Пах антилопы - Страница 10
Дальше прихожей Кожамкулов проследовать не пожелал.
- Напрасно вы беспокоитесь, Александр Дормидонтович, я не в гости пришел. - Он помолчал, соображая, достаточно ли твердо себя поставил, и довесил: - В гости без приглашения, извините, не ходим.
Аж потрескивал человек - столько наработал внутри себя нервного заряда, а ведь вчера вроде бы размякшим мой дом покидал.
- Не совсем вы правы. Бывает, что и приходится, - наставительно заметил сосед, хотя в этой мизансцене для него реплики заготовлено не было. - Я вот Александру Дормидонтовичу сегодня как снег на голову свалился.
Он поставил в этом месте точку, но некий пакостник, а они водятся почти в каждой голове, сам за него продолжил:
- Хуже, знаете, татарина.
Повисла пауза, той же природы, что между выдергиванием чеки и взрывом.
Впрочем, столбняк поразил только меня одного. Суровое лицо Кожамкулова особых изменений не претерпело, разве скользнул по нему отблеск горькой радости, что вот получено еще одно доказательство несовершенства человеческой природы. Сосед, тот вообще не столько смутился, сколько задумался: через какую это дырку текст без его ведома выскочил наружу?
- Если вы в смысле нации обиделись, - с некоторой претензией обратился он к казаху, - она тут ни при чем, это просто поговорка такая. - Помолчал и, не получив от собеседника реакции, даже вазомоторной, продолжил без всякой связи: - Смотрю, вода течет с потолка, ну и скорей наверх.
Кожамкулов ничего не понял и несколько по-птичьи вопросительно повел головой. При желании это движение можно было отнести к разряду поощряющих, чем сосед не замедлил воспользоваться:
- Не узнаете? Я к вам прошлой осенью с Пухлием Андрей Андреичем в гараж приезжал.
Однако попытку проникнуть на свою территорию через задние, открывающиеся в прошлое, ворота казах пресек, - демонстративно не сделав вспоминательного усилия, он отрицательно покачал головой.
Человек, когда его не узнают, переживает в легкой форме уход из жизни.
- Ну как же, кулачок выпускного клапана, - растерянно пролепетал сосед. - Вы сначала на кольцо грешили, а оказался кулачок.
- Поглядели бы ножик, - обратился ко мне Кожамкулов сухо, даже не потрудившись нарастить соединительную ткань между последним словом собеседника и первым своим.
Поиски всего, что блестит, надо начинать с детской. Нож в компании с другими пришедшими в забвение предметами валялся на подоконнике, весь почему-то вымазанный в пластилине. Кое-как оттер, чертыхаясь, и понес хозяину.
В прихожей меж тем электричества в атмосфере поубавилось.
- Проволоку стальную пожестче, пассатижи, - тоном полевого хирурга перечислял казах. - С длинными губками, есть такие? - Последовал утвердительный кивок. - Несите, только обещать ничего не обещаю.
С проворством юнги сосед бросился вон из помещения. Кожамкулов проводил его отеческим взглядом.
- Сейчас таких напридумывали, иной раз неделю провозишься, пока откроешь. Это у меня хобби - замки.
Процедура передачи ножа напоминала военную приемку. Получатель последовательно открывал и методично исследовал каждое лезвие. Ушло на это не меньше минуты. Наученный горьким своим отцовским опытом, я, признаться, с замиранием сердца следил за ходом ревизии.
- Сталь прекрасная, - произнес наконец Талгат Ниматович, грустно покачав головой, точно секрет производства этой стали давно утерян. Ножик скользнул в замшевый чехольчик. - Когда его нет в кармане, мне как-то беспокойно.
Общих тем у нас с гостем теперь не осталось. В искусстве же молчания я проигрываю почти всем и не люблю этой нордической формы общения.
- Еще раз хочу поблагодарить вас, Талгат Ниматович, за перевод, вы меня очень выручили.
Фраза-то никакого груза на себе не несла - чистым служила наполнителем, но Кожамкулов заставил ее работать.
- Спасибо на добром слове. - Он произнес это так, словно прощал собеседнику какую-то вину. - Я, кстати, тоже хотел обратиться к вам с просьбой.
