Память - Страница 1

Золотистый свет пробежал по склону Кеттлбек-Фелл, коснулся дрожащих струй, поднимавшихся от долины Бранна и, крутясь, устремился к голубовато-серебристому небу, полному мерцающих облаков. Над холодной, белой, сердито рокочущей рекой густым слоем лежал сизый туман, и вода снова и снова вбирала его в себя.

Руки Вильена в бешеном темпе плясали над контрольными приборами. Как только река осталась позади, он снова поднял машину вверх, и теперь они летели над верхней кромкой леса.

– Теперь мы уже близко, названный брат, – сказал Вильен. – Тебе лучше приготовиться.

Торрек кивнул, встал со своего кресла и принялся пробираться вдоль узкого фюзеляжа. Он ощущал, как легкое, тканое, пропитанное маслом покрытие, туго натянутое на каркас, вздрагивает от его прикосновений, и слышал, как оно гудит в такт шуму огромных крыльев.

Достигнув маленькой стеклянной дверцы, он взглянул через узкое отверстие на дикую бесплодную землю со снежными полосками, раскиданными там и тут. Он проверил свое снаряжение: веревка, сложенная кольцами и прикрепленная к распорке, три ножа в ножнах у пояса, сетка, повязанная на голове так, чтобы длинные желтые волосы не мешали ему. Одет он был лишь в набедренную повязку, ибо для успеха задуманного его вес не должен быть слишком большим.

Он был высоким и гибким молодым человеком, резкие черты лица делали его совсем непохожим на людей красивого народа Думетдина. И имя, которое ему здесь дали, Торрек, означало не просто «чужой» – в нем таился намек на какую-то долю чудовищности, ибо он единственный из всех, кто жил под Кольцами, не мог хотя бы приблизительно назвать своих родителей. Тем не менее на лице его были вытатуированы эмблемы Клана и Вигвама.

– Там гнездо! – пот струился по лбу Вильена, особенно подчеркивая изображенный на нем голубой символ, знак Моря Медвежьего Жилья, в котором он обрел скрепленное клятвой братство с Торреком. Руки его чуть заметно шевельнулись, и глайдер задрожал.

Они поднялись еще выше, пока не заскользили вдоль уродливой черной горы, прозванной Шапкой Человека Скара. На открытом всем ветрам утесе росло гигантское дерево, ветви которого, густо переплетаясь, за несколько столетий образовали неприступную крепость. Вот уже много веков краки традиционно гнездились здесь.

Некоторые Старшие, жившие далеко в Диупе, считали убийство краки грязным делом, потому что она, ее матери и бабушки так давно жили там, время от времени делая набеги на лежащие внизу долины. Если крака больше не будет садиться на Шапку Человека Скара, беда постигнет фиорд Фенга, а в небе образуется пустота.

Люди же, чьи дома стояли гораздо ближе к этим неприступным высотам и чьи маленькие дети находились в постоянной опасности, думали иначе.

Темное бесстрастное лицо Вильена внезапно осветилось подобием улыбки:

– Она приходит сюда, брат!

– Хорошо, – пробормотал Торрек.

– Да поможет тебе Она-дьявол и госпожа Луны…

– Теперь держи машину крепче, – поспешно прервал Торрек.

Тот, кто его не знал, мог бы обидеться на подобную резкость даже в те мгновения, когда смерть могла вот-вот настичь их, но в Диупе это было в порядке вещей. Разве можно ожидать легкости в обращении, веселья, даже вежливости от того, чья жизнь была так чудовищно исковеркана? Его мозг, думали там, должен все еще быть испещрен шрамами освобожденной пять лет назад памяти.

Поэтому Вильен только кивнул. Но когда Торрек оставил глайдер, и Вильен повел его назад, к рыбному городу – ибо он не мог парить в этом месте, доме угрожающих ветров, – он запел Долгую Прощальную Песню для тех, кто отправился на битву и может не вернуться домой.

Торрек закрепил веревку и заскользил по ней. Один из ножей он зажал в зубах.

Несколько долгих призрачных минут он раскачивался, подобно языку колокола, более чем в миле над фиордом. В его ушах оглушительно ревел ветер, пронзающий синие сумерки. Эти бешеные порывы заставили Торрека устремиться вниз.

