкашивались. В какое-то мгновение мелькнула мысль о бегстве. Однако, чувствуя взгляд официанта, я вернулся к своему столу, не садясь, выпил бокал и уплатил по счету. Отчаяние и страх терзали меня. Я перешел в соседний бар, попросил бутылку и, не отходя от стойки, стал пить. Бармен с тревогой смотрел на меня, а я молча, не оборачиваясь, наливал и пил.

— Бритву, пожалуйста, — подняв голову, обратился я к бармену.

Он улыбался, не шевелясь, и смотрел на меня.

— Бритву, пожалуйста, — повторил я.

Он заколебался, по, видимо заметив непреклонную решимость на моем лице, позвал официанта и попросил его принести бритву. Официант вернулся со старой опасной бритвой. Я поблагодарил его и положил бритву в карман.

Я вышел из бара тяжелой походкой. Переходя улицу, я торопился и думал, как бы не упасть. Я был в отчаянии… в отчаянии…

События, которые потрясли пансионат, задели и меня. А ведь я надеялся укрыться в этом тихом месте, чтобы обрести спокойствие, так необходимое в старости, найти утешение от горького разочарования, постигшего меня в конце трудовой жизни. Мне даже не приходило в голову, что и здесь все превратится в арену диких битв и может закончиться кровавым преступлением.

Я покинул свою комнату с намерением повидать Зухру, но, взглянув на взволнованную Марианну и хмурого Талаба Марзука, сидящих в холле, отказался от этой мысли — мое участие только усугубило бы печаль Зухры. От них я узнал, что Хусни Алям целый час переживал страшную новость, затем ушел по делам. Мансур Бахи, против своего обыкновения, поднялся очень поздно.

— Вот он, последний день года, — вздохнула мадам. — Такой плохой конец. Что-то принесет нам новый год?!

Нас здесь ожидает еще немало испытаний, — раздраженно заметил Талаба Марзук.

— Но так как мы неповинны… — пробормотал я.

Он не дал мне договорить:

— Ты защищен своей старостью, и тебе ничто не угрожает…

Донесся скрип двери в комнате Мансура Бахи. Он прошел в ванную. Вернулся к себе примерно через полчаса.

Вскоре он появился в холле — уже в пальто. Он был очень бледен и мрачен. Марианна сказала, что завтрак для него готов, но он отказался, молча покачав головой. Нас обеспокоил его вид. Марианна поспешила выяснить, в чем дело.

— Сядь, господин Мансур, — сказала она, — ты хорошо себя чувствуешь?

— Я вполне здоров, — ответил он не двигаясь. — Просто сегодня проспал больше, чем обычно!

— Ты слышал новость? — спросила она, указывая на лежавшую на канапе газету.

Он не проявил никакого интереса.

— Сархан аль-Бухейри, — сказала она, — найден убитым на дороге в «Пальму».

Он пристально посмотрел на нее, без удивления, без волнения, просто посмотрел ей в глаза, будто не слышал ее слов или не понимал, — наверное, он был болен гораздо серьезнее, чем мы предполагали.

Марианна протянула ему газету. Он бросил на нее безразличный взгляд, затем поднял голову.

— Да, — сказал он, — найден убитым…

— Ты устал! — горячо воскликнул я, — сядь же.

— Я здоров, — холодно ответил он.

— Мы все, как ты видишь, крайне взволнованы, — сказала Марианна.

— Почему? — спросил он, переводя глаза с одного на другого.

— Наверно, придет полиция и доставит нам много хлопот…

— Не придет…

— Но полиция, как ты знаешь… — начал Талаба Марзук.

— Я убил Сархана аль-Бухейри, — спокойно прервал он его и направился к выходу, прежде чем до нас дошел смысл его слов. Отворив дверь и оглянувшись на нас, он добавил:

— Я сам иду в полицию…

Дверь за ним закрылась. Мы молча смотрели друг на друга. Наконец Марианна со страхом воскликнула:

— Да он сумасшедший!

— Он болен, — сказал я.

— Может, он действительно убил его? — задумчиво произнес Талаба-бек.

— Это скромный интеллигентный юноша! — вскричала Марианна.

— Он болен. В этом нет сомнения, — повторил я.

— Зачем ему было убивать Сархана? — спросила Марианна.

— А зачем ему признаваться в убийстве? — спросил в свою очередь Талаба Марзук.

— Я никогда не забуду выражения его лица, — сказала Марианна. — В нем было что-то безумное.

— Он был последний, кто дрался с Сарханом, — не отступал Талаба-бек от своей версии.

— Не только он дрался с ним, — пылко возразил я.

— Причина кроется там, — Талаба-бек указал на комнату Зухры.

— Однако, — продолжал настаивать я, — он не проявлял к ней никакого интереса.

— Это не значит, что он не мог быть влюблен в нее или не хотел отомстить своему сопернику.

— Но, уважаемый, Сархан ведь бросил ее и ушел…

— Однако он унес ее сердце и честь!

— Молчи, не возводи напраслину на людей. Ты же ничего толком не знаешь!

— Как вы думаете, он действительно пошел в полицию? — спросила Марианна.

Мы спорили до изнеможения, пока я не положил этому конец:

— Довольно… хватит… Посмотрим, как будут разворачиваться события!

Часы пробили четыре. И я пошел в холл.

— Это первый новогодний вечер, который напоминает мне похороны, — сказала Марианна, оторвавшись от книги.

— Ну вот, опять вернулись к злободневной и невеселой теме, — проворчал Талаба-бек.

— Полоса неудач наступила для пансионата, — с досадой сказала Марианна, — А Зухра пусть уходит и поищет себе заработок в другом месте.

Я разозлился.

— Послушай, Марианна, — сказал я, — девушка ни в чем не виновата. Она ведь пришла к тебе со своей бедой, в поисках убежища…

— Я разочаровалась в ней…

Талаба-бек щелкнул пальцами, показывая, что ему в голову пришла блестящая идея.

— А что нам мешает отпраздновать Новый год?

— Что мешает?! Как можно так говорить? — удивился я.

Он не обратил на мои слова никакого внимания.

— Я приглашаю тебя, дорогая, — сказал он Марианне. — Проведем вечер вместе, как договаривались!

— Ох, мои нервы, мои нервы, господин Талаба, — застонала Марианна.

— Поэтому я и приглашаю тебя развлечься.

Обстановка несколько разрядилась. Они с жаром приступили к обсуждению предстоящего празднества. Тем временем вернулся Хусни Алям и сообщил, что переезжает. Мадам рассказала ему про Мансура Бахи. Он пожал плечами и пошел укладывать чемоданы. Вскоре он распрощался с нами.