Пайола - Страница 3

Вот так обстояло дело. Я наверняка зря тратил бензин, надеясь получить эти сомнительные две тысячи долларов. Но как бы там ни было, я обещал французской куколке переговорить с Томми-Тигром.

Я остановил машину перед полицейским управлением и поднялся на лифте в кабинет капитана Хэнсона. Тот приветствовал меня на свой лад и грубовато поинтересовался, как идут дела у знаменитого охотника за женскими юбками.

Я ответил ему, что, после того как по телевизионной рекламе приобрел новое средство для смазывания волос, мне уже нет необходимости бегать за женщинами. Теперь они сами бегают за мной.

Да, он был в чудесном настроении и сразу же спросил меня с ухмылкой:

– Так что я могу сделать для тебя, Джонни?

Я сказал, что хотел бы получить разрешение на свидание с Томми-Тигром.

Ухмылка сразу исчезла с его лица. Хэнсон недружелюбно посмотрел на меня.

– Зачем? – спросил он сухо.

Я объяснил ему, что одна клиентка поручила мне выяснить, не ошибся ли суд штата Калифорния в своем приговоре. И что та же клиентка просила меня вытащить Мулдена из камеры смертников, где он сейчас сидит.

Хэнсона даже не рассмешили мои слова.

– Тебе это не удастся, – жестко отрезал он. – Это не удастся сделать и двум саперным ротам. Ты лучше выкладывай, кто это мутит воду?

Я мог выбрать одно из двух: либо послать его к черту, либо сказать ему правду. И второе, видимо, было наиболее разумным. Если частный детектив не поддерживает хороших отношений с полицейскими, то ему лучше всего повесить свою куртку на крючок и подать прошение о выдаче пособия по безработице. Поэтому я решил рассказать ему правду.

– Что касается самого дела, то тут я полностью разделяю твое мнение. Но сегодня утром ко мне в контору примчалась Ивонна Сен-Жан и предложила мне пять тысяч. Две из них – как аванс. И теперь я просто должен поговорить с парнем. Она уверена, что он не убивал этой женщины.

– Откуда она об этом знает? – хитро поинтересовался Хэнсон.

Я честно ответил:

– Она говорит, что он сам ей об этом сказал.

К Хэнсону вернулось его хорошее настроение.

– О, я больше не могу! И как это тебе удается, Джонни! Значит, на этот раз у тебя будет Ивонна Сен-Жан?

– Точно!

Он ухмыльнулся.

– Что ж, в таком случае, ты непременно должен поговорить с Мулденом. Полицейское управление Лос-Анджелеса вовсе не собирается лишать своих друзей радостей жизни. Кстати, ты можешь мне сказать...

– Что сказать?

– Каким кремом ты теперь пользуешься для волос?

Он снова был мил и дружелюбен. Но я-то знал Хэнсона. И знал, что скрывается за его щедростью. Вся полиция так точила зуб на Тода Хаммера, что перестала даже спать по ночам. Хэнсон наверняка рассчитывал на то, что Мулден в попытке спасти свою загубленную жизнь выдаст мне такую информацию, которую полиция сможет использовать против Тода Хаммера.

Тюремные камеры всегда подавляюще действуют на мою нервную систему. Желая сделать любезность Хэнсону, главный надзиратель дал мне свидание с Мулденом в маленькой комнатке без окна, в которой обычно заключенный встречается со своим адвокатом.

Мне приходилось уже видеть Мулдена в различных питейных заведениях. Я даже как-то выбрался в "Голден Четон", чтобы поразить даму из общества Беверли-Хиллз, которой обязательно хотелось знать, в каких условиях живет "падшая" часть человечества, и что, собственно, следует понимать под экзистенциализмом. Мулден был одного роста со мной, но, видимо, весил на все 220 фунтов больше.

Настоящий тигр с самодовольной усмешкой хищного зверя, скрывающейся за густой рыжей бородой. Человек, который умел хорошо говорить и немного разбирался в музыке. В то время Томми-Тигр не произвел на меня никакого впечатления, но зато куколку из Беверли-Хиллз, с которой я тогда был, он привел в дикий восторг.