Призывный клич краки, казалось, пронзил его. Рассекая воздух, она поднялась с гнезда, ослепленная желанием убивать, ибо в это время года в гнезде были малыши, а эта штука с негнущимися крыльями осмелилась летать над ними! Она едва не кинулась на глайдер – ее мать разбила один такой человеческую жизнь тому назад, но потом, как и рассчитывал Торрек, крака увидела его, качающегося, как на крючке, и, развернувшись, полетела прямо к нему.

У человека предельно напряглись мускулы, а каждый нерв звенел, как натянутая струна. Он вдруг обрел способность слышать движение мельчайших частиц воздуха, глаза сделались нечеловечески зоркими, время замедлилось до такой степени, что летящая крака показалась ему распростертой в воздухе, и он мог сосчитать полоски на ее бурой коже после каждого взмаха гигантских крыльев. Но ему не было страшно. Пяти открытых ему лет той жизни, что охватила память, оказалось недостаточно, чтобы он обрел привычку, называемую страхом.

Потом крака напала.

Она была немного меньше его, если не принимать в расчет тридцатифутовый размах кожистых крыльев и длинный хвост. Но четыре ее ноги оканчивались выступами, которые, как известно, могут расплющить человека одним ударом, а под клювом росли саблевидные зубы. И если человек висит в воздухе, держась одной рукой за веревку, ему непросто победить искушение спрыгнуть и попытаться убежать.

В последнее мгновение Торрек подтянулся и собрался в клубок. Когда крылья загрохотали прямо перед ним, он начал действовать. Обхватив ногами худой живот краки, а левой рукой – шею, правой рукой он всадил кинжал ей в горло.

Она закричала.

Несколько секунд крака билась, трепыхалась и извивалась в воздухе, пытаясь вырваться. Нож выпал из руки Торрека и, сверкая, полетел вниз. Торрек вцепился в краку обеими руками и собрал все оставшиеся у него силы, чтобы удержаться.

Вскоре его вес стал слишком большим для нее, и ветер понес их на безжизненный склон. Ее крылья, молотящие по воздуху, несколько замедлили это падение, превратив его в долгое скольжение… Тем временем Торрек выхватил другой нож и безостановочно полосовал им ее тело.

Он не испытывал ни малейшей жалости к этому великолепному животному: слишком много маленьких человеческих костей было разбросано на Шапке Человека Скара. В какой-то миг он успел подумать, что она храбра.

И еще было мгновение, когда с невероятной высоты можно было посмотреть на затянутые дымкой леса и зеленые глубины Бранн-Дейл, через Смоки-Фоллз, на узкие поля, возделанные человеком между скалами и фиордом до города Диупы.

Более того, его взору открылось пространство от фиорда Фенга до Холстока и дельты Великой Реки, низкой плодородной равнины, готовой к жатве. Он мог видеть узкую оконечность залива и его ответвления, лежащие к северу между каменными уступами. Там, где Руст пенился наступающим приливом, лежали острова, называемые Веселыми Людьми. Торрек мог даже разглядеть мрачные стены Несса, форта на Большой Улии, который следил за тем, не высаживаются ли снова на Думетдин пираты в дьявольских шлемах, прибывшие из Илленеса.

Крака слабела, кровь ее сверкала в голубом сумрачном воздухе, крылья били беспорядочно, и падение убыстрялось. Стиснув зубы, Торрек подумал, что она отомстит ему, придавив своим телом и размазав его по уступам Скары.

По ее телу пробежала судорога, и крака заставила себя устремиться к востоку, а струи воздуха, поднимавшиеся с теплой вспаханной почвы, подхватили ее и понесли, так что в конце концов она упала в фиорд.

Торрек соскользнул с нее раньше, чем она ударилась. Он резко погрузился в зеленые глубины, дыхание его замерло, в ушах зазвенело, а коралловые пики проложили глубокие царапины на спине. Когда он наконец с трудом выбрался на поверхность, легкие его, казалось, готовы были разорваться. Прошло немало времени, прежде чем он смог нормально дышать.