Пах антилопы - Страница 8
Одна композиция, правда, позволяла перевести дыхание. Половой акт. Мастерски, со звериным целомудрием схвачено движение, которое на языке автомехаников называется рабочим ходом поршня. Любовники изваяны анатомически точно, только из не совсем обычного материала: это сваренные между собой разнокалиберные шестеренки и зубчатые колеса. Название работе автор дал зловещее - "Репродукторы", но сама по себе она была не по-напельбаумовски жизнеутверждающей.
Разглядывая картинки, я из чисто подростковой вредности строил отвратительные рожи, вздыхал, качал головой и саркастически ухмылялся. При этом сохранял невиннейшее выражение лица, как будто знать не знал, что автор сидит напротив. Бородач вскорости засопел, стал покрываться малиновыми пятнами. Наконец за минуту до апоплексического удара не вытерпел:
- Что, не ваше это искусство?
Я поднял на него глаза до того честные, что лучшего доказательства злого умысла не требовалось.
- Очень уж мрачно.
- Мрачно? - Напельбаумовский взгляд, пройдя через толщу народного горя, приобрел испепеляющую силу лазера. - А где веселость-то взять, она вся на Канарах.
И тут я чего-то озлился:
- Находят люди! А у этого Напельбаума за душой нет ничего, вот он и интересничает.
Художник заморгал часто-часто, сделал несколько глотательных движений, будто проталкивал по пищеводу крутое яйцо, и стал подниматься с дивана. Почувствовал я в этот момент то же, что посетитель зоопарка, вдруг обнаруживший, что горилла, которой он строил рожи, каким-то образом освободилась из клетки. На секретаршу надежды никакой - пока она оторвется от экрана, бородач меня задерет, - бежать как-то стыдно. Безвыходность была полная, и она зажгла в моем теле пламя заячьей отваги. Я сполз со стола, набычился, выкатил желваки и подобрал пальцы в ботинках.
Однако бородач, приведя свою двухметровую тушу в вертикальное положение, обнаружил, что неверно оценил соотношение наших с ним весовых категорий и самая маленькая порция насилия, которой он располагает, наверняка для меня смертельна. Гнев на его лице замутила растерянность как-то надо было наказать щелкопера, но он не знал как. Итут из кабинета вышла Эльвира.
- Николай, вы что хотели? - обратилась она к Напельбауму сухо, предварительно для контраста одарив меня ласковой улыбкой.
- Да вот дожидаюсь, пока хозяйка твоя освободится.
У бородача к Эльвире, видно, был тот же счет, что у старшего Дубровского к троекуровскому псарю.
- Сегодня точно не освободится, у нее все по минутам расписано.
- Ничего, я подожду.
- Дело ваше. - Эльвира пожала плечами. - Небось опять за деньгами?
- Конечно, за деньгами. Но не за теми, какие тебе мерещатся. Материал надо закупать.
Эльвира картинно вздохнула:
- Вы ж на гостиную все закупили.
- Так не у ног тремся, работаем. Готова уже гостиная.
- Ну и притормозите пока. Весь дом вам отделать все равно не по силам.
До Напельбаума вдруг дошло, что Эльвира не из одного удовольствия с ним пикируется, а только что получила от Зульфии полномочия.
- Та-а-ак. - Запаса воздуха в его сорокаведерной грудной клетке хватило не на три куцых "а", как здесь изображено, а на пару десятков. Так, - после водолазного вдоха повторил он и ринулся в кабинет половчанки.
Эльвира проводила его прощальной улыбкой:
- Надоел до смерти. Устроили ему на свою голову выставку, теперь не знаем, как развязаться. Еще и дачу взялся Зульфии отделывать. Я в ногах валялась. Но она ж упрямая, - Эльвира скосила глаз на секретаршу. "Художник нужен обязательно, а то у всех одно и то же". Вот и кушает теперь- у всех одно и то же, а у нее вообще ничего. За два года, паразит, одну комнату сделал. И слова ему не скажи. Все по дружбе делается, без денег. Только картинки свои ей втюхивает - тысячи по три долларов за штуку.
Подкоп под благосостояние мсье Напельбаума был почти готов, а под мое, наоборот, подводили фундамент. Такое сочетание особенно веселило душу.