Если бы он сейчас просто попался мне на улице, то я вряд ли его узнал. Администрация тюрьмы вынудила его сбрить бороду. А за те месяцы, которые он ожидал процесса, он сбросил фунтов пятьдесят. И теперь казалось, что у него слишком много кожи для его костей. Тюремная одежда висела на нем как на вешалке и развевалась при каждом его шаге, когда он шел по коридору. Точнее, не шел, а ковылял.

– Вы кто? – спросил он меня.

Я представился и объяснил ему, что Ивонна Сен-Жан поручила мне поговорить с ним – прежде чем его переведут в Сен-Квентин.

– О чем поговорить? – безразличным тоном спросил он.

Я ответил, что Ивонна все еще уверена, что он невиновен, и наняла меня, чтобы я доказал это.

На какое-то мгновение на его лице скользнуло нечто вроде улыбки.

– Ивонна – добрая девушка, – сказал он мне доверительным тоном. – Я должен был обращаться с ней помягче, а не так, как я делал. Странно, но когда человек попадает в чертовски трудное положение, как, например, я сейчас, то в голову лезут одни ошибки.

Я не мешал ему говорить, только положил пачку сигарет на столик, который разделял нас. Он сунул в рот сигарету и спросил меня:

– Вы знаете, что такое экзистенциализм, мистер Алоха?

Я процитировал словарь Уэбстера:

– Литературная философия нигилизма и пессимизма. Стала популярной во Франции после второй мировой войны. Главным образом благодаря Жану Полю Сартру.

– Правильно, – кивнул он и дополнил мое определение: – При этом предполагается, что каждый человек, как индивидуум, существует в бесцельной вселенной и должен проявлять себя во враждебном ему мире посредством выражения своей свободной воли. Другими словами, он может делать все, что ему заблагорассудится, быть последней скотиной, не считаясь с окружающими, с законами... Вот так и я прожил свою жизнь, мистер Алоха. И все же, несмотря на решение суда, я говорю вам: я не убивал Мэй Арчер. – Внезапно он улыбнулся. – Странно даже... что вас послала ко мне Ивонна...

Я спросил его, что же в этом странного.

Он сказал:

– Если судить по вашему имени, то вы родом с Гавайских островов?

– Вы угадали. Моей матерью была девочка с внешних островов, а отцом – солдат из бараков Шефилда. Но это слишком долгая история, и я бы не хотел ее касаться. Мне не за это заплатили, я, наоборот, хочу выслушать вашу историю.

Но казалось, он даже не слышал меня. Он смаковал на языке слово, как смакуют хорошее вино, перекатывая его во рту туда-сюда:

– Гавайи! Именно туда мы собирались поехать и забыть об этом гнусном свинстве! Гавайи! Только она и я, и бесконечные моря белого песка, и тысячи пальм, лениво помахивающих своими опахалами в лунном свете. Да, Гавайи! Они вправду так прекрасны, как о них говорят?

– Да, там действительно прекрасно, – подтвердил я.

Он взял из пачки на столе новую сигарету и прикурил ее от остатка старой.

– Да, вот мы и хотели поехать туда. На Гавайи! И не в будущем году... И не в следующем месяце. И не через неделю. А просто на следующее утро. А потом я вышел, чтобы принести спиртное. А когда я вернулся, она уже лежала без признаков жизни...

Я уточнил, о ком он говорит: о Мэй Арчер или же об Ивонне?

Он удивленно взглянул на меня.

– Конечно, о Мэй! О ком же другом?

– Но вы утверждаете, будто не знаете, что она работает репортером?

Он криво усмехнулся.

– Вы это нашли в протоколах? Я даже не знал, что она замужем и что у нее есть дети. Но даже если бы я об этом узнал, это все равно не имело бы никакого значения. Мы во всем понимали друг друга. И я знал только одно: что я никогда не встречал такой женщины. Никогда в жизни! На другой день, утром, я хотел сказать в "Голден Четон" и Тоду Хаммеру, что они могут взять на мое место другого. А что касается меня, то я уезжаю на Гавайи.

Я спросил его, не надеется ли он всерьез, что я во все это поверю?

Он на мгновение задумался, а потом ответил:

– Нет, не надеюсь. Мои адвокаты тоже в это не поверили. Прокурор – тем более. Судья – тоже. И присяжные – тоже. Так почему же вы должны отнестись к моим словам иначе? Почему вы должны мне поверить?