Память крови - Страница 8
— Что ж, за хорошие советы надо вознаграждать. Дарю тебе халат со своего плеча, князь Глеб. Но я бы очень не хотел, чтоб в стане моего врага был такой монгол, как ты. Распорядись, Сыбудай, чтоб все покинули нас, и охрана тоже, я хочу один на один задать этому руссу вопрос.
Когда они остались вдвоем, Бату-хан велел Глебу подсесть поближе, совсем рядом, и тогда, склонившись к его лицу и пристально всматриваясь в глаза, тихо спросил:
— Скажи мне, князь Глеб, правду… Сможешь?
— Я всегда готов верно служить тебе, Бату-хан, — растерянно ответил Глеб.
Бату-хан сморщился и махнул рукой.
— «Служить», «служить», — повторил он. — Мне не это, мне душа твоя нужна сейчас, князь Глеб. Говорят, ты убил своих братьев и братьев своего отца, чтобы ни с кем не делить власть?
— Да, — сразу ответил Глеб, не отводя взгляда от глаз Бату-хана. — Да…
Бату-хан поцокал языком и отодвинулся.
— У меня тоже есть братья и один брат моего отца, великого Джучи-хана, — задумчиво произнес он. — А власть может быть только одна… Если ее разделить — это не власть. Ты согласен со мной, князь Глеб?
Глеб не ответил. Трудно сказать, где были сейчас его мысли. Может быть, он вспомнил спор с Изяславом, родным братом, противящимся исадскому избиению. Или слышал страшный крик одноименника, князя Глеба Игоревича, проткнутого копьем, — раздирающий душу крик его оборвал удар половецкой сабли. А может быть, видел себя в последней битве с разгневанными бойней в Исадах рязанцами, изгнавшими князя-убийцу из родной земли… Кто знает, о чем думал Глеб, но когда Бату-хан снова спросил его: «А мог бы ты, князь Глеб, чтобы власть вернуть, вновь убить своих братьев?» — Глеб, не колеблясь, твердо ответил:
— Да, Повелитель.
Наступило молчание.
Наконец, Бату-хан хлопнул в ладоши, появился Сыбудай, отовсюду выросли фигуры телохранителей. Сыбудай всматривался в лицо молодого монгола, пытаясь угадать, что сказал ему этот русс, не вызвал ли он гнева Повелителя, гнева, который руссу будет стоить головы. Тогда он, Сыбудай, лишится толкового, знающего проводника в этом загадочном, неприветливом краю.
— Ты интересный человек, князь Глеб, — сказал Бату-хан. — Думаю, скоро тебе представится возможность расплатиться с рязанскими князьями за свои обиды. Может быть, я верну тебе власть над этим краем. Но право на власть нужно заработать. Сыбудай! Я делаю этого русского князя сотником! Он умеет проливать родную кровь. Пусть прольет и кровь своего народа! Право на власть приобретают одной ценой — за власть платят кровью. Пусть он идет, Сыбудай. Ты был прав, мой старый учитель, этот человек приносит нам пользу.
Последних слов Глеб уже не слышал. Он выходил из шатра и, отдалившись шагов на двадцать, увидел хана Барчака, которого вели под руки два рослых монгола. Хан и Глеб узнали друг друга, но, не ведая еще ничего о положении своем в монгольском стане, не подали и вида, что знакомы.
— Я знаю об услуге, оказанной тобой моему великому деду, — сказал Бату-хан Барчаку, — и принимаю твои дары с уверенностью, что принес их ты не только от страха, который испытывают все народы, заслышав топот монгольских коней. Мне хочется верить в твою искреннюю преданность делу, продолжить которое завещал мне дед. Если ты честью будешь служить мне, хан Барчак, то на хвосте моего белого коня ты и твое племя будут вынесены из вечной зависимости, в которой находитесь, теснимые руссами, к подлинной вольной жизни, ибо вольны лишь те, кто не привязан к земле, а попирает ее копытами своего коня.
— Благодарю тебя, великий и несравнимый Победитель! — вскричал, стоя на коленях, хан Барчак. — Но я принес тебе не только дары. Мне кажется, что старый хан Барчак может и впредь оказывать услуги потомку великого Чингиса, и первой пусть будет важная весть. Ее с великим поспешанием привез я в стан Повелителя сегодня. Важная, очень важная весть, о Бату-хан!
Сыбудай придвинулся к Барчаку, Бату-хан нахмурился и приказал:
— Говори, старик!
Посунувшись вперед, Барчак торопливо заговорил, пришепетывая от волнения и брызгая слюной. Он сообщил, что по пути к монгольскому стану встретился со своим верным человеком.