- Ну давайте ваше творчество, а то она меня опять сдернет.
Эльвира уселась на диван и взяла мясистыми пальчиками тонкие, бестелесные листы.
Автор, не отдавая себе в том отчета, предполагает, что читатель, хоть и ускоренным маршем, но весь путь писателя должен пройти, и потому для меня было неожиданностью, что Эльвира через пару минут уже подняла глаза:
- Ну что ж, поздравляю.
Я зарделся и по-бабьи махнул рукой.
- Нет, серьезно. Мне понравилось. У нас, конечно, Зульфия главный искусствовед, но думаю, все будет в порядке.
Неожиданно секретарша оторвала лихорадочный взгляд от экрана, выпрямила спину, длинные ее ноготочки застучали по клавишам, как град по стеклам оранжереи. И сразу же дверь кабинета распахнулась, из него вышел опальный художник, за ним Зульфия. Оба улыбались, причем Напельбаум торжествующе.
- Людочка, заполни трудовое соглашение на Николая Густавовича. Спервого числа... - Зульфия задумалась. - Давай пока на шесть месяцев.
Бородач милостиво кивнул.
- В графе "вид работ" напиши "Экстрасенсорная биоэнергетическая зарядка черного байхового чая с целью повышения его тонизирующих свойств". Сумма... - Увидев мое заинтересованное лицо, Зульфия не стала продолжать. Ладно, это потом. А то мы Колю совсем заездили. - Фраза была обращена уже к Эльвире. - Преступление, что он все своими руками делает. Да еще и без денег. Кончили с этим, берем подрядчика, Николай Густавович будет его консультировать, ну и присмотрит заодно, чтобы не портачил.
Неожиданно дарованное Напельбауму помилование Эльвиру огорчило.
- Да, это, наверное, самое разумное, - промямлила она неискренне.
- Вы так считаете?
Бородач просто сочился сарказмом. Он бы еще что-нибудь едкое сказал своей недоброжелательнице, но, увидев, что хозяйка собралась прощаться, срочно вернулся к делам:
- Зуля, я тут пару работ новых принес. Пусть у тебя в кабинете пока повисят, ладно? Просто чтоб глаз от них поотвык, а то уже не различаю, что хорошо, что нет.
Зульфия посуровела:
- А те, что ли, заберешь?
Напельбаум, несмотря на свои левиафановские обводы, был отнюдь не прост и, когда надо, вполне способен был собою управлять, но лицо Эльвиры засияло слишком уж откровенным торжеством.
- Я могу все забрать, если они тебе мешают.
Зульфия пожала плечами:
- Коль, ты своим картинам хозяин.
Она направилась в кабинет, но в дверях обернулась и с неожиданной злобой обратилась к Эльвире:
- Если я не ошибаюсь, у нас теперь Кружевницкий за сценарии отвечает, а не Хмелевская?
- Но вы же сами...
- Соедините с ним товарища, - Зульфия кивнула в мою сторону, - и займитесь чем-нибудь полезным...
Жена сразу вспомнила, кто такой Кружевницкий.
- Статейки пишет. У него набор фантиков, называется "Правильные понятия". Но складывает неплохо. Ты наверняка читал, он раньше в "Литературке" чуть не каждую неделю печатался.
Читал, наверное, но из моей дырявой бошки и более крупные самоцветы вываливаются.
В одиннадцать утра, как велено было Эльвирой, набрал номер. Женский голос с филологическими обертонами попросил перезвонить через час.
- Дрыхнет еще, - заметила жена.
Ее лексика после моего превращения в сценаристы с каждым днем делалась все простонароднее. Час этот, еле ворочая крыльями, все-таки пролетел.
- Да-да, Александр Дормидонтович, прочел. Из всех, что мне Эльвира давала, ваш единственный добротный материал.
Как же я безобразно захмелел от этих слов. Захотелось влезть в окно и снова пройти мимо Белоснежки, чтобы получить еще один поцелуй.
- Спасибо большое. Это мой первый опыт. Я ведь по образованию инженер, всего два года, как поменял работу.
Но никакого умиления, что вот на его глазах уже немолодой человек делает первые младенческие шаги, Кружевницкий не выказал.