Памятник крестоносцу - Страница 58
— Присядьте, пожалуйста. Меня зовут Джордж Холлис.
— А меня — Стефен Десмонд.
Чиновник задумался на минуту и вдруг улыбнулся.
— Ну вот, теперь я вспомнил. Вы ведь кончили колледж святой Троицы в девятьсот девятом?
— Да.
— Ну конечно… А я кончил через год. Я почему-то был уверен, что мы еще встретимся. Рад видеть вас.
Стефен пожал протянутую ему руку и сказал торопливо:
— Мне очень неприятно обременять вас просьбами в такой момент. Но дело в том…
Холлис не стал слушать его извинений:
— Я понимаю. Это вполне естественно. Мы все рвемся домой, хотим попасть туда как можно скорее, чтобы внести свою лепту. Ну, расскажите… Что вы делаете в Испании?
— Я занимаюсь живописью и предпринял это путешествие со своим приятелем, который…
— Ах, вот как! И вы, видимо, путешествуете пешком? Слишком знойный край для таких экспедиций. Впрочем, когда мы придем на Рейн, там, пожалуй, будет еще жарче. Ну так. Посмотрим, что можно сделать для вас. — Он заглянул в какую-то бумагу на столе. — Как вы легко можете себе представить, мы положительно теряем голову, стараясь помочь нашим соотечественникам вернуться домой. Граница закрыта, так что возможность отправки вас поездом исключается. Билеты на пароход нарасхват. На пассажирских нет уже ни одного свободного дюйма. К тому же почти все береговые воды минированы. Но я позабочусь о вас. Скоро должен быть грузовой пароход. Нажмем кое-какие пружины и, я уверен, раздобудем для вас местечко в каюте.
— Благодарю вас, благодарю… — поспешно прервал его Стефен, стремясь как можно скорее изложить свою просьбу. — Но пока что я хотел бы воспользоваться вашей любезностью и попросить о другом. Мой приятель болен, боюсь, очень серьезно. Я должен раздобыть для него врача… В сущности, его нужно немедленно поместить в больницу.
— Ах, вот что… — Холлис на мгновение задумался. — Это несложно. Доктор Кабра все вам устроит. Он живет на улице Эстада и работает в больнице святого Мигеля. Пожалуй, лучше всего дать вам к нему записку. — Он взял перо, набросал несколько слов на листке со штампом консульства, промокнул чернила пресс-папье, вложил листок в конверт и протянул его Стефену. — Этого будет достаточно, Десмонд.
— Вы необыкновенно добры, и я очень, очень вам признателен, — сказал Стефен с чувством. — Когда я могу еще раз повидать вас?
— Заходите в любое время. Я что-нибудь для вас устрою в ближайшие же дни. — Холлис улыбнулся и встал. — Мы можем пообедать вместе как-нибудь вечерком, пока вы не уехали.
Пересекая соборную площадь, Стефен с удовлетворением отметил, что еще не было одиннадцати часов. Он без труда разыскал улицу Эстада и тут же увидел сводчатый портик с бронзовой дощечкой: «Доктор Хуан Кабра. Переливание крови».
Слуга отворил дверь, принял у него письмо и ушел, оставив его в прихожей. Вскоре появился и сам доктор. Это был моложавый человечек небольшого роста, подвижный и даже суетливый, с маленькими аккуратными ручками и ножками, круглым, гладким, шафранно-желтым лицом и маленькими, черными, как ягоды терновника, глазками, излучавшими неиссякаемое добродушие и веселость. Он учтиво и с достоинством поклонился Стефену.
— Я всегда счастлив служить Consulado Britanico.[54] Что вам угодно, сеньор?
Стефен описал создавшееся положение, стараясь быть кратким. Доктор на минуту призадумался. Затем задал Стефену два-три вопроса и кивнул, давая понять, что решение принято.
— Немыслимо лечить вашего приятеля на расстоянии. К тому же условия, в которых он находится, слишком тяжелы для него. Надо поместить его в больницу.
— Но как это сделать?
Кабра усмехнулся скромно, но не без оттенка добродушного тщеславия, и его маленькие черные глазки на мгновение скрылись за гладкими желтоватыми подушками щек.
— Мы здесь, в Малаге, не отстаем от цивилизации. У нас на пункте первой помощи имеется санитарный автомобиль для нужд всех городских врачей. Мне самому частенько приходится садиться за руль. Сегодня у меня консультация в больнице в четыре часа, а до этого времени я свободен, и мы можем экспроприировать автомобиль и отправиться за вашим приятелем.