Человек этот давно служит ему. Хану Барчаку он обязан жизнью, на него можно положиться. Человек был устроен им, Барчаком, к хану Куштуму, этому ублюдку, отец которого издавна выступал за дружбу половцев и руссов и даже принял участие в битве при Калке на их стороне.
— Он осмелился поднять оружие против твоего ослепительного, как солнце, деда! — воскликнул Барчак.
Бату-хан нахмурился еще больше и нетерпеливо крикнул:
— Говори дальше!
Хан Куштум, рассказывал Барчак, продолжает идти по стопам отца и водит дружбу с Рязанским князем Юрием. Человек Барчака состоит в личной охране Куштума и недавно вместе с ханом побывал в Рязани. Подробности он пока, к сожалению, не знает, но доподлинно известно одно: хан Куштум договорился с Юрием Рязанским выступить против Повелителя Вселенной вместе. Князь Юрий созвал своих братьев в Рязани, все города княжества готовятся к обороне, собирается большое войско. Отправились гонцы просить подмоги в Чернигов и Владимир. Но какие вести пришли оттуда, неизвестно, так как хан Куштум покинул Рязань сразу после отъезда гонца, и человек Барчака ничего больше узнать не успел. Вот все, что мог узнать хан Барчак от своего верного слуги, и тогда он поспешил к Повелителю, чтобы как можно скорее рассказать об этом.
— Где сейчас твой слуга? — спросил Сыбудай.
— Он вернулся к Куштуму, — сказал Барчак. — Его стан был в трех днях пути к закату от того места, где я встретил верного человека. Но он мне сказал, что вернуться ему надо в другое место. Куштум собрал всех своих всадников вместе и постоянно меняет стоянки, будто ждет от кого-то сигнала.
— Понятно, — сказал Бату-хан. — Сговорились. Слышишь ты, хан Барчак, мы должны знать их намеренья!
Барчак наклонил голову и развел руками.
— Мой человек сделает все возможное, Повелитель, — сказал он, — и я счастлив сказать тебе, что это еще не все…
— Как? — завизжал в ярости Бату-хан, и Сыбудай с укоризною глянул на него: не пристало Повелителю так открыто выражать свои чувства. — Как! За моей спиной половцы, которых я считал верными союзниками и соплеменниками, лучшими среди тех, кто идет с моей ордой, за спиной у Повелителя Вселенной они сговариваются с руссами, и ты говоришь мне, что это не все? Что же тогда еще, хан Барчак?
— Прости меня, о Повелитель, — дрогнувшим голосом сказал Барчак. — Прости меня, что не мог сразу сказать тебе обо всем вразумительно и тем поверг тебя в неоправданный гнев. Больше нет причин беспокоиться, великий Бату-хан. Я хотел тебе сказать: мой человек получил приказ убить Куштума…
Несколько секунд Бату-хан смотрел на старого хана, затем откинулся назад и рассмеялся тонким, визгливым смехом. Глядя на него, стал подхихикивать и Барчак, и только у Сыбудая лицо было непроницаемым.
— Ну вот, — успокоившись, сказал Бату-хан, — вот ты и вторую услугу оказал, хан Барчак. Первую — деду, вторую — внуку.
— Разреши мне задать вопрос старому нашему другу, Повелитель, — сказал Сыбудай.
— Спрашивай, мой верный воин, спрашивай.
— Скажи, хан Барчак, означают ли твои слова, что Куштум уже мертв?
— Нет, о храбрый Сыбудай. Я приказал тому человеку быть готовым убить Куштума, как только ему передадут мой знак. Видишь ли, Повелитель…
Барчак замялся.
— Говори, говори, — подбодрил его Сыбудай.
— Я не знал, как лучше мне поступить. Может быть, у тебя иные намерения…
Бату-хан переводил взгляд с Барчака на Сыбудая. Лицо Сыбудая будто окаменело, его ученику предстояло испытание, и Сыбудай ждал, как он справится с ним.
— Ты верно поступил, хан Барчак, — сказал, наконец, Бату-хан. — Если бы Куштум умер сейчас, мы бы ничего не узнали о его сговоре с руссами, и у них осталось бы время найти другого Куштума или изменить намеренья. Нет, пусть живет хан Куштум, пока живет… Но мы должны знать все о его делах, о движении его войска. Этим ты и займешься, хан Барчак. Подробности обговорите с Сыбудаем. В должный миг этого шакала, сговорившегося с руссами, постигнет смерть. За это ты тоже в ответе, хан Барчак. Тому, кто служил моему деду, награда будет двойная. Но если упустишь Куштума…