- Конечно, конечно! - Другой формы ответа быстро найти мне не удалось, а эта давала казаху право самому решать, что он получил, - разрешение обратиться с просьбой или обещание ее выполнить.
- Ваша хозяйка, то есть - извините, неправильно я выразился работодательница, она всем торгует, не одними эпиляторами. Начинала-то вообще с сурков. Скупала у ребятишек шкурки - народ там в степи нищий, за копейки отдавали - и шапки шила.
Осуждение сквозило в тоне казаха, и я зачем-то бросился спасать его антирыночную душу:
- Ну так радоваться надо - одни шапки получили, другие хоть какой-то заработок.
Кожамкулов пожатием плеч дал понять, что не намерен оспаривать этот ложный тезис.
- Теперь за автомобили принялась. Сценариста наняли, Хмелевская привела, кому ж еще! У них это строго. - Казах вдруг запнулся и уставил на меня взгляд, на который потовые железы первобытного человека рефлекторно отвечали запахом "свой" или, наоборот, "чужой", - один другого за собой тащит. Везде так. - Кожамкулов безнадежно махнул рукой. - Везде. И ведь хватает совести браться за дело, ничего в нем не понимая!
Какую он имел в виду совесть - коллективную или индивидуальную, одному богу известно. Хотелось думать, что индивидуальную, принадлежащую новому Эльвириному сценаристу.
- Им бы следовало заказать этот сценарий вам. Больше вас в автомобилях вряд ли кто смыслит.
Такая передозировка могла и не сойти мне с рук, но надо же было внести мир в душу гостя, тем более что в ней обнаружилась горячая нелюбовь к какой-то нации, правда, вроде бы не к моей.
- Уж и вряд ли! - В голосе Кожамкулова появились ворчливые нотки предвестники хорошей погоды.
Я осмелел и еще добавил сахарку:
- Мне трудно судить, но Ваганетов говорит, что другого такого специалиста в стране нет.
- Да что Ваганетов в этом понимает? Болтает не думая. Так-то он парень неплохой... - Казах сделал паузу, чтобы выслушать возражения, но я не стал ее заполнять. - Совсем неплохой. По натуре.
Для прихожей наша беседа сделалась уж слишком содержательной.
- Что мы здесь стоим, пойдемте в комнату.
- Благодарю. - Прежней занозистости в казахе не было и в помине. - В другой раз. Я, собственно, хотел просить... - Он замялся. - Нет, сперва лучше вот этот прочтите шедевр. - Кожамкулов как-то суетливо, что очень ему не шло, полез за пазуху, вытащил мятые бумажки и протянул мне с такой ядовитой ухмылкой, словно то была карта гинекологического обследования Богородицы. - Ихнего сценариста творчество.
То ли по слабости характера, то ли из опасения, что казах и меня запишет, причем с полным на то основанием, в ихние, я покорно принялся за чтение.
Ей-Богу, ничего такого ужасного в сценарии не было. А идея мне и вовсе понравилась. Циклопических размеров акушер в полном облачении - халат, шапочка, резиновые перчатки - вроде как принимает роды у автомобильного завода: всовывает затянутую в резиновую перчатку ручищу в ворота огромного цеха, вынимает новехонький автомобиль и отвешивает ему звонкий шлепок по заднему капоту. Тот отвечает пронзительным гудком, миганием фар, от чего лицо доктора расплывается в радостной улыбке: "Здоровый младенец". Поворачивая новорожденно го то тем, то этим боком, он диктует медсестре: "Объем двигателя два литра, электронный впрыск, турбонаддув, полный привод... - Наконец акушер заглядывает автомобилю под днище. - Мальчик!"
- Ну как вам этот балаган?
Кожамкулов смотрел строго и испытующе, словно принимал меня в партию троцкистского толка. Я развел руками, да так искусно, что казах остался совершенно доволен, но, будь на его месте автор сценария, он бы тоже не обиделся.
- Мальчик! Это как, интересно, можно определить? По форме выпускного коллектора?
У меня вырвался смешок.
- Смешно, понимаю. И мне было бы смешно, если бы я всю жизнь на это не положил.
Вины за собой я никакой не чувствовал и в порядке самозащиты посуровел лицом. На Кожамкулова это почему-то подействовало. Он растерянно улыбнулся и с детским испугом - вдруг она не вернется, родительс кая любовь, заглянул мне в глаза.