— Значит, вы можете поехать прямо сейчас, не откладывая?
— Дайте мне лишь кончить с завтраком. И предлагаю вам разделить его со мной. — Проводив Стефена в небольшую, обшитую деревянными панелями гостиную, где на столе уже стоял поднос с кофейником и булочками, доктор сказал: — Почти всю ночь я принимал роды. Приятно, когда на свет появляется хороший здоровый мальчишка. Это такая радость для матери.
— Первый ребенок?
— Какое там! Десятый. И все живы и здоровы.
Принесли еще одну чашку, и хозяин любезно и радушно налил Стефену кофе, пододвинул блюдо с булочками. А затем и сам с аппетитом принялся завтракать, болтая при этом без умолку. Он сетовал на войну, но, впрочем, предрекал ее скорый конец, описывал случаи из своей практики, восхвалял красоты Малаги и ее превосходный климат — и все это весело и непринужденно, бросая по временам на своего гостя исполненный сочувственного любопытства взгляд. Неожиданно он сказал:
— Если бы вы не заговорили о вашем друге, я принял бы вас за самого пациента. Вы очень истощены.
— Я худ от природы.
— Вы кашляете.
— Это пустяки.
— Ну, пустяки так пустяки. В таком случае улыбнитесь, прошу вас, для разнообразия.
Стефен покраснел.
— Вы понимаете, я очень тревожусь за своего приятеля.
Кабра ответил не сразу. Он допил кофе, поднялся, затем неожиданно наклонился к Стефену и сжал его руку.
— Мы сделаем для него все, что в наших силах.
Они вышли из дома и минут через пять были на пункте первой помощи, где в глубине мощенного булыжником двора стоял санитарный автомобиль — кабриолет с парусиновым верхом, пристегнутым ремнями. Доктор бросил свою сумку на сиденье, завел мотор, и минуту спустя они уже катили через предместье, удаляясь из города с удивившей Стефена быстротой. Насколько доктор Кабра был словоохотлив вначале, настолько стал теперь молчалив. Вцепившись в руль обеими руками, низко пригнувшись к нему, доктор чем-то напоминал маленького бентамского петуха. Пренебрегая всякой осторожностью, но ни на секунду не переставая сигналить, он стремительно вел машину, с поразительным презрением к опасности срезал, не снижая скорости, углы и заставлял так накреняться высокий неуклюжий автомобиль, что, казалось, он вот-вот перевернется. Но зато, оставляя за собой клубы пыли, автомобиль быстро пожирал расстояние, которое Стефен прошел в это утро пешком. Через час они промчались мимо пещерного селения, свернули на узкую тропу, ведущую к холмам, и, подскакивая на буераках, покатили прямо через пустошь к домику Луизы Мендес. Когда они вошли в пристройку, Пейра лежал, вытянувшись, с компрессом на лбу. Луиза сидела у стола и выжимала влажную тряпку над миской с водой. Стефен подошел к больному.
— Я привез вам врача, Жером. Как вы себя чувствуете?
— Мне было очень худо. — Пейра повернул потемневшее, осунувшееся лицо к Кабра и устремил на него исполненный подозрения взгляд лихорадочно блестевших глаз. Руки его судорожно перебирали одеяло. — Но сейчас кризис миновал, и я теперь быстро пойду на поправку благодаря заботам этой доброй женщины.
— Ел он что-нибудь? — спросил доктор, ставя на стол сумку и открывая ее.
— Нет, сеньор, только пил воду. Он очень много пьет.
— Вода, родниковая вода — это очистительная сила. Хотя теперь мы не причисляем ее к разряду элементов, как это делали античные философы, тем не менее вода очищает организм, обновляет кровь…
— И утоляет жажду, — прервал больного Кабра. — Вас мучит жажда?
— Да, как будто.
— Болит голова?
— Нет. Но, признаться, у меня ужасно звенит в ушах. Именно поэтому… — Пейра с усилием приподнялся на локте. Он еле шевелил сухими, растрескавшимися губами. — …я все думал о колоколах… об их бесконечном разнообразии… Даже если не считать гонгов, цимбал, бубенцов… Существуют, например, овечьи и коровьи колокольчики, колокольцы на санях или на упряжи, колокольчики в домах, колокольчики, звон которых созывал римлян в бани, колокола, звонившие к Сицилийской вечерне, когда восемь тысяч французов были убиты по приказу Джованни да Прочида, колокола, возвестившие резню Варфоломеевской ночи, сигнальные колокола, свадебные колокола, погребальные колокола и, конечно, церковные. В сочинении «De Tintinnabulis»…[55]